Чтение 51–й страницы книги ~Времена негодяев~

предзнаменованием для наших переговоров.

Месроп кашлянул.

- Ладно, - поднял свой палец доктор, - не будем играть в политику.
Ситуация трагична, времени нет совсем. Причем, возможно, буквально.
Поэтому оставим деликатные телодвижения, - короткий взгляд в сторону
Месропа, - и сразу перейдем к делу. Если мы располагаем хотя бы часом или
двумя...

Он замолчал, вопросительно глядя на Виктора.

- Располагаем, - протянул Виктор.

- Отлично. Тогда я оповещу всех заинтересованных лиц и надеюсь
собрать их за полчаса. А пока давайте просто побеседуем.

- Давайт-те, - эхом отозвался Месроп.

Доктор слабо улыбнулся. За прошедшие годы он сильно изменился, волос
почти не осталось, морщины вокруг глаз, а сами глаза совершенно выцвели. И
как-то сгорбился, усох, что ли?

- Мы расстались при довольно-таки странных обстоятельствах, - начал
доктор. - Упаси боже, я не намекаю ни на какие взаимные обязательства.
Какие могут быть сейчас обязательства!

А вот это он неправ, подумал Виктор, как раз на взаимных
обязательствах все и держится. Но не ему напоминать доктору об этом.
Все-таки свою миссию он не довел до конца. Вернее, довел, но совершенно в
другом смысле.

- Я рад, что мы встретились, - продолжал между тем доктор. - В конце
концов, только мы с вами и остались. - Он замолчал, откинулся на спинку
кресла и на миг закрыл глаза. - Да, только мы. Я не знаю, жив ли Саркис и
где он. Боюсь, этого никто не знает. Была еще девушка...

- Она пропала, - коротко сказал Виктор.

- Да-а, - протянул доктор, - значит, только мы двое. Странное было
мероприятие, этот наш детский поход. Кстати, спасибо, что тогда в Москве
вы мне напомнили про картотеку Евгения Николаевича. Мы ее раскопали.
Удивительное дело, такой массив совершенно разрозненных фактов, и вдруг...

Он пожевал губами, вздохнул и обратился к Виктору.

- У вас, я знаю, все в порядке. Вы главный военачальник у правителя
Сармата. Да, а он все еще именуется правителем, или уже подобрали красивый
титул?

- Не знаю, о каком правителе идет речь, - ответил Виктор. - Сармат -
руководитель дружины самообороны, и все! А я - его заместитель по боевой
части. И все!

- Дипломат! - улыбнулся доктор. - Все мы сейчас дипломаты. Ну и
пусть. Лишь бы мухи не кусали.

- Какие мухи? - не понял Виктор.

- Такая поговорка, - пояснил доктор.

- Где ты мух видел? - вмешался в разговор Месроп. - Мухи что, тоже
дипломатия? Время-то идет!

- Ты полагаешь? - вздел бровь доктор. - Ну, если так, тогда я сразу
прошу не считать нас врагами. Мы никому не враги, никому.

- Я знаю, - после некоторого молчания сказал Виктор. - Но я здесь сам
по себе, никто мне не поручал вести переговоров.

- Какие переговоры! - страдальчески изогнул губы доктор. - Поверьте,
это неудачная шутка. Какие могут быть у нас переговоры?! Они возможны
между равными, а сейчас...

Виктор насторожился. Если это западня, то первый заплечный найф -
доктору.

- Переговоры! - горько повторил доктор. - Ничего подобного. Мы просто
полагаемся на ваше великодушие и рассчитываем, что на завтрашнем Сборе вы
не будете настаивать на немедленном штурме. Мы не собираемся ни с кем
воевать, ни от кого обороняться. Пусть нам позволят спокойно уйти. Все,
что находится здесь, - он широким жестом обвел стены, - здесь и останется.
Владейте!

То, что доктор Мальстрем знал о Сборе, Виктора не удивило. Его
поразила готовность ученых без боя оставить Бастион со всеми потрохами.
Нет ли здесь подвоха? Старое оружие! Вот займут они Бастион, введут
дружину, а где-то внизу, в каком-нибудь подвале, взрывчатки тонн десять
или больше и часовой механизм тикает. Правда, когда маги сюда войдут,
всякая хитрая техника быстро выйдет из строя, но чтоб на воздух все
поднять, много времени и большой хитрости не требуется.

Он не знал, что сказать доктору Мальстрему, и молча изучал свои
ногти.

- Ваше молчание, - мягко сказал доктор, - обнадеживает. Вы не
отвергли мое предложение. Не все коллеги со мной согласны, но я надеюсь
убедить их в моей правоте. Рассчитываю на ваше содействие.

Подняв голову, Виктор столкнулся со взглядом доктора, и такое
отчаяние вдруг прочитал в его глазах, что ему стало не по себе. Доктор
молча опустил веки и негромко сказал:

- В конце концов, я просто обязан спасти людей. Плевать на все эти
железки, плевать на тех, кто ищет власти, плевать на всю чертовщину и
чудеса вместе взятые! Я должен спасти эти мозги, чего бы мне это ни
стоило.

- Насколько я знаю, - заговорил Месроп, - магам нужны только приборы,
оборудование.

- Пока им нужны только приборы, - перебил доктор, - а потом им
потребуются люди. Они не против науки, не против знаний, наоборот. Просто
они хотят держать науку под своим контролем.

- Наука под контролем - не наука.

- Ты это им скажи! - пожал плечами доктор.

Из небольшой коробки на столе у доктора послышался негромкий треск.
Доктор ткнул в нее пальцем, сказал "занят" и развернулся с креслом к
Виктору.

- Может, я сейчас говорю глупость, но что, если пригласить к нам
ваших коллег и поговорить с ними. Понимаю, Сармат вряд ли сюда придет, но
советники...

- Советники? - покачал головой Виктор. - Не знаю...

Хитрит доктор. Какие еще советники ему понадобились. Он уже здесь.
Мартын, судя по всему, давно с ними общается. Николая позвать? Вот
смеху-то! Николай везде измену ищет, радости для него будет по самое
темечко. Странное предложение.

- Когда же теперь звать, - спросил он доктора, - да и кого? Николая,
разве что?

Доктор никак не отреагировал, но Месроп вдруг оживился.

- Постой, - сказал он, - это какой Николай? Боров, что ли? Ты же его
убивал долго. Неужели помирились?

- Да как тебе сказать, - замялся Виктор.

"В самом деле, - задумался он, - с Боровом не мирились, но и врагами
перестали быть как-то незаметно, плавно..."

Пять лет назад трагичное возвращение из Будапешта завершилось
скандальным финалом. Виктор вспомнил, как душил Борова, а его оттаскивали
в сторону, висли на руках, Боров постно закатывал глаза и бочком-бочком
продвигался к двери, а Мартын пытался что-то втолковать, но после того,
как Виктор случайно задел его по носу, обиделся и велел окатить буяна
холодной водой. Принесли ведро, Виктор, рассвирепев не на шутку, пнул
водоношу ногами в живот и тот полетел прямо на Мартына, окатив его штаны
ледяной водой. Тут уже Мартын озверел и велел связать Виктору руки. Боров
исчез.

Вскоре Виктор немного успокоился и сам поразился своей вспышке.
Вместо того, чтобы устраивать истерики, надо было просто подойти к Борову
и, дружески пожимая руку, свободной взять за кадык или, еще лучше,
аккуратно вставить ему лезвие в ливер.

Эти мысли неотвязно вертелись в голове. Он рассказывал о приключениях
в Будапеште, и никак не мог избавиться от навязчивого образа - Боров с
найфом в кадыке. К вечеру у него вдруг начался жар, и он слег.

Двое суток тогда провалялся без памяти. Потихоньку стал приходить в
себя, и поначалу даже не удивился, обнаружив у своего изголовья Борова,
заботливо поправляющего подушку.

Отложив расправу с врагом до выздоровления, он вынужден был
примириться с такой сиделкой. Боров же, хлопоча у больного, между делом
как-то заметил, что сам вызвался выходить его в залог собственной шкуры, и
если, не приведи господь, Виктор загнется, то с него личную шкуру снимут.
Сармат и снимет.

А когда Виктор немного окреп и еле ворочавшимся языком стал поносить
Борова, то Боров уселся прямо на дерюгу перед кроватью и повел долгий
разговор.

Виктор и сам не понял, когда стал прислушиваться к доводам, как
задумался над делами прошлых дней, ну, и слово за слово втянулся в беседу.

И сейчас перед глазами встало корявое лицо, неопрятные седые космы и
тусклые глаза, смотревшие вбок. Послушать его, так во всем был Виктор
неправ. И детей воры похищали с самыми благими намерениями. "Ведь у кого
брали-то, - жарко шептал Боров, - у голытьбы и рвани всякой, они себя
прокормить не могли, на подачках держались, а плодили такую же рвань и
нищету". Ну, а он, Боров, естественно, выходил истинным благодетелем,
потому что дитя пристраивалось в надежные хорошие руки, вот тебе крест,
только здоровым состоятельным родителям, посредники надежные, да и
ребеночка приобрести могла не всякая семья. Он лично знал двух пацанов,
которые выбились в большие люди благодаря приемным, так сказать,
родителям. А то подохли бы или ковырялись в навозе...

Откровенное бесстыдство Борова и его нахрапистый монолог привели