осмотреть домики. Заходит к метеорологу Овчинникову, у которого жил
кинооператор, и видит неприглядную картину: Л. спит в шапке, верхней одежде
и унтах. Удивленный Толстиков потряс его за плечо.
и Л. поклялся мне отомстить. Но я был начеку, и вместо меня досталось на
орехи нашему повару Тихонову. Он почему-то постыдился признаться своему
тестю, что идет в дрейф поваром, сочинил себе какую-то должность и жил
спокойно. И вдруг от тестя радиограмма: "Смотрели киножурнал сообщи кем ты
работаешь а то на экране ты жаришь котлеты". После этого случая
действительно начались подвижки льда -- думаю, что от нашего хохота...
Севером и отправился на Юг -- в Антарктиду.
Трешников.
трудная, вся под снегом и с климатом, несколько худшим, чем в Сочи. Летите и
решайте, сможете работать -- оставайтесь, нет -- будем ее закрывать.
предстоит веселая... -- вспоминал Григорий Мелентьович. -- Вылетел я на
Пионерскую. Станция находится в трехстах восьмидесяти пяти километрах от
Мирного, на склоне ледяного купола, в зоне постоянного стокового ветра,
обусловленного стекающим с плато по наклонной плоскости воздухом. Вся
местность здесь словно окутана туманом, но это не туман, а снег,
превращенный ветром в мельчайшую пыль. Над домом -- восемь метров снега,
теснота, подсобных помещений нет... Короче, возвратился в Мирный и сказал
Трешникову: "Буду работать". Взял пятерых ребят и отправился на Пионерскую.
станциях, и улыбался: "Разве это трудности?" Ветры, постоянные ветры при
температурах сорок, пятьдесят, шестьдесят градусов и ниже... Выходишь в
валенках, в двойных перчатках, а чувствуешь себя голым -- продувает
насквозь, режет словно бритвой, да так, что еле двери открываешь
бесчувственными руками. И в такую погоду нужно было ежедневно выпускать
радиозонды, бежать с ними по сто-двести метров. И это в условиях высокогорья
-- ведь станция находится на высоте две тысячи семьсот метров над уровнем
моря! Досталось нам с этими зондами... Да и не только с ними, проводить
любое научное наблюдение на свежем воздухе было мучительно трудно. Однажды я
настолько поморозил лицо, что неделю не мог раскрыть рта...
не смогли открыть входной люк. Выручили гости. Как раз в этот день до
Пионерской добрался санно-гусеничный поезд, направляющийся на Восток.
Сначала ребята удивились, что их никто не встречает, но потом услышали
отчаянный стук в люк и откопали нас. А еще через некоторое время под напором
снежной массы стал выгибаться и трещать потолок. Пришлось объявлять аврал и
вытаскивать наверх колоссальное количество снега. За первые месяцы мы
вытащили его тонн сто пятьдесят, но зато соорудили вполне приличную баню,
туалет и тоннель, из которого брали снег для камбуза.
Тепловой режим этого района Антарктиды характерен резкими скачками
температуры, которые сопровождаются грохотом, сравнимым разве что с
артиллерийской канонадой: это происходят разрывы поверхности ледника,
образуются термические трещины. И нам оставалось лишь надеяться, что станцию
"минует чаша сия" и бездна не разверзнется под нашим беззащитным домиком.
рассказывал Силин. -- "Мелентьевич, зачем я сюда поехал? -- не выдержав,
возопил однажды наш метеоролог Гарсеван Куртгелаидзе. -- Грузию, такой рай,
променял на такое место, дышать нечем!" Гарсеван у нас по совместительству
выполнял и обязанности повара. Грузины, как мне кажется, обладают природным
кулинарным даром, но Гарсеван являл собою вопиющее исключение из этого
правила. Для начала, чтобы показать, что ожидает нас в дальнейшем и рассеять
все наши иллюзии, он сварил неразделанную курицу вместе с потрохами. Весело
посмеявшись вместо со всеми над своей неудачей, он решил нас побаловать и
приготовил заранее широко разрекламированный рассольник. Мы хлебнули по
ложке и помчались полоскать рты: Гарсеван щедро вложил в котел месячный
запас огурцов. "Что, не нравится? -- удивился он. -- Сварю кашу!" И через
полтора часа на столе стояла дымящаяся кастрюля с кашей, начиненной вместо
изюма... канцелярскими кнопками. Видимо, пока каша варилась, Гарсеван
доставал что-то с верхней полки, где лежали канцелярские принадлежности, в
уронил в кастрюлю коробку. Есть кашу, несмотря на оригинальность ее состава,
ребята отказались, и расстроенный Гарсеван обещал повысить свою
квалификацию. Свое обещание в ходе зимовки он выполнил, да и мы помогали как
могли. Помнится, на редкость ценную услугу оказал ему наш механик Василий
Климов. Мы соорудили баню, и Гарсеван добился права вымыться в ней первым.
Вошел он в баню, увидел, что уголь кончается, и притащил еще мешок: только
вместо бурого угля взял антрацит, а он горел плохо. Вскоре горение совсем
прекратилось, тепло из баньки быстро выдуло, и замерзший Гарсеван стал
призывать на помощь дежурного. Когда Климов прибежал, голый Гарсеван так
сильно щелкал зубами, что механик, не теряя времени, стал разогревать
беднягу... паяльной лампой!
Пионерской мне запомнилась как самая тяжелая. Не только своим несравненным
по трудностям бытом, но и тем, что из-за сквернейших метеорологических
условий срывались научные наблюдения. Но ведь главное удовлетворение
полярник получает именно от сознания того, что проделанная им за год работа
приблизила науку к пониманию процессов, происходящих в высоких широтах. А
проводить наблюдения зачастую было невозможно: переносить сильный ветер при
крайне низких температурах человек еще не научился. Или такое явление. Когда
ветер усиливался, снег нес с собой частицы статического электричества, и все
предметы на станции настолько наэлектризовывались, что стоило поднести к ним
неоновую лампочку, как та светилась, а между изоляторами проскакивали искры.
Все это было бы забавно, если бы не нарушало точность показаний приборов. И
в нашем вахтенном журнале время от времени появлялись уникальные записи:
"Сильная электризация, наблюдения не проводились".
законсервирована. Свое назначение она выполнила. Мы узнали о постоянном
стоке воздушных масс с плато, о работе ветра, благодаря которой переносится
колоссальное количество снега, о температурных и других характеристиках
этого района Антарктиды.
когда участники санно-гусеничных походов на Восток рассказывают, что
проходили мимо Пионерской и ничего не видели -- нет станции, все скрыто
снегом... Наверное, это естественно: чем больше сил, крови и пота вложил ты
в дело, тем дороже оно душе твоей...
ВИКТОР МИХАЙЛОВИЧ ЕВГРАФОВ
железной настойчивостью добивался осуществления своей мечты. Это полярники
по призванию, по зову сердца, как Трешников и Толстиков, Сомов и Петров,
Гербович и Сидоров.
полярником в известной мере случайно, благодаря какому-то повороту судьбы,
и, став им, не мыслят для себя другой жизни. В наше время, когда борьба
человека с природой для большинства сводится к тому, надеть ли галоши или
достаточно взять зонтик, некоторые люди страдают от избытка гибнущих втуне
жизненных сил. Иногда им так и не находится выхода, и тогда человек
становится нервным и трудно выносимым для окружающих брюзгой. Но чаще выход
находится, вулкан взрывается, и тогда великое племя бродяг получает еще
одного геолога, летчика, моряка, полярника. И случается это не только в
юном, но и в достаточно зрелом возрасте. Помните, как говорил у Лермонтова
Максим Максимыч? "Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано,
что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!"
Сделай жизнь другой зигзаг -- и они могли бы бродить с теодолитом по тайге,
добывать золото или рыбачить у Ньюфаундленда на траулере. Но главное в
другом: просто "этакие люди" не в состоянии жить обычной, размеренной и
спокойной жизнью, они ищут бури и, -- что не менее важно -- эта самая буря
ищет их!
Евграфов, а вы решите, случайно это произошло или не случайно.
шли по Фонтанке. Здесь элемент случайности, так как если бы супруги шли по
другой улице, эта история, возможно, не имела бы продолжения. Но они шли
именно по Фонтанке. Мало того, судьбе было угодно, чтобы кульминационный
момент беседы пришелся на тот момент, когда супруги шествовали мимо изящного
особняка, в котором издавна расположен Институт Арктики и Антарктики.
наверняка до сего дня и думать не думал о том, чтобы покинуть родной
Ленинград и уехать на край света.
мужа в исключительно сложное положение.
чтобы потом на саркастический вопрос жены: "Как там поживают пингвины?" --
жалко промямлить, "что, на твое счастье, у кадровика кончились анкеты" или
какую-нибудь другую чушь в этом роде. Но Виктор Михайлович был устроен
по-иному. Он сразу же направился в отдел кадров, подал заявление, прошел
отборочное сито и стал поваром Второй антарктической экспедиции.