уцелели, но зато два поставленных на позиции ухэра оказались сброшены в
далайн. Сутки Моэртал не находил от ярости места, проклиная все на свете.
Сгоряча он отдал приказ немедленно атаковать противника. К счастью цэрэги
не успели втянуться в бой, потому что взбесившийся владыка далайна обогнул
мыс и напал с другой стороны, полностью лишив одонта тяжелой артиллерии. А
если бы цэрэги успели выступить, то погибла бы и часть войска. Услыхав о
таком счастье, Моэртал потерял на время дар речи и был уведен лекарем в
алдан-шавар. И это было плохо, потому что целые сутки не пускали к одонту
приползших со стороны изгоев шпионов. А известия, которые они принесли
могли поднять с постели умирающего или, напротив, убить любого здоровяка.
Хотя площадь, которую они прочесывали, оказывалась невелика, но зато к
любому из воинов немедленно могла подойти помощь. И когда из-за тэсэгов с
нестройными криками выбежало дюжины полторы изгоев, стражники не
растерялись. Они стянулись ближе к поребрику и пошли навстречу противнику,
хотя тех было больше. Обычно изгои бились бестолково, каждый сражался сам
за себя, и цэрэгам легко удавалось рассеять их, но на этот раз бандиты
действовали слаженно. Особенно на одном из флангов, где сражались двое
совсем молодых парней, вооруженных хлыстами. С хлыстом хорошо нападать,
хотя им трудно защищаться. Но такая пара, прикрывающая друг друга,
оказывается неуязвима, подступа к ним нет, сбить их можно только из пращи
или огненным боем. Один из цэрэгов, оказавшийся на пути, был убит сразу,
второй пытался оказать сопротивление. Чтобы погасить ус парха коротким
копьем, удержав свое оружие в руках, требовалось немалое искусство, и
цэрэгу это удалось. С криком "Га-а!" - он прыгнул к врагу, зная, что на
близком расстоянии хлыст бесполезен, но второй изгой подсек ему ноги.
Хитиновые поножи выдержали удар, но цэрэг упал, успев еще заметить, как
опускается ему на голову массивная рукоять хлыста.
Победители-изгои быстро раздели убитого. Ээтгон наклонился над вторым
цэрэгом.
в нос, приводя в чувство. Цэрэг поперхнулся и очумело замотал головой.
неприметным движениям пальцев, на острие появлялась и исчезала черная
точка ядовитого жала.
разговаривать. Ухэры меня не интересуют, а вот где стоят ваши татацы и
сколько их?
подошел ближе. Перед ним сидел связанным бывший его сослуживец - Турчин.
Ну конечно, кто еще умел так ловко обращаться с копьем?
что с ним сейчас будет. Но Шоорану были известны и другие черты характера
бывшего товарища, в частности, его упрямство или, если угодно, верность.
шавар! Тебя удавят волосяной петлей на глазах у всех! Тебя скормят
зоггам!..
неподвижно, потом наклонился к Турчину и перерезал веревку. - Иди, -
сказал он, - и постарайся больше не попадаться. Второй раз не выкрутишься.
пошел, потом побежал.
вспомнив что-то, сел и, лишь когда цэрэг пропал среди тэсэгов, проворчал:
слышали голос далайна: Многорукий искал цэрэгов. Изгои злобно просветлели
лицами.
Ээтгона. Так, вдвоем, словно приклеенные они ходили уже давно, хотя между
ними не появилось даже намека на приятельство. Более того, Шооран
постоянно ощущал глухую неприязнь, идущую от молодого изгоя. В этом не
было ничего удивительного, люди часто испытывают подобные чувства к тем,
кому они чем-либо обязаны. Объединяла их только привязанность к Чаарлаху,
не менее странная, чем взаимная нелюбовь. То есть, с Ээтгоном в данном
случае все было ясно: Чаарлах когда-то подобрал его больного, выходил, и
потом они бродили по оройхонам вместе. А Шооран... возможно его тянуло к
Чаарлаху просто потому, что сказочник тоже был не такой, как все.
четыре оройхона. Один из них появился на свет совсем недавно, когда изгои
уже были заперты здесь Моэрталом. Шум, поднявшийся в лагере, после
появления земли, был немедленно и жестоко прекращен. Ээтгон зарубил двоих
крикунов, причем одного убивал долго и мучительно, на глазах у привыкших
ко всякому, но все же ужаснувшихся людей.
падающий на жертву, вдруг менял направление, и бритвенно-острые кромки не
впивались насмерть, а лишь срезали с истерзанного мяса кровавую пену. - Он
лучше видит, что надо делать! - Хлыст рубил хрипящую плоть. - Вы не
знаете, что может он, и ничего не можете сами! - Новый разрез прошел по
бьющемуся телу. - Так оставьте его в покое! - на этот раз рука не
отдернулась, милосердно добив лежащего.
действие. Толпа затихла и покорно сгрудилась на поребрике, где теперь
стало вольготно жить. Результаты послушания сказались довольно быстро: в
течение недели появилось еще три оройхона, и узкий мыс превратился, по
выражению Чаарлаха в благодатнейшую болотину. Бандиты, бродяги, сборщики
харваха, женщины, овдовевшие и выгнанные с сухих мест - все были довольны
своей предусмотрительностью и втайне ждали сухих оройхонов. Ах, если бы
еще не было солдат Моэртала, грозящих будущему благополучию!..
Подозрение, павшее на него три года назад, теперь превратилось в
уверенность. На сказочника смотрели с ужасом и благоговением, ни один
человек, кроме Ээтгона и Шоорана не осмеливался подойти и заговорить с
ним. Даже присутствие на вечерних представлениях, которые продолжал давать
Чаарлах, превратилось для большинства из удовольствия в немного жутковатую
обязанность. Чаарлах не мог не видеть этого и молча переживал, хотя внешне
не выдавал себя никак, разве что сказки его становились все язвительней
или, напротив, печальней.
Никакой особой иерархии у них не было, все они равно ходили под смертью, и
потому те, кому было что сказать - говорили, а прочие - слушали. Первым
начал говорить немолодой мужчина, которого все звали Суваргом. Несмотря на
музыкальное имя, он был вспыльчив и жесток, и прославился как опытный и
безжалостный боец. Подобно Шоорану он был некогда цэрэгом, чем-то не
угодил благородному Ууртаку, но вместо того, чтобы покорно сносить
немилость, взбунтовался и едва сумел унести ноги, бросив на произвол
судьбы двух жен и кучу детей. Год Суварг охотился за осторожным Ууртаком,
да и сейчас не оставил планов мести, хотя изрядно поостыл.
Моэртала не осталось пушек, можно легко пробиться и уйти. Раньше, когда
тут были гиблые места - так бы и сделали. Как поступим теперь? Лучшего
места все равно не найдем. Если бы не цэрэги, тут можно год сидеть.
отмахаться, а вот Ёроол-Гуй со всех сторон обложил. У нас один охотничий
оройхон остался, все остальное пожрано. Завтра Ёроол-Гуй туда вынырнет -
что есть станем? Уходить надо.
останется.
знакомец Жужигчин. - На востоке сейчас гибло, туда пол армии стянуто.
Что-то ван со старейшинами повздорил.
братья слопали. А теперь сюда лезут.
мастерил, вспоминая рассказы Маканого, маску из рыбьей кожи и убеждал себя
не вмешиваться в спор. Зачем, спрашивается, ляпнул про старейшин? Только
привлек к себе ненужное внимание. И без того он слишком заметен. Лишний
риск ни к чему. Он и так будет рисковать, когда поползет через авары в
царство толстощекого дурня Хооргона, чьи кости уже без остатка сгрызены
жирхами, а потом пойдет огненным болотом в свою землю. Огромную и пустую.
Там больше трех дюжин пустых оройхонов, и каждый из них может прокормить
всех этих и еще многих иных людей. Только, во что они превратят его землю?
Херберт Фрэнк
Лукьяненко Сергей
Фазиль Искандер
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Круз Андрей