императорской спальни гвардейца. Авл Домиций отскочил в сторону. Меч мгновенно
вылетел из ножен. Из черной дыры никто не показывался. Но там кто-то был. Авл
это чувствовал.
поговорить. У меня для тебя послание, Авл.
приходится пользоваться специальными каналами.
немаленькая.
тебя за послание? От кого?
поедешь следом послезавтра. С императором. Один.
заседании Большого Совета. Вы прибудете прямо на заседание Большого Совета в
храм Мира к четырем часам дня.
хватится. Машину никто не посмеет остановить. Окажешься в Галлии до рассвета. К
назначенному сроку будешь в Лютеции. Справишься?
стать диктаторшей? Почему бы и нет? Именно, почему бы и нет? И кем будет он,
Авл? Сердце его отчаянно застучало. Красавец-гвардеец рядом с одинокой красивой
женщиной.
ему в глаза, и губы ее шептали: "Не здесь". А глаза, глаза обещали...
мастодонта. Подле нее под мраморной плитой похоронен неизвестный солдат,
погибший во время Третьей Северной войны. Широкая улица, названная с присущим
галлам юмором Элизийскими полями, упиралась в арку Руфина.
все равно продолжал разговаривать и спорить с ним, как с живым. Руфин лично
ему, Элию, не хотел никогда зла. Но божественный Руфин** почему-то считал Элия
врагом Рима, противником, которого надо всеми силами победить и не допустить до
власти. И наверное, никто в мире не сделал столько зла, сколько сделал Руфин.
Даже Трион. Потому что Трион - лишь следствие. А причина всему - Руфин. Но что
толку обвинять мертвых.
закономерно обожествление каждого умершего императора. Не в том смысле, что он
действительно становился богом, а в том, что его память надо было чтить и
воздавать умершему божественные почести.
Ноги ныли. Он выпил кофе в маленькой таверне и вновь отправился бродить.
Усидеть на месте он не мог. Завтра утром к началу заседания Большого Совета в
Лютецию должен приехать Постум. Тайно.
улице Кота, который ловит рыбу.
десять сестерциев за час позирования.
темна, а мастерская огромна и затоплена светом. В потоках этого золотистого
света плавали белые льдины необработанного мрамора. Холсты стояли прислоненные
к стенам, являя посетителю серебристую изнанку холста. Две девицы сидели в
обнимку на низком ложе, покрытом истертым шерстяным одеялом, и курили. То ли
табак, то ли травку - от пряного сиреневого дыма слегка кружилась голова. Обе
девушки были золотоволосы и белокожи. Такими бывают лишь юные девушки в Галлии.
Мать Элия была уроженкой Лютеции. От нее и он унаследовал необычную для
римлянина бледность и серые глаза.
вино. - Лицо настоящего патриция. Подлинная находка.
голову к свету.
характерный старик!
он почитал себя молодым. Почти мальчишкой. Ему же только тридцать пять. Неужто
старик?
цветные мелки. Но работа ей быстро наскучила. Она вновь повалилась на ложе и
закурила.
что рисовала.
умереть от старости, но не от пули.
быстро, с азартом, голова уже появилась на холсте - особенно удались глаза и
лоб с начесанными до самых бровей седыми волосами. Неожиданно художник отбросил
кисти.
невозможное... Да и не старик он вовсе. Волосы седые. А лицо...
Элия. Потом полез на полку, снял огромный красочный кодекс, перелистнул
страницы.
посмотрела на Элия. Тот не двигался, он прекрасно понял, что они рассматривают.
Но не стал ни опровергать, ни подтверждать их догадку. Ему вдруг захотелось
быть никем - безымянным бродягой с интересным лицом, которого художник может
остановить на улице и пригласить к себе в мастерскую позировать за пару
сестерциев. Однако вопроса не последовало. Художник захлопнул кодекс, поставил
его на полку, затем вернулся к холсту и принялся работать. Элий сидел не
шелохнувшись, как и положено сидеть старику, уставшему после долгого пути.
Только это не конец, а середина дороги, и впереди еще столько рытвин и ухабов,
столько бед, что невольно замирает сердце.
мастерских, болтать с художниками. Надеть на изуродованную шею золотой
торквес... Курить травку. О нем в многочисленных маленьких кафе Лютеции будут
ходить легенды.
на римских перекрестках. Теперь на выставках в Лютеции то на одной картине, то
на другой мелькнет клошар с лицом римского патриция.
отправиться ли нам в таверну, папаша, да не пропустить ли по стаканчику винца?
на нем произойдет нечто экстраординарное".
спал, завернувшись в пурпурное одеяло. На границе пурпурную "триеру" никто не
посмеет остановить. Они помчатся дальше и... Против воли сердце Авла начинало
биться чересчур сильно. Летиция. Она ждет его. Именно его, Авла. Он помнил ее
странное: "Не здесь". Да, да, не в Риме, не в Италии. Но в Лютеции. В этом
городе любви все обещанное исполнится.
огней за стеклами.