от усилий, запоминая греческие понятия <трансцендентный> и <имманентный>,
эквивалентов коим еще не было в ту пору в русском обиходном языке.
Григорий Палама... он что, первый стал... понял о свете Фаворском?
улыбки и небрежения:
старцев афонских молчаливой молитве, исихии, его же наставления мы с тобою
чли на прошлой неделе! Но до него тому же учили Василий Великий, Григорий
Нисский, а такожде Григорий Богослов, Дионисий Ареопагит,
Максим-исповедник и иные многие. Искони свет истинного православия
неразлучен с исихией. Должно бы сказать, что старец Палама не иное что
измыслил, но возродил, сохранил и свел воедино древлюю православную мысль,
не угасавшую в церкви греческой с первых веков христианства!
краешек скамьи. - Как малым сим объяснить, что Господь вокруг нас, во всем
зримом и тварном и в нас самих заключен! Как изъяснить им закон любви к
ближнему своему! Ежеден повторяю им: <Если не спасешься сам, и Бог не
спасет!> - а вс° втуне; мыслят свечку поставить и тем откупиться от
греха... Нынче опять Торговый Пол встал на Прусскую улицу, и мои неревляна
такожде не имут мира с братьею своей! Како мыслит старец Григорий Палама
об устройстве общинном? Поди, отвергся суеты той?!
ученику Филофею Коккину, митрополиту гераклейскому, оставить поприще и
удалиться в келью, на Афон, сказав: - <Да не возжаждет сего!>
градских! - И еще раз повторил, понурясь: - Да не возжаждет...
сколь трудна для владыки, коего он незаметно успел полюбить, точно родного
отца, его хлопотная и многообразная власть над своевольным городом.
толковалось о том, что люди изобрели деньги лишь с тем, чтобы с удобством
обмениваться плодами своего труда, и что токмо скупцы и ростовщики,
сбирающие богатства ради богатств и грабящие других, истинно презренны и
вредны обществу: <Вредоносно отнюдь не само по себе богатств скопление,
можно быть и богатым, подобно Аврааму, но, имея доброе сердце,
спастись>...
Серебро дают в рост и емлют лихву, аки кровопивцы несытые, а и меньшие
таковы ж: на пожарах грабительство учиняют; даже и церкви божий, Господа
не боясь, ни Страшного суда, грабительством разбивали, с кровью и студом
велиим! Я уж велел и попам в проповедях осуждати лихву взимающих и у
причастия и на исповеди корить и стыдить оных! Горе городу, в коем брань
междоусобная!
крепкий кулак постучал в тесовое полотно.
плечах, осанистый боярин в летнем шелковом опашне, в прорези которого были
выправлены белые, сборчатые, отделанные серебряным кружевом рукава, и с
золотою цепью на плечах вступил в палату. Келья разом показалась тесна для
его богатырской стати. Княжич Михаил узнал Остафья Дворянинца, нынешнего
посадника новогородского.
коротким наклоном крутой шеи приветствовал Лазаря и усмешливым движением
глаз и бровей - тверского княжича, после чего гулко возгласил:
прервал труд твой духовный! - Он приодержался, свел брови хмурью, не
докончив ученого речения, и, словно топором отрубив, сказал: - Чернь
бунтует, владыко, пакости не стало б! Уже и Великий мост переняли! И
неревляна твои туда ж... Выйди, утишь!
Василию. Потом грузно встал и замер, опустив голову, сожидая решения
духовного хозяина города.
вишь...
на пригороды новогороцки?! Ни защиты от его, ницего, един раззор! Цем с
има, дак лучше с москвицями дело иметь! Низовськи князи на цьто? А про
Ольгирда и тебе скажу, и всем - прямой пес! Не поймешь, кому мирволит.
Плесковицам не помог, а в чуди мятеж вста на немчи, дак Ольгирд ихнего
воеводу убил, <божьим дворянам> помочь учинил, опосле того чудинов от
немечь четыренадесят тысящ душ трупьем легло, эко! И на наши волости, пес,
зубы точит!
б тоби! - в сердцах вымолвил, качая головою, Калика. - Уж коли и мои
неревляна противу тя исполчились, и я не спасу! Однако выйду к има, выйду,
Остафеюшко! На Великом мосту, баешь?
покой. (Год спустя, во время Ольгердова нашествия, он был убит
разбушевавшейся чернью.) Лазарь вышел следом, а Калика, вставши посреди
покоя, на миг прикрыл руками лицо.
паки брань, и брань, и брань! Возрастешь, с господнею помочью получишь
стол тверской, огляни добрым оком на наше пребезначалие!
приник к руке наставника.
тверского княжича. Вечная пря и смуты родного города порою, как нынче,
приводили его в безысходное отчаяние, в коем он готов был произнести те
вещие слова, что полтора века спустя, пред лицом гибели Новгорода
Великого, произнес другой иерарх новогородский: <Кто мог бы попрать
таковое величество града моего, коли б зависть и злоба гражан его не
осилила и брань междоусобная не сгубила!>
земле? Он пришел к тебе с войском, протянул дружескую руку, предлагая
объединить силы - вся Латгалия и земля эстов были бы нынче у наших ног!
Вместе с ними мы бы нынче покончили с Орденом! Брат мой, Ольгерд, зачем ты
срубил ему голову?!
никто не пьет. Кейстут - потому , что не пьет Ольгерд, а Ольгерд потому,
что он не пьет ничего, кроме ключевой воды.
щекой. - Ты же рыцарь, Кейстут! Я не мог стерпеть, что латгальский холоп
лезет в князья и становится в ровню мне, Ольгерду, Гедиминову сыну! Кровь
заговорила во мне, наша литовская княжеская кровь! И не кори меня больше!
Невесть куда повернули бы мятежные эсты с латгальцами! Они убивали всех
подряд! Не должно холопу зреть на своем топоре кровь боярина или рыцаря! У
нас у самих холопы, Кейстут! И не кори меня больше! Я пришел к тебе не для
того, чтобы вспоминать прошлое, хотя бы и прошлую кровь! Я прискакал
сказать, что уже пора, ратники пойдут за нами, куда бы мы ни повели их
теперь, и ты сам доказал делами, а не словом, что достоин высшей власти!
Пора брать Вильну, Кейстут! Пора, не то будет поздно! Латинские попы
уговорят Явнута сдать ее без бою богемскому королю или Ордену!
немецких набегов. Ты долго ждал, Ольгерд, и поссорил нас со всеми вокруг!
Поляки и угры против нас, и владимирский князь Симеон тоже ворог тебе
после того, как ты пограбил его волости! Ты не помог Плескову, и они
отшатнулись от тебя! Латгалия усмирена и подчинена Ордену! Что скажешь,
Ольгерд? Чем уравновесишь ты весы времени, на коих лежат наши с тобою
княжеские головы?
время дел! Пора брать Вильну!
поклянись и ты, что не порушишь вовек нашей с тобою присяги!
воин, по всей повадке господин, а не вассал, садился на коня. Кучка
молчаливых кметей окружила его, и скоро глухой топот копыт растворился в
предутренней тьме.
тот с хозяином. Даже Бирута не ведала ничего. На этом настоял Ольгерд. И
ратники, которых назавтра стал созывать Кейстут, мыслили лишь о возможном
походе на немцев или отражении очередного рыцарского набега.
пир горой. Дружинники на дальних столах орут песни, бояре встают, подымая
чары в честь князя. Явнут, сияющий, в меру хмельной, царит за столом.
Немецкие гости чинно сидят по левую руку, дружно налегая на печеного
Пехов Алексей
Каргалов Вадим
Корнев Павел
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Лукьяненко Сергей