двери.
растерянности даже позабыли поклониться. Еще больше растерялись, увидев,
что лицо у сына в синяках, воротник шубы оторван, полы располосованы
словно бы ножом. И у Джучи шуба, крытая шелком, порвана, один рукав едва
держится.
и кровоподтеки - расплылось в беспечно-веселой улыбке.
Снимай, Джучи, шубу. Мать пришьет рукав - никто не заметит. Она умеет. Что
рукав! Оторванные уши пришить может!
наконец сказала:
лучше.
сердцем скорбеть будет, спрашивать начнет: где, как, почему?
разговора Судуя с Каймиш он, кажется, не слышал. Тайчу-Кури встревожился.
Парни что-то скрывают. Судуй много говорит, много шутит. Тут уж гадать не
надо - вышло что-то неладное. И по Джучи видно. Уж не натворили ли чего
плохого? Не должно бы. Джучи разумен... Но кто знает! О вечное небо,
отведи от нас все беды-невзгоды и козни злых духов.
дверям, Судуй умолк на полуслове, укрепляя Тайчу-Кури о мысли, что он
чего-то побаивается. В юрту вошел Шихи-Хутаг. Его лицо с пришлепнутым
утиным носом было веселым.
наклонился к уху, и Тайчу-Кури услышал его шепот:- Они будут молчать.
Своими словами я нагнал на них страху. Еще и повинятся перед тобой.
печальными.
на охоте. Младшие братья Джучи, Чагадай и Угэдэй, не захотели ему
повиноваться. Заспорили. Все трое разгорячились, и кто-то, скорее всего
Чагадай, назвал Джучи меркитским подарком. Всегда спокойный и
рассудительный Джучи не стерпел обиды, дал братьям по зубам. Те - в драку.
Судуй начал их растаскивать. Чагадай и Угэдэй сорвали зло на нем, ножи
выхватили. Хорошо, что подоспели Шихи-Хутаг и Тулуй.
сначала перепугалась, потом разозлилась, изругала Судуя, даже кулаком по
спине стукнула.
нукер и увел Судуя к Борте-хатун. Домой сын возвратился покачиваясь, будто
котел архи выпил, пробовал улыбаться, но и улыбка была как у хмельного, не
настоящая. К нему подскочила Каймиш.
заперлись. У меня хотела выведать. Да разве я скажу!
Будь я на его месте...
приходилось ему, как сейчас Судую, отлеживаться на животе после побоев -
не счесть! Давно это было, но стоит вспомнить - и спину подирает морозец.
Но что он может сделать, чтобы уберечь сына? Почти ничего...
победу и он станет единым, всевластным повелителем великой степи, его
жизнь озарится радостью, какой не ведал от рождения, уйдут страхи и
тревоги за свой улус, покойно и умудренно он будет править племенами. Но
радость была недолгой, она померкла под грузом забот. Удержать в руках
улус, такой огромный, что и умом обнять трудно, оказалось много сложнее,
чем повергнуть к своим ногам Таян-хана. Ему удалось заглушить извечную
вражду племен, перемешав людей, как зерна проса в торбе. Заглушить, но не
искоренить. Это он хорошо понимал, и в душе сочилось, сочилось
беспокойство.
сторон улуса. Позднее подходили ближние нойоны, и вместе с ними начинал
думать об устройстве разных дел.
нойоны хунгиратского племени сговариваются отложиться от него и поддаться
Алтан-хану.
возмутилась и с семьями, со скотом ушла к хори-туматам. Джида спрашивал
позволения сотню разыскать, где бы она ни укрывалась, и всех воинов
истребить... Еще с осени приходили к хану воины из тысячи Джида-нойона,
расселенной в бывших меркитских нутугах. Жаловались, что Джида-нойон
делает большие поборы. Давай ему войлоки, кожи, овчины, овец, быков,
лошадей. Женщинам и детям ничего не остается, они живут в голоде и холоде.
Он вытребовал Джида-нойона к себе, стал доискиваться, почему так
получается. Нойон перечислил, сколько чего нужно для содержания тысячи
воинов. И получилось - ничего лишнего не берет.
по себе не страшили его. Худо, что это-отголоски общего недовольства. Пока
оно выплескивается такими вот не очень опасными вспышками. Но со временем,
если их не гасить, вспышки сольются, и вновь в степи запылает пожар. Но
как гасить недовольство? Для сохранения покоя улуса нужны воины, много
воинов. Они есть. И они верно служили ему, надеясь добыть копьем лучшую
жизнь себе и своим детям. Но, разгромив Таян-хана, он не позволил
безвластно грабить найманские курени: еще живы Буюрук и Кучулук,
ограбленные найманы побегут к ним, станут их силой. Этого никто понять не
желает! Воины и многие нойоны считают себя обманутыми, обделенными. И это
не все. Чтобы сохранить в целости улус, надо держать под рукой десятки
тысяч воинов. И каждого надо одеть, обуть, вооружить, на коня посадить,
едой снабдить. Где что брать? У семьи того же воина. Взял - оставил
голодными детей. Какой же верности и преданности можно ждать после этого?
могущественных не менее, чем Алтан-хан. И к ним, по слухам, ушел
Нилха-Сангун. После мучительных раздумий он решился на шаг, который многим
его нойонам показался безумным. Отобрал двадцать тысяч самых лучших
воинов, дал им лучшее оружие, посадил на лучших коней и отправил в поход.
Ничего безумного в этом не было. Тангуты думают, что пока живы Буюрук,
Кучулук, Нилха-Сангун и другие враги, он будет озабочен только тем, как их
сокрушить, им и в голову не придет поостеречься. И двадцать тысяч его
отважных воинов падут на тангутов, как ястребы на дремлющих уток. Пока
очухаются, соберут силы, воины сумеют расчесать им волосы и намять
затылки. После этого, прежде чем помогать Нилха-Сангуну или Буюруку, они
крепко подумают.
рассказов Ван-хана он знал, как велико, богато, многолюдно тангутское
государство, какие большие там города, обнесенные высокими стенами... Если
войско постигнет неудача, будет худо, очень худо.
повеление. Но он всего еще не обдумал. Проще всего послать воинов в земли
хори-туматов, истребить беглецов. Однако как посмотрят на это хори-туматы?
Ввязываться в драку с ними - не время... Не трудно, наверное, похватать
хунгиратских злоумышленных нойонов. Но если за ними люди Алтан-хана...
Нет, надо думать и думать...
мои сыновья? Прилежны ли?
память.
прости меня, великий хан, немного беспечен.
мои дети.
Контровский Владимир
Земляной Андрей
Суворов Виктор
Махров Алексей
Прозоров Александр
Суворов Виктор