и живительные, падали на утесы, которые, казалось, чувствовали их тепло;
тысячи кузнечиков, скрытых в вереске, оглашали воздух однообразным и
непрерывным стрекотанием; листья миртов и олив трепетали, издавая почти
металлический звук; каждый шаг Эдмона по нагретому солнцем граниту спу-
гивал зеленых, как изумруд, ящериц; вдали, на горных склонах, виднелись
резвые серны, так привлекающие охотников; словом, остров казался обитае-
мым, полным жизни, и, несмотря на это, Эдмон чувствовал, что он один,
под десницей бога.
яркий дневной свет, при котором даже в пустыне нам чудится, что чьи-то
пытливые взоры следят за нами.
отложил кирку, снова взял в руки ружье, еще раз вскарабкался на самую
высокую вершину и внимательным глазом окинул окрестность.
кой Корсикой, на которой он различал даже дома, ни почти неведомой ему
Сардинией, ни Эльбой, воскрешающей в памяти великие события, ни едва
приметной чертой, тянувшейся на горизонте, которая для опытного глаза
моряка означала великолепную Геную и торговый Ливорно; нет, взгляд его
искал бригантину, отплывшую на рассвете, и тартану, только что вышедшую
в море.
положному пути, шла вдоль берегов Корсики, готовясь обогнуть ее.
стоит на самой возвышенной точке остроконечного острова, подобно хрупкой
статуе на огромном пьедестале; под ним - ни души; вокруг - ни единой
лодки; ничего, кроме лазурного моря, бьющегося о подножие утесов и ос-
тавляющего серебристую кайму на прибрежном граните.
очень опасался, как бы его на самом деле не постиг несчастный случай,
который он так искусно и удачно разыграл.
утесах, и увидел, что следы ведут к маленькой бухточке, укромной, как
купальня античной нимфы. Вход в эту бухту был довольно широк, и она была
достаточно глубока, чтобы небольшое суденышко вроде сперонары могло вой-
ти в нее и там укрыться. Тогда, следуя той нити, которая в руках аббата
Фариа так превосходно вела разум по лабиринту вероятностей, он решил,
что кардинал Спада, желая остаться незамеченным, вошел в эту бухточку,
укрыл там свое маленькое судно, пошел по направлению, обозначенному за-
рубками, и там, где они кончаются, зарыл свой клад. Это предположение и
привело Дантеса снова к круглому камню.
представления о динамике: каким образом можно было без непосильного тру-
да водрузить этот камень, весивший, вероятно, пять или шесть тысяч фун-
тов, на то подобие пьедестала, на котором он покоился?
просто скатили сверху вниз.
местоположение.
которой камень мог сползти. Другой обломок скалы, поменьше, послужил ему
подпоркой и остановил его. Кругом него были навалены мелкие камни и бу-
лыжники, и вся эта кладка засыпана плодоносной землей, которая поросла
травами, покрылась мхом, вскормила миртовые и мастиковые побеги, и те-
перь огромный камень был неотделим от скалы.
этот хитроумный маневр.
временем.
тие, в которое можно было просунуть руку.
ти, обрубил ветви, просунул его в отверстие и стал действовать им, как
рычагом.
один человек, обладай он даже геркулесовой силой, не мог бы сдвинуть его
с места.
упал на бараний рог с порохом, оставленный ему Джакопо.
мины, как делают землекопы, когда хотят избежать долгой и тяжелой рабо-
ты; наполнил этот ход порохом, разорвал свой платок и с помощью селитры
сделал из него фитиль.
неизмеримой силой пороха, нижний разлетелся на куски. Из маленького от-
верстия, проделанного Дантесом, хлынули целые полчища трепещущих насеко-
мых, и огромный уж, страж этого таинственного прохода, развернул свои
голубоватые кольца и исчез.
пропастью. Неустрашимый искатель обошел его кругом, выбрал самое шаткое
место и, подобно Сизифу, изо всех сил налег на рычаг.
лия; он походил на титана, вырывающего утес, чтобы сразиться с повелите-
лем богов. Наконец, камень подался, покатился, подпрыгнул, устремился
вниз и исчез в морской пучине.
лезное кольцо, укрепленное в квадратной плите.
его первая попытка!
так сильно, глаза застилал такой горячий туман, что он принужден был ос-
тановиться.
с силою двинул им, и плита поднялась; под ней открылось нечто вроде
лестницы, круто спускавшейся во все сгущавшийся мрак темной пещеры.
побледнел и остановился в раздумье.
несчастьям, и разочарование не сломит меня; разве страдания ничему меня
не научили? Сердце разбивается, когда, чрезмерно расширившись под теплым
дуновением надежды, оно вдруг сжимается от холода действительности! Фа-
риа бредил: кардинал Спада ничего не зарывал в этой пещере, может быть
даже никогда и не был здесь; а если и был, то Цезарь Борджиа, неустраши-
мый авантюрист, неутомимый и мрачный разбойник, пришел вслед за ним, на-
шел его след, направился по тем же зарубкам, что и я, как я, поднял этот
камень и, спустившись прежде меня, ничего мне не оставил.
отверстие.
ного разбойника, где перемешаны свет и тени, в сплетении необычайных со-
бытий, составляющих пеструю ткань его судьбы. Это сказочное похождение
было необходимым звеном в цепи его подвигов; да. Борджиа некогда побывал
здесь, с факелом в одной руке и мечом в другой, а в двадцати шагах, быть
может у этой самой скалы, стояли два стража, мрачные и зловещие, зорко
оглядывавшие землю, воздух и море, в то время как их властелин входил в
пещеру, как собираюсь это сделать я, рассекая мрак своей грозной пламе-
неющей рукой.
тайну?" - спросил себя Дантес.
погребенным", - отвечал он себе, улыбаясь.
сокровище и унес его; Борджиа - человек, сравнивавший Италию с артишоком
и общипывавший ее листик за листиком, - Борджиа хорошо знал цену времени
и не стал бы тратить его даром, водружая камень на прежнее место.
леднее слово человеческой мудрости: "Быть может!.."
спертого воздуха Дантес увидел мягкий, голубоватый сумрак; воздух и свет
проникали не только в сделанное им отверстие, но и в незаметные извне
расщелины утесов, и сквозь них видно было синее небо, зеленый узор дубо-
вой листвы и колючие волокна ползучего терновника.
а скорее теплый и благовонный, - был настолько же мягче наружного возду-
ха, насколько голубоватый сумрак был мягче яркого солнца, Дантес, обла-
давший способностью видеть в потемках, уже успел осмотреть самые отда-
ленные углы; стены пещеры были из гранита, и его мелкие блестки сверка-
ли, как алмазы.