богочеловеческого, а не из "мира", не из ветхой общественности. Но Новый
Иерусалим будет на земле и явлен будет во плоти, не физической, а
преображенной плоти.
противостоял миру человека внешнего. Мистические откровения внутреннего
человека всегда учили в разных формах о микрокосмичности человека.
Мистический опыт раскрывает внутри человека космос, всю огромную вселенную.
Мистика глубоко противоположна всякому замкнутому, изолированному от
космической жизни индивидуализму, всякому психологизму. Мистическое
погружение в себя есть всегда выход из себя, прорыв за грани. Всякая мистика
учит, что глубь человека - более чем человеческая, что в ней кроется
таинственная связь с Богом и миром. Истинный выход из себя, из своей
замкнутости и оторванности скрывается внутри самого себя, а не вовне, во
внутреннем, а не во внешнем. Так учит всякая мистика. Человек, о котором
учит психология, все еще - внешний, а не внутренний человек. Душевная стихия
не есть еще мистическая стихия. Внутренний человек - духовен, а не душевен.
Мистическая стихия - духовная, она глубже и изначальнее стихии душевной.
Исторически мистическими называли и явления, принадлежащие к астральному
плану человека. Мистика не была еще достаточно отделена от магии. Но в
строгом, дифференцированном, абсолютном смысле слова мистикой можно назвать
лишь то, что относится к духовному плану. В мистике есть духовное
дерзновение и почин внутреннего человека, глубочайших глубин духа. Феномены
чисто душевные и астральные не могут быть еще названы мистическими и,
вернее, могут быть названы магическими. Мистика животворит и духотворит
истоки и корни всякой религиозной жизни. Мистика и есть бытийственная основа
всякого религиозного сознания, темный исток религиозной жизни. Религия
переводит в сознание и в быт то, что в мистике непосредственно переживается
и открывается. Догматическое сознание вселенских соборов было лишь
объективированным переводом того, что непосредственно увидалось в
мистическом опыте. И в догматах условным языком рассказывается о мистических
встречах. Догматы мертвеют и вырождаются во внешний авторитет, когда
теряются их мистические истоки, когда они воспринимаются внешним, а не
внутренним человеком, переживаются телесно и душевно, а не духовно. Бытовая,
историческая вера есть вера внешнего человека, не углубившего дух до
мистических истоков, это мистика, выявленная в приспособлении к физическому
плану жизни. Это - инволюция в материю. Бытовая религиозность, бытовой
догматизм имеют огромное историческое значение, воспитывают человека на
разных ступенях его развития. Религиозная жизнь существует и для тех, кто не
знает мистических истоков догматов, кто принимает их внешне-авторитарно. Но
исключительное превращение религии во внешний быт и внешний авторитет есть
уже ее вырождение и омертвение. Тогда необходимо мистическое оживление и
одухотворение религии. В христианстве вечно противоборствуют два начала -
внутренно-мистическое и внешне-бытовое, аристократическое и демократическое,
духовное и душевное, интимно-сокровенное и приспособленное для среднего
уровня человечества и средних ступеней человеческого общения. Всегда должно
помнить, что христианство, как мировое и историческое явление, не только
есть абсолютное божественное откровение, но есть также и приспособление к
человечеству, принимающему это откровение в меру своего духовного роста и
восхождения. Христианство - мистика внутреннего человека и христианство -
всемирно-историческое приспособление человека внешнего, ведомого к высшим
целям. Тогда только понятна становится трагическая двойственность
христианства в истории, нерелигиозность его внешней христианской истории.
Про христианство одинаково можно сказать, что оно и самая мистическая
религия в мире и что она - религия совсем не мистическая, а
исторически-бытовая и удивительно приспособленная к среднему уровню людей, к
их житейской трезвости. Христианство мистически шло по линии наибольшего
сопротивления, по линии безумия для разума мира сего. И христианство
исторически шло по линии наименьшего сопротивления, по линии приспособления
к разуму и расчету мира сего, к языческой природе человека, к физическому
плану жизни. Эта двойственность - великий соблазн, и она должна быть
осознана и осмыслена. Любой бытовик-христианин, искренно верующий и не
лишенный религиозного опыта, священник или мирянин, скажет, что в
христианстве нет ничего мистического, что мистика в христианстве всегда была
знаком болезненности или еретичества, что мистиками были гностики и
сектанты, а церковь - против мистики. И наряду с этим, никто не станет
отрицать, что величайшие и самые подлинные святые были мистиками, что
глубины церковного сознания мистичны, что Евангелие от Иоанна, послания
Апостола Павла и Апокалипсис - мистические книги, что религия Христа есть
религия мистерии искупления, что есть признанная церковью мистика
православная и мистика католическая. В христианстве есть глубокая, идущая от
апостолов мистическая традиция. Церковь в своем всемирно-историческом
делании и неизбежном приспособлении к уровню человеческому была по
преимуществу церковью Петра, от которого идет преемственность священства. От
Петра идет традиция иудейо-христианства182. Церковь католическая открыто
сознает себя церковью Петра, но и церковь православная принимает
преемственность от Петра. Петр и был апостолом среднего уровня
человеческого. В нем дух инволюции, нисхождения. Но был любимый ученик
Христа Иоанн, от которого идет мистическая традиция. Церковь мистическая,
доныне еще не выявленная окончательно по низкому уровню человечества, и есть
Иоаннова церковь. Святые и мистики были живыми носителями Иоанновой
традиции. Св. Франциск от духа Иоаннова, а не Петрова. Церковь Петрова была
церковью послушания и приспособления, а не творчества. Религиозное
творчество может выйти лишь из традиции Иоанновой. Христианство бытовое
знает церковь Петра и его традицию. Но священное предание не только Петрово
- оно и Иоанново. Страшное омертвение церкви Петровой, гниение ее покровов
должно привести к выявлению церкви Иоанновой, к воплощению мистической
традиции христианства. Тут преемственность апостольская в мистическом смысле
не нарушается. Церковь Петрова и церковь Иоаннова - одна, единая церковь
Христова, но взятая с разных ее сторон, направленная к разным целям,
подчиненным единой цели. Ныне мир переходит к высшей духовной жизни, и
осознает человек окончательно, что церковь не может иметь физической плоти,
а может иметь лишь плоть духовную183.
мода на мистику. Отношение к мистике стало слишком легким, мистика делается
достоянием литературщины и легко сбивается на мистификацию. Быть немного
мистиком ныне считается признаком утонченной культурности, как недавно еще
считалось признаком отсталости и варварства. В моде исчезают все глубины и
все различия мистики. Вся сложность мистических устремлений погашается в
общих фразах о мистике. Мистика стала синонимом хаотичности современной
души. Ныне в мистике хотят увидеть возрожденный источник творчества. Но
историю и психологию мистики современные люди очень плохо знают, изучают не
по первоисточникам, а по модернистской литературе и по собственным
хаотическим душевным состояниям (душевным, а не духовным). Поэтому неясно
современным литературным поклонникам мистики, что не всякая мистика может
быть источником свободного творчества, что есть мистика враждебная всякому
творчеству. Не всякой мистике следует подражать. Должно разобраться в
мистике и расценить ее. Современное увлечение мистикой - поверхностно, и не
во всех формах можно приветствовать нахлынувшую мистическую волну. Даже в
лучших, наиболее благородных явлениях мистического возрождения много есть
археологии, литературы и романтической эстетики. Забывают, что во всякой
мистике неизбежно аскетическое очищение. В современной мистике можно
разглядеть не только творческий починен, но и духовную реакцию, духовную
пассивность. Ведь исторически мистика была очень сложным и многообразным
явлением. В установленном нами религиозном смысле этого слова старая
мистика, на которую современная хаотическая душа смотрит с вожделением, не
может быть названа творческой. В мистике было предварение творческой
религиозной эпохи, как было и в других явлениях мировой культуры, но и в
мистике нес человек послушание последствиям греха. И мистика имела временную
сторону, как и церковный культ. Мистика должна стать преображенной жизнью
мира.
А мистика пантеистическая несет на себе печать подавленности личности
человеческой. Грешный человек жаждет раствориться в Божестве и в полной
отрешенности от всего человеческого и личного погасить грех и его горестные
последствия. Если бытовая религиозность приспособлялась к среднему уровню
греховной природы человека, то пантеистическая мистика совсем отрешалась от
человеческой природы и растворяла человека в божественном бытии. Творческого
напряжения человека нет еще ни в бытовой религиозности, ни в пантеистической
мистике. Пантеистическая мистика не знает самобытной творческой энергии
человека, она не антропологична, для нее индивидуальность человека есть грех
и отпадение и всякое достижение человека есть действие самого Божества в
отрешенности от всего человеческого. В этом типе мистики нет места для
самобытности и единственности человека, нет оправдания множественности
бытия. Эта старая мистика не признавала самости человека как лика
божественного и творчества человека как процесса божественного, она знает
лишь Единое божественное. Это - мистика безобразная и безличная. В мистике
была свобода и внутренний почин, которых не знала бытовая религиозность, но
это еще не значит, что в ней был творческий антропологизм. И в мистике было
свое приспособление к подавленности человека. Но в то время как бытовая
религиозность несла бремя послушания через приспособление к среднему,
маленькому человеческому существованию, мистика несла бремя послушания через
отрешение от человеческого существования, через угашение человека в Боге.
Высшего, творческого человеческого существования нет еще ни там, ни здесь. В
опыте мистиков преобладает тип пассивности, божественной пассивности, в
которой утихает и замирает человеческая природа, до конца отрешается от себя
во имя жизни в Боге184. Квиетизм развился на католической почве, хотя
католическая мистика самая антропологическая из всех типов мистики185.
Старая мистика соответствовала моменту жертвы, моменту Голгофы в жизни
внутреннего человека. Воскресение же совершалось как бы не для человека, а
Корнев Павел
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Лукин Евгений