особенно колени... и маленькая треугольная дырочка над левой бровью. Осколок
то ли кирпича, то ли пули... наповал. Все.
целы? Все, все, Витю только стеклом немного порезало, немного, ничего,
заживет... заживет как на собаке, верно я говорю? Дети? Ничего, ничего,
поплачут и успокоятся, ничего... Игорь, тормошит меня за плечо дед, тут
такое дело... полицию надо вызывать. Надо, тупо соглашаюсь я. Так лучше бы,
чтобы это все я сделал. Я хозяин, имею право... Да, дед, соглашаюсь я, да
вот поверят ли? Поверят, вон сколько свидетелей. А ты пока у Дитера
пересидишь, Вероника тебя свезет... свезешь, Вероника? Я смотрю на них всех
- будто больше никогда не увижу. Бледная, как стена, и очень решительная
Стефа, ей некуда уходить отсюда, это ее земля... дробовик-многозарядку она
держит чуть небрежно, как вещь привычную. Дед - пергаментно-коричневый,
глаза светятся, как у кошки, опирается на ручной пулемет неизвестной мне
системы: откопал, наверное, на своих полях. Дитер, очень деловой, спокойный,
подтянутый. Один револьвер в руке, два за поясом. Ольга: спавшая с лица,
заплаканная, готовая на все. На плече двустволка. Даша и Витя, Витя в крови
и бинтах, прижимает к лицу пятнистую тряпку. Оба с МП-39. Тоже, наверное,
откопали... Ребята, говорю я, они не вернутся. Они меня искали. А теперь -
все. Как знать, говорит дед. Ты поезжай лучше. Поезжай. С полицией мы сами
все уладим. Верка, возьмешь мотоцикл - и вдоль речки, чтоб вас никто не
видел. Да, дядь Вань. Ну, Игореха, обнял меня дед, спасибо тебе. Мы-то
спали, как сурки, - я, старый филин, и то спал. Сейчас, дед, сказал я,
сейчас, надо еще посмотреть... Я склонился над убитым, проверил карманы его
парусиновой курточки. В правом боковом лежал пружинный нож, очень хороший
золингеновский нож. В левом боковом - штук пять пустых пластиковых мешочков.
А в левом нагрудном - моя фотография шесть на девять...
никак не мог понять, откуда она такая. Потом вспомнил. Нет, дед, сказал я,
ничего не меняется, давай играть, как задумали. Это я все забираю... А это?
- подняла с пола Вероника. А, зеркальце... нет, это что-то другое. Какой-то
прибор... непонятно. Тяжелый металлический квадрат примерно семь на семь, с
одной стороны матовое темно-серое покрытие, с другой - полоска
жидкокристаллического индикатора. Интересно... ну очень интересно.
фотография с медицинской карты... Да, господа, неладно что-то в Датском
королевстве...
слишком ярких предпосылок...
второго убитого. У него. тоже была моя фотография и пара тонких резиновых
перчаток. Дитер, расстроенный, ходил вокруг "испано-сюизы". В нее попало
несколько автоматных пуль. Да заварим, сказал Виктор, пригоняй ее сегодня к
нам. Сто двадцать тысяч мне за нее предлагали, сказал Дитер, не взял. Ну и
правильно, сказал Виктор, деньги что - тьфу, и нет их, а это надолго. Так
что заварим, закрасим - с лупой не найдешь, где дыры были. Спасибо, Виктор,
я видел, как ты варишь - это высокий класс, сказал Дитер. Поэтому я не
расстраиваюсь. Вероника подкатила на легком "тиере", похлопала по сиденью:
садись. Витя, сказал дед, дай Игорю пока свой автомат - мало ли что. Виктор
протянул мне МП и запасной рожок. Спасибо, сказал я. Пустяки, сказал Виктор
и отошел. С Богом, сказал дед. Вам того же, - я помахал рукой.
густым и высоким, выше колена, - пшеницей, ячменем?.. Мотор глухо рокотал,
во все стороны летела грязь. Ноги мгновенно промокли. Крепче держись, не
болтайся! - крикнула Вероника. Я забросил автомат за спину и обнял ее обеими
руками. Теперь другое дело! Она повела плечами и добавила газу. Мы неслись к
извилисто тянущейся через поля полосе черемуховых зарослей.
жил у двери. Эльга приносила Мне воду. Мы почти не разговаривали. О чем?
Все, что Могли, мы уже рассказали: она - о своей несчастной любви к поэту из
Москвы предшествующего десятилетия, она сидела там резидентом, прожила
довольно долго... ничего не могло получиться из той любви... А я вдруг
выложил свое: о такой же несчастной жизни с Кончитой, о том, что уже все,
край, и даже двухлетний Игорешка меня не удержал бы... о дикой ее ревности,
в которую вдруг обратилась дикая же страсть, о трех попытках самоубийства -
истерических, на людях...
но вот - факт. Говорят, близость смерти обостряет чувственность. Но,
наверное, это должна быть близость какой-то другой, более романтической
смерти.
лейкопластыря приклеил эти жестянки, похожие на коробки от старых
противогазов, к стальной двери - внизу, там, где (я надеялся) не было
препятствия с наружной стороны. Если дверь плотно прикрыть, а потом резко
толкнуть, то неясный звук соприкосновения с чем-то возникал вроде бы вверху.
Хорошо бы не ошибиться...
набили папками с документами, и я даже мельком подумал, что в крайнем случае
можно будет воспользоваться трупами из шкафа... но это была, конечно, мысль
из тех, которые никогда не реализуются. Самыми тяжелыми предметами были
трансформаторы, обеспечивающие питание вычислителя, и сам вычислитель -
действительно расположенный под пультом. Но если трансформаторы вытащить
было легко, то с машиной пришлось по-настоящему повозиться,
которых на пульте было достаточное количество, и пистолетных патронов,
которых у меня было еще больше. В цоколях лампочек я протирал о шершавый
бетон стены дырку, потом, если нить оставалась цела, всыпал внутрь порох из
патронов. Заклеивал дырку пластырем. И так двенадцать раз...
проволоку отмотал от трансформаторной обмотки. Долго и тщательно зачищал
концы проводов, которыми соединял взрыватели в "букет". Сделал. Взрезал
капроновые сетки в банках поглотителей. Рассовал по банкам взрыватели,
осторожно углубив их в массу гранул. Руки вздрагивали, хотя умом я понимал,
что сам по себе реактив "К" не опаснее простой бертолетовой соли.
обычную электрическую вилку от бритвы. Кто-то из дежуривших здесь любил
содержать себя в должном порядке... Заряд в аккумуляторах аварийного питания
был еще приличный. И лампочки горели как надо, и вентиляторы гнали воздух...
'
зеркальце он, испарившись, почти не оставлял следа. И все же... если там
есть хоть следы ацетона...
я стал наливать спирт в банки поглотителей, стараясь, чтобы гранулы
пропитывались равномерно. По восемьдесят граммов на банку. Одна... вторая...
третья...
полки... так, хорошо... теперь койку плашмя, подложить железный табурет,
чтобы образовался наклон к двери, и на койку - оба трансформатора, в каждом
килограммов по девяносто, и вычислитель - под семьдесят...
здесь. Ну и...
Еще бы пару-тройку мешков с песком...
была моя койка, Боже, какое чувство территории, а? - и дал себе отсмеяться.
Ну что ты, ну что? - спрашивала Эльга, а я только отмахивался и вполне
слабоумно хихикал. Потом вытер морду и стал разминать занывшие скулы.
Нормально, все нормально, нормально... это так, реакция...
наружу), всунув предусмотрительно ломик в щель (так меньше шансов на то, что
ее заклинит), и стал затыкать правое ухо бумажным жгутиком. Левое я заткну
пальцем...
мрачная. - На всякий случай... вдруг не увидимся... - я наклонился и
поцеловал ее в щеку. Она судорожно вздохнула.
большими пальцами, раскрыла рот и закрыла глаза.
отверстие. В игольное ушко. Происходило это внутри гудящего барабана. Кто-то
тянул за руки, а кто-то подпихивал под задницу. Некоторое время я принимал
это как сон, как данность. Но потом что-то острое стало впиваться между
ребер - с каждым рывком сильнее...