Онора. Толстуха сразу повела себя очень развязно, уселась у постели,
взяла Христиану за руки, принялась расспрашивать, как врач, и, удовлет-
воренная ее ответами, заявила:
жил на подушку. И так же, как накануне, мать прижалась щекой к закутан-
ному детскому тельцу, которого она еще не видела, и, ощущая сквозь ткань
его теплоту, сразу прониклась блаженным спокойствием.
голоском.
большеротая женщина, осклабив в улыбке широкие и блестящие костяшки зу-
бов. Эти людоедские зубы даже испугали Христиану. Кормилица расстегнула
кофту, выпростала тяжелую и мягкую грудь, набухшую молоком, точно ко-
ровье вымя. И когда Христиана увидела, как ее малютка присосалась губами
к этой мясистой фляге, ей захотелось схватить свою дочку на руки, отнять
ее у этой женщины; она смотрела на кормилицу с чувством ревности и
брезгливости.
бенка, унесла его.
лась, что от волнения потеряется, заплачет, выдаст себя. Но г-жа Онора
принялась болтать, не дожидаясь приглашения. Пересказав все местные
сплетни, она добралась до семейства Ориолей.
какая у них была мать! Уж такая работящая, такая хорошая женщина. Деся-
терых стоила. Дочки обе в нее пошли.
зяйственное, у нее во всем порядок. А моему мужу больше по душе младшая.
У мужчин, знаете ли, другие вкусы, не такие, как у нас.
выговорила:
сладилось, все. Я не мешала им беседовать Что ж, молодость! И, знаете,
как мне было приятно, что и младшая не в обиде, раз она приглянулась
господину Полю.
голову потерял. А потом, знаете ли, когда итальянец - ну тот, что увез
дочь у доктора Клоша, - стал увиваться вокруг Шарлотты, так, для пробы,
только поглядеть, не клюнет ли у него, я думала, что господин Поль вызо-
вет его на дуэль... Ах, если б вы видели, какими злыми глазами он смот-
рел на итальянца! А на нее посмотрит так, будто перед ним пресвятая ма-
донна. Приятно видеть такую любовь!
глазах этой женщины, что говорили влюбленные, что они делали, как ходили
на прогулку в долину Сан-Суси, где столько раз Поль говорил ей когда-то
слова любви К великому удивлению толстухи, она задавала такие вопросы,
какие никому не могли бы прийти в голову, потому что она непрестанно
сравнивала, вспоминала тысячи подробностей истории своей любви, начав-
шейся прошлым летом, изящное ухаживание и тонкое внимание Поля, его
изобретательность в стремлении понравиться, все милые, чарующие, нежные
заботы, в которых сказывается властное желание мужчины пленить женщину.
Ей хотелось знать, расточал ли он все эти соблазны перед другой, с преж-
ним ли жаром вел новую осаду, чтоб покорить другую женскую душу непрео-
долимой силой страсти.
знакомую черточку, волнующий сердце нежданный порыв чувства, так щедро
изливавшегося у Поля, когда им овладевала любовь, она страдальчески
вскрикивала: "Ах!"
заверить, что она нисколько не выдумывает.
видела, чтобы мужчина так влюблялся!
сенка кормилицы, убаюкивавшей ребенка в соседней комнате.
навестить Ма-Руссель и Латон. Оба нашли, что она возбуждена и что состо-
яние ее ухудшилось со вчерашнего вечера.
его, пожалуйста.
губы дрожали, и, глядя в упор на мужа, она крикнула таким громким и та-
ким звонким голосом, что, верно, он разнесся по всему дому:
Никогда!
тянула руку и, указывая на г-жу Онора, растерянно стоявшую посреди ком-
наты, закричала:
танься со мной.
ее к двери, забормотал:
голову бросилось. Я ее сейчас успокою и приду за вами.
тывшим, каменным лицом, по которому катились безмолвные обильные слезы.
И впервые в жизни Андермат тоже заплакал.
стала бредить.
ливо.
нее; они играли в карты и вполголоса считали взятки. Им показалось, что
она зовет их, и они подошли к постели.
выделялось на подушке, белокурые волосы рассыпались по плечам, голубые,
широко открытые глаза пристально вглядывались в тот неведомый, та-
инственный, фантастический мир, где блуждает мысль безумных.
в непроизвольных и быстрых движениях.
что видит перед собою. И то, что говорила она, казалось бессвязным и не-
понятным. Вот она стоит на огромной каменной глыбе и не решается спрыг-
нуть, боится вывихнуть ногу, а тот человек, что стоит внизу и протягива-
ет к ней руки, - он ведь чужой, она мало с ним знакома. Потом она заго-
ворила о запахах и как будто вспоминала чьи-то полузабытые слова: "Что
может быть прекраснее?.. Есть запахи, опьяняющие, как вино... Вино
пьянит мысли, аромат опьяняет мечты... В ароматах впиваешь самое сущест-
во природы, всего нашего земного шара, прелесть цветов, деревьев, травы
на лугах, проникаешь в душу жилищ, дремлющую в старой мебели, в старых
коврах, в занавесях на окнах".
лости, от долгой усталости. Она поднималась в гору медленным, грузным
шагом и говорила кому-то: "Понеси меня еще раз, пожалуйста, прошу те-
бя... Я умру тут, больше сил нет идти. Возьми меня на руки... Помнишь,
как тогда, на тропинке... над ущельем? Помнишь? Как ты любил меня тог-
да!"
ред нею лежало мертвое животное, и она умоляла убрать его с дороги, но
осторожно, чтоб не сделать ему больно.
ему, что она тоже несчастна, гораздо несчастнее, чем он, потому что ее
покинули.