доме, слава Богу, всего было вволю, пан был у нас и видел, разве только
птичьего молока не доставало. Только вот эти посты, за которые его каноник
уже распекал, да потом еще гнев...
любопытства.
ее фамилия, егермейстерше Паклевской, так? - спросил старик.
не отдали его прямо ей; моя мать больна, и хотя она очень давно уже не
видела отца, все же не может быть, чтобы эта новость не произвела на нее
впечатления. Будь, что будет!
отказался от родной дочери и все оставил старшей - Кунасевич, которая за
подкоморием, ее зовут Тереза, - а это неправда. Кунасевич этого очень
хотела; но старик, когда захворал, изменил завещание, и вот вам это лучше
будет видно из письма каноника.
но тот остался совершенно холоден. Он взял письмо, взглянул на написанное
на нем имя матери и начал вертеть письмо в руках...
должен приготовить мать; я не знаю, что она решит...
его знать и позволяя ему страдать, - сказал Паклевский, - кто знает, стоит
ли принимать то, что он изменил только в час смерти. Мать моя...
состоянии внутреннего беспокойства, увидела в окно сани и испугалась,
потому что к ним редко заглядывали чужие; она позвала служанку, отправила
ее на разведку и, узнав, что шляхтич с сыном пошли в его комнату, вбежала
за ними. Глаза ее искали сына и незнакомого приезжего, который, заметив
ее, отступил назад, вперив в нее затуманенный слезами взгляд.
стараясь угадать, что еще грозило ей.
Теодор, - а теперь надо принять и угостить этого пана...
секретаря воеводича.
умер...
молитвенному столику, стала на колени. Это была и молитва, и необходимое
успокоение души; брызнули слезы, она поплакала и поднялась с колен,
подкрепленная.
которую привез шляхтич.
свое решение и иначе распорядился своим имуществом, - сказал он.
запоздалое доказательство отцовской любви... Но у нее оживилось лицо,
заблестели глаза и задрожали руки, разрывавшие конверт; она хотела сказать
что-то и не смогла: не хватило дыхания.
опустилась на колени и стала молиться.
сознавая незаслуженную суровость свою перед дочерью, которую он оттолкнул
при жизни, уничтожил первое свое завещание и оставил Беате равную часть с
сестрой ее Кунасевич. Однако же, он давал понять, что хотя первоначальное
лишение наследственных прав было им отвергнуто, и новое завещание было
составлено cum omni formalitate, все же можно было ожидать процесса с
подкоморием Кунасевичем, который будет доказывать, что воеводич последнее
свое завещание писал не в полном рассудке и сознании. Секретарь советовал
пану Теодору прибегнуть к покровительству Чарторыйских и постараться
поскорее вступить во владение имуществом, хотя бы для того, чтобы войти с
Кунасевичем в более выгодное для себя соглашение.
обливая слезами.
много, но тебя не оставлю обездоленным, ты не будешь бедняком, нуждающимся
в чужих милостях...
была мне сестрой, а только врагом; мне не для чего щадить ее, я не хочу
ничего прощать ей и не буду с ней считаться!
настроении матери, еще не понимая ее. Она сразу ожила... Теодору приказала
тотчас же сесть и писать письмо канцлеру с докладом и извинением, а потом
тотчас же собираться в дорогу - в Божишки.
- но теперь, когда Бог дал тебе кусок земли, ты займешь совсем другое
положение в глазах всей фамилии; теперь ты можешь проявить себя совсем
иначе по отношению к гетману и его ничтожным союзникам. Теперь у тебя есть
почва под ногами, и ты должен подняться так высоко, чтобы иметь
возможность смело смотреть в глаза тем, кто бесчестил твоего отца и мать.
день в молитве и казалась наполовину умершей, теперь интересовалась
будущим гораздо живее, чем Теодор, который еще не особенно верил в него.
маленькую паненку еще в детстве. Из его рассказов можно было сделать
вывод, что наследство после воеводича было гораздо значительнее, чем
предполагали. Страшная скупость умершего, несмотря на самое возмутительное
ведение хозяйства, позволяла ему откладывать ежегодно очень большие суммы,
которые он помещал в выгодные предприятия.
нелегок, так как сам Кунасевич пользовался славой известного юриста и
большого сутяги. Подкоморий принадлежал к числу приверженцев князя-воеводы
Радзивилла и верил в силу радзивилловского трибунала; но теперь
обстоятельства очень изменились. Масальские и фамилия приобретали все
большую власть, и дело могло решиться не в пользу Кунасевича в пику
виленскому воеводе.
Теодора особенно сильного впечатления. Он не доверял обещаниям судьбы,
завещанию и связанным с ним надеждам на лучшее, а знал только одно - что
будет брошен в бурный поток, в котором трудно будет плыть без руля и без
помощи. В то время, как егермейстерша не помнила себя от счастья, Теодор
чувствовал себя встревоженным и смущенным.
в Божишки. На другой день вдова села писать письмо к отцу Елисею, донося
ему о том, что случилось, и прося благословить сына. И только теперь,
взглянув на письмо, Теодор догадался, что монах оказал несомненное влияние
на состояние духа матери. Его святое вдохновение осенило эту угнетенную
душу и вызвало в ней беспокойные порывы религиозности, в которых было еще
слишком много земного для того, чтобы принести ей облегчение и утешение.
со словами утешения, но он не измерял и не взвешивал бросаемого в ее душу
посева и, воспламеняя душу, не мог утолить ее. Вероятно, со временем буря
стихла бы, и волны успокоились, но сейчас все еще бушевало и кипело.
непременно, но скорее с советом, чем с поздравлением...
на сильный мороз. Теодор со старым шляхтичем почти вынесли на руках
закостеневшего ксендза. Он сам смеялся над своим бессилием.
угодно было послать вам испытание, потому что то, что вам кажется
счастием, есть только введение в искушение. Но берегитесь, чтобы гордость
не захватила вас в свои когти, чтобы вами не овладела жадность и не
отравила вас ядом ненависти к братьям...
смирению; теперь у тебя вырастут рога... и беда той душе, которая носит
рога и ищет, кого бы ей забодать... О, свет, свет! Если он кого-нибудь не
пригнет нуждой, то опоганит золотом. Как мне жаль вас! Как жаль!
вдова, - вы в самом деле видите в этом опасность?
вам, будут желать счастья; я же плачу, потому что знаю, что чем выше стоит
человек, тем труднее ему быть добрым, даже если он имеет Бога в сердце! На
высотах кружится голова! Бедняжки вы мои! Настал для вас час испытания:
помните же, что вам послан крест, а не радость.