мог поделать! Не прыгать же перед ними, не стенать же?!
старичок-толмач. - Твоя трава нэ станет, жрать! - Он ткнул в
лишайник-трупоед отекшим розовым пальцем. И тоже заплакал. - Так некарошо,
ай, ай!
Детишки убежали почти все, им, видно, стало рядом со скучным куском мясом
неинтересно, тоскливо.
ссутулился, сунул руки в карманы.
торчком. Но Иван так поглядел на облезлого здоровяка, что тот снова
зарыдал, да еще пуще прежнего.
кушать нэ сможет! Уходи!
его сила, и банным листом прилип к вожаку. Тот долго ухал, бил себя в
грудь лапами. Но в конце концов осклабился, проревел что-то
невразумительное. И поплелся на трех лапах, помогая время от времени
четвертой, к деревьям-животным.
поглядывал на несъедобного Ивана. А тому думалось, что пора бы и
возвращаться, неужто еще срок не истек, неужто ему тут торчать и nорчать.
А вдруг все переменится?! Вдруг он не выдержит, сбросит случайно маску
унылости, а на него сразу набросятся?! Что ни говори, а соседи опасные,
лучше бы подальше от них держаться! Но Иван сумел справиться с тревогами,
сейчас нельзя было давать завладеть душою и мозгом.
бочкообразному пурпурному стволу.
дерево и сквозь слезы просопел так тяжко и грустно, что ему самому стало
жалко и себя и этих несчастных:
пришлось похлопать сострясающегося в плаче вожака по голой волдыристой
спине, успокаивающе, по-дружески. Вожак и вовсе захлебнулся в слезах и
слюне. Но подполз к мохнатой коре, просунул куда-то лапу, раздвинул
что-то... И Иван увидал довольно-таки широкий проход внутрь дерева.
дрожащим пальцем.
отверзшуюся дыру.
были искусственного происхождения. Ивану показалось, что это не ходы даже,
а что-то наподобие пищеводов, кишок, а может, и вен, артерий
дерева-животного. Он все хорошо видел, потому что изнутри мохнатая кора
была почти прозрачной, наружный свет проходил сквозь нее как сквозь
запыленное и мутное стекло.
Иван заметил, что множество подобных лазов, одни поуже, другие пошире,
сходились в довольно-таки большой и полутемной, лиловатой утробе-пещере.
Да тут был целый мирневедомый, странный! Это был самый настоящий симбиоз
абсолютно различных живых существ! Иван запнулся - а может, и не
абсолютно?! Нет, это надо спецам разбираться! И чем они только там в
лагере занимаются?! Ему вспомнилось, что ведь с этого момента, с этого дня
и часа прошло целых семнадцать лет! Неужто они так и не докопались ни до
чего?! Похоже, что нет, иначе бы Иван еще перед отлетом узнал бы об этом!
Вот ведь обормоты, вот бездельники! Да всем этим космобиологам - и земным,
и лагерным, грош цена после этого. Но Иван успокоился почти сразу,
вспомнив и другое - ведь он проработал на Гадре очень долго, годы - и ни
черта не знал, не догадывался даже! Так чего ж других винить! Ладно, еще
разберемся! Успеется!
переползали с места на место дряхлые старики, разучившиеся ходить. Многие,
оттянув от стеночек или пола живые и словно резиновые округлые клапаны,
скрывались и переползали куда-то.
прямо на задницах по скользкому желобу-трубе, тоже какому-то живому,
дышащему, и очутились в еще большей утробе. Все в ней было оплетено
странными красноватыми сосудами-лианами. А еще там были ниши-соты и
множество, тысячи, десятки тысйч ниш-сот, размещенных в стенах на разных
уровнях. Это было настолько интересно и неожиданно, что Иван замер. Изо
всех ниш на него смотрели глаза звероноидов, но не такие, как у тех,
привычных, а совсем другие, более осмысленные, огромные, ясные. Иван
оживился, выпрямил спину, вскинул голову... И почувствовал на себе вдруг
плотоядный взгляд вожака - видно, добыча, вновь становилась для него
"вкусной". Иван захотел пригорюниться, сделаться унылым, тоскливым,
расслабленным. Но у него почему-то не получилось это во второй раз. И он
увидел, как побежала из пасти вожака слюна, как заскрежетали зубища, как
высунулся кончик языка, как начала вставать дыбом реденькая розоватая
шерстка. А из сот все глазели и глазели. Иван не знал, куда смотреть, на
что реагировать.
старичок-толмач и тоже захлебнулся в собственной слюне.
поблескивающих глаз. На этот раз не уйти! - подумалось ему. - Все, крышка!
Пилообразные зубы щелкнули у щеки, обдало вонючим дыханием, обрызгало
слюной, отекшая лапа легла на плечо, другая сдавила горло. Иван стоял
словно обвороженный и не пытался сопротивляться. Он почувствовал, как
затрещала ткань комбинезона, раздираемая зубами толмача. И снрва задрал
голову к нишам-сотам. Оттуда с любопытством следило за происходящим
множество глаз. Но никто не шевелился, не пытался выбраться наружу,
присоединиться к пиршеству.
клыки клацнули у носа. И он вдруг обрел силы - резко отпихнул от себя
вожака, ударом кулака сбил с ног толмачасластену. И был готов драться!
Драться до последней капли крови, до последнего дыхания...
"Откат!" Иван ничего не понял. Он как стоял, так остался стоять. Но все
вокруг вдруг неуловимо переменилось. Не было никаких, ниш-сот, никакой
утробы... Зато был огромнейший и полумрачный зал-амфитеатр. Его трибуны
состояли из тысяч клетей-лож. Трибуны были круговыми, шли от самого пола
до почти невидимых сводов, этих трибун-рядов невозможно было даже
сосчитать, таких было много. А в каждой ложе-клети сидело не меньше
десятка... трехглазых, пластинчатых, чешуйчатых.
вернулся на Харх-А-ан, а может, и на Хархаи-А, во всяком случае его
выбросило не в изоляторе-темнице. И это было уже добрым знаком.
Опустил глаза - в правой была зажата рукоять короткого железного меча, на
левой висел круглый тяжелый щит, Иван держал его за внутреннюю скобу. Это
было странно. Но он уже привык не удивляться.
чудовищно сильным, выносливым. Но радости это не приносило, потому что он
не знал, что последует за этим всем.
верхней ступени огромной, спускающейся спиралью вниз, к цирковому кругу,
лестницы. Лестница эта была грубой, сложенной из больших и неровных
каменных блоков. Судя по всему, Ивану предстояло спускаться по ней вниз.
Но он еще не знал - для чего!
года, года Обнаженных Жал!
десятками тысяч глоток, перекрыли голос ведущего. Но через минуту, словно
по команде оборвались, смолкли.
Ха-Архане в первый день сладостного Месяца Развлечений! Ар-ра-ах!!!
занудный год Братской Любви и Всеобщих Лобызаний, точно, друзья мои?!
диких и буйных животных. Нет, какие там животные Животным не дано вести
себя с подобным безумием, им не дано сливаться в единый тысячерукий и
тысяченогий организм, бьющийся в истерическом восторге.
ручеек из садика на предва, - рительном ярусе. Как он тихо и нежно журчал!
Как приятно было погрузить в него руку, глотнуть воды из пригоршни... Нет,
Махров Алексей
Андреев Николай
Корнев Павел
Ильин Андрей
Глуховский Дмитрий
Лукин Евгений