примусом. Дело было тонкое, деликатное, и Косухин мог лишь со стороны
наблюдать за этой процедурой.
наконец загудел, а кастрюля с картошкой была водружена на место.
картофелинам.
знаешь, Степан, чего их сгубит?
чего - война поспособствовала, так?
поможет. Их Степан, борьба с водкой погубит!
о подобном даже и не подозревал.
страны, понял? Американцы - они к свободам буржуйским привыкли. А сейчас у
них там сенатор объявился - то ли Джонсон, то ли Парсон. Он,
представляешь, предлагает водку запретить!
Интересно, пьющий ли Тэд?
никакая власть не устоит! У нас в феврале 17-го всех делов-то было, что
вместо ржаного хлеба стали сайку продавать.
представлял несколько иначе. Его самого тогда в Питере не было, зато
газеты читать доводилось.
выдержал. Ну как будто министры царские нарочно сработали! А тут... Нет,
шалишь, разнесут все Северо-Американские!..
начинаться с такой ерунды! Хотя, если подумать, это вовсе не ерунда. А
главное, чердынь-калуга, такое легко сработать. В нужный момент да умелыми
руками...
нелогично завершил Николай. - Пущай будет Коваленкой. Пусть думает, что
его белая кость нашей пролетарской умнее. Он ведь как, Степан, не
социально опасный? Бомбы в вождей кидать не будет?
будет!
были знакомые, он мог ходить по Арбату чуть ли не с завязанными глазами.
Столицу Ростислав успел досконально изучить еще до войны. Правда, теперь
это был совсем другой город. Дома, когда-то нарядные, теперь стояли серые,
давно просящие ремонта, обклеенные дурацкими плакатами с красными
чудо-богатырями и мордатыми буржуями.
должен, наконец, приехать краснопузый Степа. Но бросать дело незавершенным
не хотелось. Уж больно интересно все складывалось...
Большевизии, он поначалу немного растерялся. Капитан Ставриди не подвел,
доставив Ростислава в маленькую деревеньку по Одессой. Оказавшись в Одессе
и неожиданно став красным командиром, Арцеулов совершенно не представлял,
как эти самые красные командиры себя ведут. Он был уверен, что у
комиссаров всякое проявление чего-то отдаленно напоминающего культуру не
приветствуется. Лапти, правда, он надевать не стал, но был уверен, что
надлежит всем "тыкать", держать ложку в кулаке и забыть про носовой
платок. Говорить было вообще опасно: первое же "пожалуйста" могло привести
аккурат в чеку. Оставалось твердить "чердынь-калуга" или "чистое дело
марш" (последнее полковник позаимствовал у графа Толстого).
изыском не отличались, но - странное дело - всячески старались подражать
только что разбитой контре. Молодые "краскомы" лихо козыряли, водили дам
под ручку и даже говорили "мерси". Похоже, большевики взялись за дело
по-серьезному. Армия становилась похожей на армию даже в этом. Гвардейская
выправка Ростислава оказалась как раз ко двору. На него смотрели не просто
уважительно, но и с гордостью. Да, красные были не те, что в 18-м...
офицеру, - корректно, вежливо и несколько высокомерно. Его короткие:
"Позвольте", "Соблаговолите", "Прошу", - действовали безотказно. Образ
красного командира Коваленко ни у кого не вызывал сомнений.
отношении. Выяснилось, что можно ездить совершенно бесплатно. Билет
выписывали - и желали счастливого пути. В душе Арцеулова впервые
шевельнулось нечто вроде смутного подозрения. Похоже, Совдепия не так уж
плоха, как казалось. Большинство жило скверно, стоя в очередях за пайковым
хлебом, выменивая на рынке последнее и часто за зря пропадая в чеке. Но
были и другие: штабные офицеры, функционеры РКП(б), всякого рода чиновный
сброд, - эти явно не бедствовали. Выходит, в большевистском сумасшествии
была своя система, хорошо, впрочем, знакомая и понятная...
Пташникова. Они обменялись адресами еще в 18-м, и Ростислав выучил все, не
доверяя бумаге на память. Его приезд вызвал слезы: бывшего приват-доцента
давно успели отпеть. Арцеулову пришлось долго объяснять, что Андреич
жив-здоров и сейчас, судя по всему, обживает полуостров Галлиполи.
полковника уже знали. Его жена, которую по странному совпадению звали тем
же именем, что и покойную супругу Ростислава, - Ксенией, мыкались с двумя
детьми в маленькой комнатушке, которую большевики из милости оставили
семье пропавшего без вести офицера. Арцеулов мало чем мог помочь вдове:
денег было в обрез. Теперь он увидел, что ожидает в Совдепии "бывших".
Ксения Корф продала все, что осталось от мужа. Только трофейный немецкий
тесак, привезенный бароном с Юго-Западного фронта, продавать было опасно.
Им, несмотря на все запреты, пытался играть сын полковника - семилетний
Володя, который сразу же заявил Ростиславу, что, когда вырастет,
обязательно отомстит за отца. Арцеулов не улыбнулся: странная мысль
поразила его. Они проиграли - и погибли. Но растет поколение мстителей - и
кровавая схватка возобновится.
успела уехать во Францию, а все остальные - отец, дед, тетки - погибли
осенью 18-го во время вспышки красного террора...
обжиться и дождаться краснопузого Степу, который со своим героическим
полком все еще торчал в Таврии. Устроился Ростислав надежно - в общежитии
командного состава на Якиманке. Это было удобно: тех, кто жил там, ЧК
обходила стороной. Для верности Арцеулов оставил часть вещей у Лунина,
который как раз вернулся из госпиталя, в комнатушке на Пречистенке. Туда
он отнес и деревянные таблички: хранить их в общежитии Ростислав все же
опасался.
Тверской, у "Националя", в толпе мелькнуло знакомое лицо. Он выждал
несколько секунд и пошел следом. Толчея помогла подобраться ближе и
убедиться, что он не ошибся. По Тверской как ни в чем не бывало шел Петер
Арвельт - сослуживец Ростислава еще по Западному фронту. Арвельт был в
штатском, но выглядел весьма довольным жизнью, совсем не таким, как
большинство "бывших". Арцеулов прошел за Петером пару кварталов, затем
решился и окликнул.
миссии, недавно приехавшей в Столицу. Они обнялись. Арвельт был славным
парнем и явно радовался встрече. С первых же слов стало ясно и другое:
Петер ненавидел большевиков, с которыми так удачно вышло в его родной
Эстляндии. Арвельт воевал, как и Ростислав, с 17-го, и сумел не допустить
красную чуму в свой дом...
телеграмму в Париж. Ответ пришел быстро: Валюженич ругал за долгое
молчание и просил сообщить адрес, чтобы прислать письмо. Договорились, что
он напишет в Ревель, родителям майора. Задержка была небольшой: письма в
свободной от большевизма Европе ходили быстро.
решил вскрыть его вместе с краснопузым, попозже. Это была удача, но
Арцеулову повезло еще раз - и повезло по-крупному...
его покойного отца. Александр Арцеулов в последние годы жизни служил в
Столичном отделении Сената и был в хороших отношениях с Вадимом
Николаевичем Говорухой - чиновником этого же департамента. Ростислав часто
бывал в доме Говорухи и теперь решил заглянуть туда по старой памяти. Он
опасался всякого: бывшие чиновники считались лакомой добычей для чеки, но
господин Говоруха, как выяснилось, процветал. Ему удалось устроиться в
"совслужи" и кормить многочисленную семью. Ему даже оставили целых две
комнаты в его прежней квартире, что по тем временам считалось явной
роскошью.