который аборигены называли тем же словом, что и занавешенный шкурой вход в
землянку, задал невинный с виду вопрос о распространенности волшебства. Юмми
задумалась -- вопрос оказался сложен. "В былые времена -- да, -- неохотно
признала она, -- а сейчас сильных чародеев мало, да и те умеют лишь открывать
Двери..." -- "Почему мало?" -- спросил он, изнемогая от любопытства. Юмми опять
долго думала. -- "Не знаю. Может быть, потому, что незачем это. Ну смотри: ты
захотел убить магией своего врага, так? Если в тебе есть искорка силы, если
полжизни будешь учиться пользоваться волшебством -- тогда убьешь, наверное.
Конечно, если твой враг не убьет тебя первым без всякой магии. Зачем убивать
словом, если можно пустить в дело лук или копье? Зачем разжигать костер
колдовством, когда проще выбить на трут искру из огненных камней? Да и опасно
жить, когда в племени не один чародей и не два, а несколько... Вдруг повздорят,
тогда что? Как хорошо, что я теперь просто женщина! Иди ко мне, любимый, обними
меня..."
придут от Растака, если тому опять приспичит задать пару вопросов военному
консультанту, и втайне надеялся, что никаких вопросов не сыщется. В конце
концов, должен же быть у человека нормальный выходной день!
водой, разрумянившуюся то ли от морозца на улице, то ли от бурно проведенной
ночи, зевнул, поежился и сглотнул слюну при виде коптящейся над очагом бараньей
лопатки. Что было хорошо в этом мире, так это еда, что по-прежнему выдавалась
безотказно, с доставкой. Правда, соли аборигены сыпали самую малость, а
пряностей не знали вовсе, но и с одной лишь черемшой в качестве приправы блюда
получались очень даже ничего. Не сравнить ни с шашлыком, полусырым-полугорелым
детищем ржавого мангала, что стоял при входе на рынок, ни тем более с
сомнительной шаурмой, приготовляемой в специальной палатке, после установки
которой с территории рынка и окрестностей начисто пропали все бродячие псы.
всякой напасти -- отчего не жить? Даже интересно. Говоришь лабуду -- в рот
смотрят. Было бы совсем хорошо, если бы еще Растак не столь рьяно претворял в
жизнь свои наполеоновские планы... И если бы штангист не приставал ежедневно с
одним и тем же вопросом: когда, мол, да когда?.. В последнее время, правда,
немного поутих, видно, поладил с Харой...
шкурой "дверью" выдавал гостя. В валенках. Под здешними зимними опорками снег
скрипит иначе.
Харой доху из барсучьих шкур, но оставшись верным казенным валенкам и потертому
треуху, подвязав правую щеку тряпкой из майки, он сильно напоминал плененного
партизанами француза с известного полотна и лик имел страдальческий. За одну
ночь щека раздулась безобразным флюсом.
мне с тобой делать, а? Нет, вы на него полюбуйтесь! То нос баклажаном, то руки
поморозит, то щека хомячья. Защечный мешок себе отрастил? А почему только один?
истратив на эту вспышку весь и без того небольшой запал. Видно было, что ему
хочется не ругаться, а выть.
охнув, отдернул руку. -- М-мм, сволочь... Было, понимаешь, дупло как дупло, не
болело совсем...
как-нибудь. Погоди, у жены спрошу. Бормашины не обещаю, но щипцы, наверно,
найдутся. А нет -- скуют.
но целые.
Юрик на местном наречии переговорил с Юмми и, вновь повернув к болящему
лишенное сочувствия лицо, сообщил:
говорит, нужна мужская рука. Разве что отвар тебе приготовит, тут у нее всякие
травки есть, ты погуляй пока часика три...
отказаться. Только... это... решайся быстрее, а то авторитет потеряешь.
Несолидно богатырю ходить да ныть, местные не оценят. Пошли?..
землянке Юрика, готовый забегать по стенам наподобие циркового мотоцикла, и под
испуганным взглядом Юмми ухитрился не издать ни звука. Юрик же азартно мотался
по деревне, опрашивая знахарок, не согласится ли кто из них помочь, но те,
уяснив, что речь идет о Вит-Юне, с испугом отказывались и кивали на чародея.
Для экзекуции пришлось выбрать землянку Ер-Нана за ручьем, ибо новый колдун,
заметно возгордившись за последнее время, нипочем не желал идти к страждущему,
даже если страждущий не кто иной, как сам непобедимый Вит-Юн. Непобедимый -- и
что с того? Вит-Юн непобедимый, а Ер-нан незаменимый: Скарр удрал, а девчонку
Юмми никто никогда не принимал всерьез. Коротенькие культяпки, оставшиеся от
обоих мизинцев Ер-Нана, уже вполне зажили. Один чародей у племени, а учеников
нет и не скоро будут. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь сопляк оказался
способнее!
Ер-Нан, набивая себе цену, тянул время и торговался с Юриком, Витюня не раз был
готов положить на плаху голову.
бревнам и в ожидании принялся бесцельно гадать, выдержит ли заснеженный лед под
мостиком человеческую тяжесть или нет. Ниже по течению, где поток, ворча,
клокотал в каменном хаосе, каковую преграду на порядочной реке назвали бы
порогом, зима не сумела сковать воду -- нарастила береговой припай, покрыла
коркой льда торчащие валуны и сдалась, махнув рукой на окутанное туманом
текучее безобразие. Туда бабы ходили за водой.
берегу ручья он был, пожалуй, в безопасности.
раздраженный голос дантиста-кудесника посоветовал пациенту вести себя
по-мужски. Юрик ухмыльнулся. Он прекрасно помнил, как пронзительно верещал сам
Ер-Нан, когда Хуккан отсекал ему мизинцы на жертвенном камне, и как зрители,
расходившиеся после церемонии по домам, судачили, что ныне у них не чародей, а
полное барахло. Кажется, в последнем штангист сейчас убеждался на практике. Что
это за колдун, который и свою-то боль заговорить не может, не то что чужую...
выбралось наружу и пошло гулять над ручьем отчаянное модерато.
на свете, даже за обещание немедленного возвращения в родной мир не согласился
бы он оказаться сейчас на месте несокрушимого богатыря Вит-Юна. Оно, конечно,
дергать зуб без заморозки -- всяко не сахар, но... Всю челюсть ему удаляют, что
ли?
фальцет.
кто-то ударил молотком по декоративному гвоздю с мягкой шляпкой, что-то упало
на пол, грянул ужасающий рев -- и мгновение спустя из землянки, оборвав по пути
медвежью шкуру, спиной вперед вылетел Ер-Нан. Описав пологую настильную кривую,
он взрыл снежную целину рядом с протоптанной тропинкой, несколько шагов ехал
юзом, затем извернулся и попытался вскочить на ноги. По инерции его вынесло на
мостик. Здесь он увидел Юрика, округлил глаза от ужаса, очевидно, в полной
уверенности, что сейчас подвергнется нападению и с этой стороны, рванул вбок и,
снеся хлипкое перильце, ухнул на лед. Разрешив сомнения Юрика, лед крякнул, но
выдержал. Ер-Нан пробежался на четвереньках, полез было на примыкающий к
селению берег, но тут, осознав, как видно, что даже сам Растак вряд ли
вступится за него перед разъяренным Вит-Юном, стреканул в другую сторону и,
ломая наст, исчез в прибрежном ивняке.
отдирал от себя визжащую женщину, метящую выцарапать ему глаза. Увидев Юрика,
он обрадованно рявкнул, стряхнул женщину в сугроб и по лишенному перил мостику
перебежал, как эквилибрист.
а? Это его жена.
Ты что себе думал: она позволит бить его кому-то другому?
пронзительно вереща, выдиралась из объятий сугроба.
торпеда, и красный, как спелый арбуз.
дантиста. По виду, такие повреждения десне могла бы нанести пуля дум-дум. --
Видал?
Уже небось легче, да?
палочку да как шарахнет по ней камнем! -- Витюня неожиданно всхлипнул. --
Полдесны оторвало. Повезло придурку, что в дверь вылетел, -- убил бы...