атмосферу?
ватные, я с трудом подыскивал слова и вообще сомневался, что мои мысли
стоят того, чтобы выражать их вслух.
пытаясь припомнить, что еще собирался сказать. Наконец вспомнил: Через
полтора часа каждый четвертый из экипажа будет уже мертв. Свенсон
улыбнулся. Я не поверил своим глазам: он улыбнулся!
ошибаетесь, доктор! От отравления окисью углерода не умрет никто. Через
пятнадцать минут весь корабль будет дышать чистым воздухом.
слишком велика, у старика шарики зашли за ролики. Свенсон заметил наш
безмолвный диалог и рассмеялся, но тут же поперхнулся, хватив слишком
большую порцию ядовитого дыма, и зашелся в судорожном кашле. Какое-то
время он боролся с приступом, потом наконец утих.
думаете, доктор, зачем я приказал отдраить все водонепроницаемые люки?
распорядился:
- Есть, сэр... - напряженно ответил Хансен. Но с места не сдвинулся. -
Лейтенант Хансен сейчас прикидывает, кого послать, - проговорил Свенсон.
- Лейтенант Хансен досконально знает, что дизельный двигатель никогда -
слышите - никогда! - не запускается в подводном положении, если не
поднят шноркель, а подо льдом, как вы понимаете, это невозможно. Ведь
дизель не только забирает воздух из машинного отделения, он к тому же
глотает его так жадно, что за считанные минуты буквально высосет весь
воздух из корабля... А что нам еще требуется?
будет чихать и глохнуть из-за низкого содержания кислорода в этой
отравленной атмосфере - но все же заработает. И отсосет большую часть
этого загрязненного воздуха, выбрасывая отработанные газы за борт. А в
результате?
всему кораблю. До сих пор делать это было бы самоубийством: свежий
воздух так раздул бы пламя, что пожар не удалось бы потушить. Но сейчас
мы можем так поступить. Конечно, мы дадим дизелю поработать всего
несколько минут, но этого вполне достаточно... Вы согласны, лейтенант
Хансен?
ушел.
проснулся разбуженный дизель. Он заработал было, умолк, закашлялся,
снова заработал.
несколько бутылок эфира, чтобы машина наконец заработала. С минуту или
две дизель ревел и срывался, а воздух оставался все таким же
отравленным, потом, сперва чуть различимо, а там все живее и живее клубы
дыма, освещаемые единственной включенной в центральном посту лампочкой,
нехотя поползли к переходу над реакторным отсеком. Bскоре дизель уже
вовсю сосал зараженный воздух, дым, редея, заклубился в углах
центрального поста, а из кают-компании по переходу, постепенно светлея,
повалили все новые и новые облака, вытесняемые поступающим из носового
отсека чистым воздухом.
больше и больше кислорода, заработал мощно и ровно, откачивая из
центрального поста ядовитый дым, а на смену ему из носовой части корабля
поступал реденький серый туман, который уже нельзя было назвать дымом. С
этим туманом продолжал поступать и воздух, насыщенный углекислотой
воздух, в котором концентрация углекислоты и окиси углерода приближалась
к нулю. Так, по крайней мере, нам казалось. Как подействовал этот воздух
на экипаж трудно было поверить. Казалось, маг и чародей прошествовал по
кораблю и к каждому прикоснулся своей волшебной палочкой.
оставалось всего каких-то полтора часа, вдруг начали шевелиться,
открывать глаза, больные, изможденные, замученные болью и тошнотой люди,
только что в отчаянии лежавшие или сидевшие на палубе, распрямлялись,
даже вставали, на их лицах появлялось выражение недоверия и комичного
изумления, когда, хватая жадным ртом очередную порцию воздуха, они
вдыхали не ядовитую для легких смесь, а свежий, вполне пригодный для
дыхания воздух. Люди, уже готовившиеся к смерти, теперь недоумевали, как
вообще им могли прийти в голову такие мрачные мысли. Наверняка, по всем
экологическим нормам, ту смесь, которой мы сейчас взахлеб дышали,
нельзя, было назвать пригодной для дыхания, но для нас это было чище и
слаще зимнего горного ветерка.
воздуха на корабле. Стрелка медленно опустилась до пятнадцати фунтов,
что считалось здесь нормой, но потом пошла еще ниже. Коммандер приказал
добавить сжатого воздуха, и когда стрелка опять вернулась к норме, дал
распоряжение выключить дизель и воздушные компрессоры.
присвоении вам звания адмирала, готов по первой же просьбе дать вам
наилучшие рекомендации.
повезло. Людям, которые плавают со Свенсоном, всегда будет сопутствовать
удача. Вскоре мы услышали шум насосов и двигателей: Картрайт начал
медленно возвращать к жизни ядерную установку. Все на корабле знали, что
запустить реактор удастся только, если в аккумуляторах сохранилось
достаточно электроэнергии, но вот что странно: никто, похоже, и не
сомневался, что Картрайт с этим справится. Видимо, слишком многое нам
пришлось пережить, чтобы хоть на миг усомниться в успехе.
телефону, что пар в турбины подан и "Дельфин" снова обрел способность к
передвижению. Я был рад это слышать.
на полной мощности усердно трудились, до конца очищая воздух на лодке.
Затем Свенсон постепенно разогнал корабль до половины нормальной
крейсерской скорости, что, по расчетам старшего офицера реакторной
группы, обеспечивало нам полную безопасность. Дело в том, что по
техническим причинам должны были работать все имеющиеся на лодке
турбины, а Картрайт опасался сильно раскручивать ту, которая осталась
без теплоизоляции.
оповещения разъяснил, что если граница ледового поля осталась там, где
была, - а ее положение вряд ли могло измениться больше, чем на пару
миль, - мы выйдем в открытое море уже к четырем часам следующего утра.
наконец очистить механический отсек от накопившегося там за прошлую ночь
хлама и застывшей углекислотной пены. После этого Свенсон ограничил
число вахтенных до минимума и позволил тем, без кого пока что можно было
обойтись, спать сколько душе угодно. Теперь, когда воодушевление от
одержанной победы схлынуло, когда, ушла неудержимая радость от того, что
нам больше не надо, задыхаясь в агонии, ждать страшного конца в насквозь
промерзшей железной гробнице, наступила неизбежная реакция,
сокрушительная по силе и размаху.
сил, труда в металлических джунглях машинного отделения, беспрерывно
терзавшая каждого из нас мысль, удастся ли ему остаться в живых, - все
это привело к тому, что запасы нервной и физической энергии моряков были
исчерпаны и они чувствовали себя, как никогда, усталыми и опустошенными.
убитые.
уснуть. Слишком многое мне следовало обдумать. К примеру, не по моей ли
вине, не из-за моей ли ошибки, просчета или тупоголовости "Дельфин" и
его экипаж попали в такое отчаянное положение. Или что все-таки скажет
коммандер Свенсон, когда обнаружит, как мало я ему сообщил и как много
скрыл. Впрочем, если уж я водил его за нос так долго, наверно, не будет
вреда, если повожу и еще немного. Утром вполне хватит времени выложить
ему все, что мне было известно. Возможно, он будет добиваться медали для
Ролингса, но едва ли позаботится о медали для меня. Во всяком случае,
после того как я ему все расскажу.
поделился с ним своими планами и спросил, не пожертвует ли он ради этого
несколькими часами своего сна. Как и всегда, Ролингс был готов взяться
за работу.
измученный геркулесовыми подвигами минувшей ночи, спал сейчас без задних
ног, и Свенсон спросил, не могу ли я его заменить. Так я и сделал,
правда, без особого старания. За единственным исключением, все больные
крепко спалили срочной необходимости будить их я не нашел. А этим
единственным исключением был доктор Бенсон, который к вечеру пришел в
сознание. Он явно шел на поправку, хотя и жаловался, что голова у него,
как пустая тыква, в которой к тому же кому-то срочно понадобилось
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Орлов Алекс