Чтение 51–й страницы книги ~Дезертир~

вырвались на волю и обрушились на утонувший во тьме город. Окна старых
двуэтажных домов были плотно закрыты ставнями, на заснеженной улице исчезли
последние прохожие, и мне показалось, что город вымер. Великий город, столица
великой страны, - холодный, темный, засыпаемый снегом, продуваемый ледяным
ветром. Париж, город Смерти, которая имеет здесь тысячи лиц, тысячи дорог...

Я чуть не прошел мимо. Церковь, точнее небольшая, хотя и высокая церквушка
с изящным шпилем, оказалась зажатой между двумя домами. Она даже отступила в
глубину на несколько шагов, словно надеясь спрятаться от неблагодарных людей,
забывших Творца. Но я знал - бесполезно. Граждане санкюлоты, переименовавшие
древний Монмартр, добрались и сюда. Интересно, что здесь? Склад? Очередной Театр
Юных Патриотов? Или просто - мерзость запустения?

Уже с улицы я заметил над входом, где когда-то висела икона, знакомую белую
вывеску с огромными черными буквами. Такого я уже насмотрелся. "Французская
Республика, Единая и Неделимая. Свобода, Равенство, Братство - или Смерть".
Небогатый выбор предоставляет Республика своим гражданам! Куда больше меня
интересовала надпись, скромно приютившаяся сбоку. Буквы были поменьше, зато
содержание - не в пример любопытнее. Я взбежал по заснеженным ступенькам и
всмотрелся.

"Французская Республика. Академия наук. Лаборатория электричества".

Вначале я не поверил своим глазам. Лейденские банки, стержни, бьющие белыми
искрами, - здесь? И что тут делать Пьеру Леметру?

Мелькнула и пропала мысль о странной шутке гражданина Жиля Беко. Нет,
старик не шутил. Церковь на месте, граждане санкюлоты ее действительно закрыли,
и оставалось узнать, что из этого всего следует.

Высокая черная дверь была полуоткрыта, поэтому я не стал стучать и
осторожно потянул на себя тяжелую створку. В глаза ударил свет - невиданный,
яркий, и сразу же остро запахло озоном. Я невольно зажмурился, а когда наконец
решился открыть глаза, то застыл в немом изумлении. Прямо в лицо мне светило
солнце - маленькое, ярко-желтое, издающее легкое, едва различимое шипение.
Солнце находилось на высоком металлическом шесте, а вокруг...

Треск, ослепительная вспышка, резкий запах озона-и все изчезло. Солнце
погасло, остался лишь почерневший шест, огромные лейденские банки, стоявшие по
углам небольшого нефа, - и несколько молодых людей, застывших в почтительном
удалении от отгоревшего светила.

- Есть! Есть! - в уши ударил громкий крик. - Сколько секунд?

- Двадцать одна! - ответил другой голос. - На две больше!

- Двадцать две! - поправил кто-то. - Граждане, ура!

Когда "ура" отгремело, молодые люди принялись деловито разбирать стальной
шест и откручивать многочисленные проводки, тянувшиеся к гальванической батарее.
Разговор стал тише, и я уловил лишь малопонятные рассуждения о влиянии воздуха
на процесс окисления.

Стало ясно - молодым людям явно не до меня. Мешать не хотелось, и я, пройдя
чуть вбок, принялся осматриваться. Да, кое-что оказалось знакомым.
Гальваническую батарею я уже лицезрел - причем тоже под церковными сводами;
стальной шест явно предназначался для искусственного солнца, горевшего целые
двадцать две секунды, а столы, заваленные бумагами и незнакомыми приборами,
особой загадки не представляли.

Наконец один из молодых людей соизволил обернуться. На меня глянули
удивленные, ничего не понимающие глаза. Я поспешил снять шляпу и отвесить самый
любезный поклон.

- Поздравляю! Двадцать две секунды!

- А-а! - парень улыбнулся. - Спасибо! По две секунды в день!

Я невольно прикинул: сегодня их солнце горит менее полуминуты, но через
год...

- Вы что, решили разорить торговцев свечами?

- И маслом тоже, - охотно откликнулся другой парень, возившийся возле одной
из лейденских банок. - Через пару лет в Париже ночью на улицах можно будет
читать газету! Вы, наверно, из отдела благоустройства Коммуны? Гражданин Леметр
вас ждет.

Гражданин Леметр? Я постарался сохранить на лице непринужденную улыбку, но
невольно вздрогнул. Леметр здесь? Почему-то мне казалось, что этот человек
скрывается где-нибудь в темном подвале, в развалинах, а то и в черных штольнях
катакомб. Что делать ему тут, где светит солнце, стальное солнце, рожденное из
лейденской банки?

- Пойдемте! - Тот, кто первым заговорил со мной, вытер тряпкой руки и,
кивнув мне, направился в глубь нефа, туда, где когда-то был алтарь. Теперь там
стояли высокие ширмы, на которых висели какие-то таблицы, графики, диаграммы. В
центре находилась небольшая дверца.

Не успели мы подойти, как она растворилась и на "А пороге появился высокий
широкоплечий человек - седой, с загорелым лицом, на котором странно смотрелись
яркие голубые глаза. Человек стоял как-то странно, и, только когда я заметил
прижатый к боку костыль, все стало ясно. Вместо правой ноги у голубоглазого
чернела толстая деревяшка.

- Добрый вечер, гражданин! - голос оказался гулкий, низкий - и чрезвычайно
добродушный. Совсем иначе смотрели глаза. В них было изумление - и страх.
Голубоглазый явно не ожидал этой встречи.

- Вы от гражданина Реаля? Прошу, хе-хе, прошу! Как вам наши чудеса?

Страх исчез, взгляд стал добродушным, под стать голосу, и чуть-чуть
ироничным.

- Отменно! - отозвался я. - Только чтобы освещать улицы, понадобится
слишком много лейденских банок.

- Это вы, хе-хе, справедливо! - Огромная мускулистая рука сжала мою кисть.
- Это вы верно подметили, гражданин...

- Ксавье, - поспешил я. - Франсуа Ксавье.

- Леметр. Очень, хе-хе, приятно! Голубые глаза на миг потемнели, но тут же
стали прежними.

- Спасибо, граждане! - одноногий повернулся к молодым людям. - Завтра в
девять. Все, все, коллеги, по домам, а не то нас закроют, хе-хе, за нарушение
Декларации прав человека!

Послышались огорченные голоса. Похоже, эти ребята были не прочь продолжать
работу всю ночь. Но Леметр покачал головой:

- По домам, граждане! Я сам все выключу... Гражданин, э-э-э, Ксавье, прошу!

Я проследовал за ширму. Там меня встретила еще одна лейденская банка -
поменьше, и большой стол, ломившийся от приборов. Разглядывать их я не стал.
Пока меня интересовал деревянный табурет, на котором я и устроился.

Леметр долго стоял в дверях, затем задвинул щеколду и грузно опустился на
небольшую скамью. Голубые глаза смотрели в упор, и мне стало не по себе. Наконец
одноногий вздохнул.

- Признаться, поражен. Если бы о вашей смерти сообщили только господа
"синие", я бы отнес это на счет их распаленного республиканского воображения. Но
меня известили те, кому я обязан верить...

Он знал все: кто я, кем был раньше. Достаточно спросить... Но я вдруг
понял, что не хочу знать правду. Не хочу! Возможно, Тот, Кто не пустил меня на
серое небо, не зря лишил памяти Своего раба...

- Примем все, как есть, - с трудом выговорил я, стараясь не глядеть ему в
глаза. - Я здесь. Будем считать это научным фактом.

Леметр долго молчал, затем вновь встал и, тяжело опираясь на костыль,
подошел к двери. Он долго возился со щеколдой, наконец открыл ее, выглянул
наружу...

- Ушли... Видели их? Приятно работать с этакими! Ни бога, ни черта не
боятся! Еще лет двадцать назад такие, как они, думали только о дуэлях и
дамочках. Вот он, наш будущий, девятнадцатый век! Сохранить бы их в этом аду! К
сожалению, даже академия не в силах надежно защитить. Недавно эти сволочи
арестовали Лавуазье...

Фамилия показалась знакомой.

- Лавуазье? Откупщика налогов при Калонне? Леметр покачал седой головой.

- Помилуйте, Франсуа! Откупщика! Лавуазье - великий химик, наша гордость!
Это чудовищно! Я не утерпел, плюнул на конспирацию, пошел к господину де
Робеспьеру. Он на меня смотрит, Рожа Зеленая, и цедит сквозь зубы: "Гражданин
Леметр, Революции не нужны химики! Да и сами вы весьма подозрительны, гражданин
академик!" Ну конечно! Их Революции нужен исключительно гражданин Сансон...
Впрочем, - по лицу его вновь промелькнула усмешка, - вам, военным, химики тоже
нужны исключительно, хе-хе, для приготовления пороха. К тому же вы, Франсуа,
конечно, пришли по делу. Вы всегда отличались, хе-хе, деловитостью...

Это был упрек. Похоже, в прежнее время мы не всегда ладили. Но это уже не
имело никакого значения.

- Да, по делу.

Страх исчез. Не так важно, за кого он принимает меня - за живого или за
воскресшего мертвеца. Леметр что-то знает, это - главное.

- Дело касается и меня, и вас. С чего начнем? Пожатие широких плеч, взгляд,
полный иронии.

- Как всегда - с вас. Вы - гость, кроме того, ваши дела по традиции, хе-хе,
на первом месте.

На мгновение я почувствовал, как перехватывает дыхание. Всего один вопрос,
короткий вопрос. Кто я? Кто? Но я уже знал - об этом спрашивать нельзя. И не
потому, что Леметр может не ответить...

- Я давно не был в Париже. К сожалению, мои люди куда-то исчезли...

- "Синий циферблат", - нетерпеливо перебил он. - Знаю, знаю, Сурда
говорил. Увы, рад бы помочь, да нечем. Я узнавал - хозяина арестовали за
какую-то мелочь, кажется, донес сосед... Увы, в наше время хватает и мелочи... Я
не был знаком с вашим человеком - как и со всеми прочими агентами Святого
Сердца. Рискну напомнить, Франсуа, что вы никогда не рассказывали мне о своих
связях в городе. И не без вашей подачи Кобленц не очень-то доверял нам. Уже
тогда я вам намекал, что это неразумно. Впрочем, скоро приедет Поммеле,
поговорите с ним. Вы, кажется, ему верили чуть-чуть побольше, чем мне, хе-хе,
грешному. Как же, вы с ним - военная косточка, куда мне, штафирке!..

Вспомнился де Батц. По-видимому, тот, кем я был прежде, и в самом деле не
отличался доверчивостью. Значит, и здесь ничего не вышло. Зря! Все зря... Правда
оставался еще Поммеле. Последний шанс...

- Спрошу, - кивнул я. - Похоже, вы были правы. Что ж, давайте о вашем