повозки. Снаружи уже стояли двое воинов с мечами наголо, бросали на всех
недружелюбные взоры. Но теперь все понимали грозного рекса с полуслова,
никто не осмеливался приблизиться к повозке.
полупрозрачными веками. Ресницы дрогнули, приоткрылись. Мгновение она
невидяще смотрела на него. Он затаил дыхание. Губы ее дрогнули, с них
слетело едва слышное:
пальцы, а горячие слезы покатились градом.
своих. Скоро ты увидишь дядю Тревора, увидишь Редьярда, а твоя Клотильда уже
здесь... Клотильда! Бегом сюда!
пальцев едва слышно прикоснулись к его небритой щеке, задохнулся от
неожиданной ласки. И тут же пришел в ужас, что она может уколоться,
поцарапать пальчики о его грубую щетину.
Теперь никто не посмеет в твою сторону и взглянуть недобро!.. Я сейчас же
велю поставить здесь храм вашего бога, если хочешь!.. И жрецов, которых
вешал, нагоню туда столько, что он развалится от тесноты!.. Все сделаю,
только говори со мной... Или не говори, но только не гони!
Глава 20
собрался в крупные капли. Присмотревшись, заметил, что грудь слегка
приподнимается и опадает. Она снова впала в сон, но теперь хмурилась, по
щеке пробежала судорога. Фарамунд услышал тихий стон, безнадежный и
жалобный, как у попавшей в силки птички. Сам застонал в отчаянии и бессилии,
слезы покатились градом.
темный силуэт. Клотильда сразу метнулась к Лютеции, ее глаза пытливо
прошлись по бледному лицу госпожи.
вбивали слова обратно в глотку. Клотильда встала рядом с ним на колени. Он
едва не оттолкнул ее, когда она осмелилась так же бережно, как и он, взять в
широкие ладони ее тонкие пальчики.
решать...
бережно, что она даже не заметит.
время.
торопился, потому ехали от рассвета до заката, останавливаясь только для
кратких отдыхов. Днем ориентировался по солнцу, а если ночь оказывалась без
туч, то ехали даже ночью.
стволы, что приходилось объезжать подолгу. Вперед были высланы легкие
конники, что выбирали путь, но все равно часто приходилось выпрягать коней,
переносить повозку на руках через валежины, по топким болотам.
дело останавливались, пропуская бесчисленные стада огромных, как горы,
туров, зубров. Когда через лес двигались стаи диких свиней, треск
разносился, как будто в огне горели и лопались целые деревья. Огромные
вепри, хозяева леса, шли впереди стад, на ходу точили острые, как мечи,
клыки о стволы деревьев, и от каждого прикосновения там оставались глубокие
раны.
жареным мясом. Хлеб давно кончился, ели лесной хвощ и дикий лук, а также
птичьи яйца, что собирали по кустам.
издали по низкорослым больным деревьям, поспешно искали проходы, а если не
удавалось пробраться, долго и гадко пробирались в обход. Объезжали и овраги
чудовищной глубины, которые вешние воды в состоянии размыть из крохотной
ямки, а когда ехали по краю, видели, как потоки продолжают на глазах
углублять эти страшные провалы-язвы на теле земли.
вода была темная, загадочная. Иногда издали удавалось заметить, как целыми
стадами купаются олени, лоси, а стада свиней устраивают на берегу лежбище,
где вымазываются грязью от рыла до кончика хвоста.
сразу же высыпали навстречу с огромными дубинами в руках, огромные и злые, в
шкурах диких зверей, от которых сами почти не отличались, грязные и
нечесаные. Фарамунд пробовал с ним разговаривать сам, просил указать дорогу,
обещал деньги, но никто не понимал его языка. Разъярившись, он велел
захватить несколько жителей, пытал страшно, но те умерли, так и не
заговорив.
покраснели, а голос теперь часто вздрагивал от подступающих слез.
У них свой язык. Они ж вообще не верили, что кроме них самих еще где-то есть
люди!
Тоже не поняли... Даже стыдно потом стало. Все равно, что детей неразумных
побили!
обжитые, но даже лесные люди уже понимали их речь, указывали дорогу. За пару
железных ножей Фарамунд нанял проводника, который вывел к лесному племени,
что соприкасалось с его землями.
сюда ту колдунью, она знает толк в лечении. Собери всех лекарей, пусть
готовят снадобья. В лучшей из комнат пусть самое мягкое ложе... поставьте
возле окна, чтобы солнышко ее своим теплом...
заблестевшие глаза рекса. И словно бы не заметил, как у того дрогнул голос.
Ушел, через мгновение Фарамунд услышал удаляющийся стук копыт.
нос заострился, а глаза ввалились. Только губы оставались алыми, с них
иногда срывались бессвязные слова. Фарамунд измучился, он все время проводил
возле нее, стоя на коленях.
приму любую веру, только бы боги не забирали!.. Я отдам душу хоть богу, хоть
демонам, но только пусть она живет и радуется солнышку!..
смотрели на исхудавшее лицо Лютеции, у обоих по щекам катились слезы.
светлую Лютецию, выбегали навстречу, приносили свежий хлеб, сыр, молоко.
Главы общин по своей доброй воле выделяли свежих коней, но за двое суток до
бурга сильные парни уже выпрягли коней, подхватили легкую повозку на плечи и
понесли быстрым мягким шагом.
как быки, старшие братья Вехульда: Тронт и Агахильд, которых он вызвал из
родной деревни. Рексу на глаза старались не попадаться, но сами за ним
следили неотрывно - у обоих был строгий наказ от Громыхало: следить за
хозяином, особенно за его руками. Чтобы он, обезумев, не сделал себе какого
вреда, вдруг с Лютецией станет совсем худо.
с болью и жалостью смотрели, как парни бережно несут почти невесомую
повозку, наперебой зазывали к себе отдохнуть, переночевать, совали в руки
свежий хлеб, головки сыра, ломти еще горячего, истекающего пахучим соком
мяса.
адресу Савигорда и всего его проклятого рода. Все жалели, что убить его
удалось только раз, а нельзя достать из ада и убивать снова и снова.
румянец окрашивал ее желтые впавшие щеки, она открывала глаза. Взгляд ее был
невидящим, но Фарамунд вскрикивал от счастья.
Продержись еще чуть!.. Неужели ты так жестока, что не хочешь увидеть дядю
Тревора и Редьярда, которые тебя так любят? Неужели не хочешь дать им тебя
увидеть?
Аникина Наталья
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Березин Федор
Шилова Юлия
Каменистый Артем