приняв их за бесхозных ночных бродяг, из тех, что живут своей, до сих пор
никому не понятной жизнью с незапамятных времен, никому не мешая и опять
же никому не принося пользы.
невоплощенными силами, и сами могут их использовать. Мы не сможем скрыть
от них отряд.
ожидалось, оказались сторожевыми постами, между ними все сровнено и
сглажено. И еще - дальше и чуть выше по этой сровненной земле раскидано
множество прозрачных стеклянных колпачков, в которых ничего нет, но и-ка
утверждает, что как раз они и есть главная опасность. Эти колпачки очень
незаметны и стоят густо, а напарываться на них ну никак нельзя. Днем их
еще можно было бы обойти, а сейчас... Амазар делает вывод: идти навстречу
цепи бессмысленно, вбок не проскользнуть - значит, надо идти через линию
фортов. Деваться некуда, дорога вверх!
спрашиваю:
методы? Ведь ему уже давно пора заметить, что в его владениях творится
что-то неладное. Даже я, отнюдь не самый шарящий во всяких маговских
делах, могу прямо сейчас назвать три, а то и четыре способа, которыми
можно вмиг нас отыскать и угробить. А тут - слуги туповатые, капканы вот
эти...
умеет заниматься одновременно всем понемногу, не затрачивая при этом
больших усилий. Когда он поймет, что странные события в его землях - следы
кого-то проникшего извне, то будь уверен, такими вот простыми вещами дело
не ограничится. Мне кажется, что это будет уже скоро, мы опережаем Друга
совсем на немного!
уже лежим около контрольной полосы. Командиры ждут, чтобы облака закрыли
еще и звезды, но приходится поторопиться - далеко внизу, сзади, одна за
другой зажигаются маленькие красные точки - факелы в руках идущих вверх
воинов. Они растянуты цепью в обе стороны долины, и несмотря на
нешуточность положения, я вдруг вспоминаю линии огоньков праздничной
иллюминации и от всей души прошу неизвестно кого, чтобы хоть без
фейерверка обошлось.
все остальные, и по два и-ка с каждой половинкой. Один из тех, что с нами,
предупреждает:
выживет никто из вас, да и для нас тоже есть опасность.
смотреть, можно уловить тонкую колышащуюся границу между тем, что я вижу
сам, и тем, что заставляет видеть и-ка. Таким же манером исчезаем и мы, и
подходим к выровненной меже. Второй и-ка тоже исчезает, зато стеклянные
пупырышки на земле начинают светиться ядовито-желтым светом с тошнотворной
прозеленью. Свечение не равномерное, а как будто живое, и центр его хищно
смещается в ту сторону, где кто-нибудь из нас ближе. Медленно идти надо,
иной раз по минуте думаешь, где ногу поставить, один из вахлаков в такую
гущу забрел, что встал враскоряку и ни назад, ни вперед, пришлось двоим
другим вытаскивать. И еще дело есть - я, как замыкающий, осторожно и без
стука заравниваю следы: где щебеночкой из горсти присыплю, а где камешком
заложу. Когда защитный пояс пройден, один из вновь сконденсировавшихся
и-ка сообщает:
чувствую напряжение, которого не знал никогда.
двум торчащим скалам, образующим друг с другом почти прямой угол.
Правильно, лучшего места для привала здесь не найти. Под их общей тенью
происходит раздача провизии, опять трофейные травяные лепешки и прочее
меню - без изменений. В середине обеда вдруг еще один туманник является на
глаза:
воплощений ведет разговор с кем-то. Я могу подслушать его и изобразить
собой то, что он видит и слышит. Думаю, это будет вам интересно.
туманом, а потом вся плоскость скалы превращается во что-то типа подложки
с голографильмом.
Прижавшись спиной к стене, стоит Пахан, он не просто зол, он взбешен. Судя
по движениям лица, он орет, но и-ка передает его слова ровно и бесцветно:
одно, а ты мало того что обещаешь совсем другое, так еще твои обещания и
не стоят ни хрена. Красиво все расписал, да только я Ат-Бастала знал и до
того, и после. Он ведь тоже снять проклятие просил, а потом вдруг на Юг
полез... - Пахан продолжает орать, но и-ка почему-то молчит. Затем и Пахан
рот закрывает, а наш комментатор наоборот ожил - видимо, заговорил сам
Друг, верней, его воплощение.
во-вторых потому, что думаешь, что твои слова что-то значат. Я не желаю
тратить время на разговоры без толку. При желании ты мог бы меня даже
обмануть, ну а так - тебе же хуже. Во внешнем мире ты мне пользы не
принесешь, а здесь куда-нибудь сгодишься.
предлагает:
достаточно. Мертвецов у меня пока хватает, а вот живую душу, да еще такую,
как этот - наглую да несговорчивую - найду куда пристроить. Следующая ночь
как раз для него.
всяческие очертания, как ложкой в стакане взболтанная. Эта бесформенная
куча дергается, как будто пытается принять какую-то форму, но кто-то
дергающий в разные стороны постоянно не дает это сделать. Анлен с криком:
"Я сейчас!" - кидается в центр этого водоворота, но не успевает - только
что почти осязаемый комок расплывается обычным тихим туманом, а Анлен
стоит посреди него с видом совершенно потерянным, мол, "как же это так?".
Вокруг всеобщая непонятливость, но длится она недолго. Один из
пухлобородых - он тоже вскочил вместе с Анлен - с нажимом говорит:
следом. Начинается бег по склону вверх. Первые минуты я еще держу темп, а
потом сдыхаю, и два вахлака без слов хватают меня под мышки - остается
только ногами перебирать. Рядом семенят трое пухлобородых - а где же
четвертый? - не знаю, все молчат. Амазар уверенно ведет отряд к верхней
кромке горы, она резко выделяется на фоне неба темной ломаной чертой. А
сзади - не так уж и далеко - загораются один за другим костры по линии
фортов, их полоса вытягивается строго горизонтально, насколько хватает
глаз. А там, где две скалы, около которых мы сидели, вспыхивает
бело-голубое пламя, и на фоне его как статуя чернеет отпустивший меня
наконец широкоплечий вахлак. Вспышка опадает сначала ярко-алыми, а затем
все темнеющими красными каплями и в считанные секунды гаснет. И снова, как
очнувшись, мы кидаемся вверх, по все круче и круче загибающемуся склону.
Тут уже не побежишь, приходится карабкаться на четвереньках, упираясь в
случайные выщерблины. Очень долгим кажется подъем, и когда мы выбираемся
на гребень, я удивляюсь, почему еще небо такое темное. Вниз в темноту
уходит ужасающе крутой обрыв, да и весь ландшафт, который виден,
напоминает край глубокой ямы. Амазар этим не смущен и даже не озадачен.
Отрывистым голосом отдается приказ, и из мешков появляются крючья, клинья,
канаты и прочее альпинистское снаряжение, в котором я не разбираюсь, да и
не надо - горцы сами с усами. Вахлаки привычно готовятся к спуску, а один
из них, довольно грамотно говоря на всеобщем, дает инструкции мне с Анлен.
И-ка тоже слушают внимательно - вручную спускаться, значит, будут. Веревки
уже висят, вахлаки лезут вниз, и из темноты доносится осторожный стук
молотков. Где-то в середине общей партии лезу и я, веревка тонкая, и
хотелось бы верить, что прочная. Без сноровки очень неприятно висеть над
неизвестной глубины пропастью, да и технология спуска, несмотря на
объяснения, доверия не вызывает: то и дело кто-нибудь тихо обрушивается
вниз и повисает на коротком отрезке веревки, цепляется, и тут же к нему
еще трое лезут, а нас с Анлен на другой канат сгоняют. На параллельной
веревке зависли все три и-ка, и я им для поднятия духа советую
превратиться в орлов или других каких птичек и вниз слететь безо всяких
приспособлений. Один отвечает без шутливости:
нас, и уж как только мы проявим свою сущность, сразу же внимание здешнего
хозяина будет привлечено сюда, и мы не сможем устоять перед ним. Тогда
останется один выход, а какой - ты уже видел.
Амгамовский сапог, и приходится ускоренным темпом ползти вниз, затем лезть
на другую веревку, и тут сверху совершенно беззвучно стреляет по глазам
ярчайшая вспышка, такое же бело-голубое пламя, как час назад. Это
действует как удар, мои руки едва не выпускают веревку, глаза ничего не
видят, но слышен удаляющийся вниз грохот камнепада. Когда я снова начинаю
различать окружающее, то прежде всего осматриваю свой участок веревки -
цел, и сотоварищи, на ней висящие, тоже целы. Справа веревка тоже на
месте, а вот левой нету. Нету даже следов ни от нее, ни от тех, кто на ней
висел, и я наконец понимаю, что это был за камнепад. Сверху голос Амгамы:
торопиться, конечно же, стоит. Вахлаки-скалолазы бегают теперь не хуже
Земляной Андрей
Конан-Дойль Артур
Скальци Джон
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Конан-Дойль Артур