повторяем и основания познания. А высказывая основания познания, мы
предполагаем основания бытия.
способностью суждения. Способность суждения подводит все под единство
трансцендентальной апперцепции. Большее в тавтологии, большее самой
тавтологии есть способность суждения, которая всегда должна определиться.
Большим является - и я замыкаю свою тему - событийная сторона знания и
понимания, отличающаяся от содержательной стороны. В знании и понимании
всегда есть содержание, мы знаем и понимаем всегда что-то, но как событие
всякое знание и понимание имеет свой топос, или пространство реализации и
выполнения, или состояние в пространстве реализации и выполнения. Тем самым
большее, или способность суждения, есть условие всякого смысла. Иными
словами, проблема способности суждения выступает у Канта как специфическая
проблема смысла, а всякий смысл, по Канту, дискретен. Приведу один пример.
Но сначала напомню, что способность суждения есть то, что на обычном языке
мы называем умом - умный тот, кто оказался способным судить. Или тот,
который судит о чем-то внутри большего, чем само содержание суждения или
высказывания. Так вот, в одной из своих работ Кант безуспешно пытается
пояснить своим современникам, и нам тоже, что он, собственно, имеет в виду,
говоря, что нечто имеет только формальную реальность. Формальную - но
реальность. Реальность формы. И он приводит такой пример. Можно построить
ряд, в котором показать, что человек, который солгал, дурно воспитывался в
семье, что вот у него были такие родители, что, более того, в жизни у него
сложились такие обстоятельства, что единственным спасительным выходом для
него бывала эта способность прибегнуть ко лжи... Иными словами, мы можем
выстроить предметный ряд оснований, который должен иметь конечным звеном
поступок человека. Человек солгал. Объясняя этот поступок, мы проходим ряд:
основание, основание этого основания и так далее. Так мы можем объяснить и
уголовное преступление - описать социальные причины, указать на
соответствующее воспитание. И, казалось бы, поступок должен быть конечным
звеном этого ряда. Но Кант говорит неожиданную вещь - правда, вещь
единственно возможную, которую мы как человеческие существа только и можем
помыслить и сказать, - он говорит вещь совершенно непонятную. Зацепкой же
для нашей возможности понять, что сказал Кант, являются слова - предлоги и
наречия, которые он при этом употребляет. Кант говорит: все это так, плохо
воспитан, определенным образом жизнь сложилась... Но в момент, когда человек
лжет, он сам является источником своего поступка и несет за него полную
ответственность, которая неразделима по звеньям, перечисленным в нашем
объясняющем ряду. В момент, когда. Смыслы в мире Канта случаются именно так.
Смысл дискретен, он неразделим по звеньям ряда обоснования. Существует
некоторый момент остановки, и смысл извлекается в точке остановки,
основанием которой не является ряд преобразований, не является содержание
точек, выстраиваемых в этом ряду.
устанавливаемые анализом этой спирали, суть соотношения, связывающие
однородные, гомогенные точки этой фигуры. Вот здесь я совершенно произвольно
остановил движение моей рисующей руки. Но если это жизненная форма, то и
остановленная, она есть целое. Мысль Канта состоит в том, что формой целого
является смысл: я понял - это то-то. Человек солгал - это установившийся
смысл, и он неразделим по точкам всех оснований, ни одна из этих точек по
отношению к этому смыслу не отличается от другой, основанием дискретного
смысла не является сам ряд. Теперь замкните все это на проблему актуальной и
потенциальной бесконечности. Помните, я говорил, что в эмпирическом ряду
бесконечность никогда не может быть дана, она лишь задана как задача. А
смысл есть точка, которую Кант обозначает: в момент, когда. Там есть
основание дискретной завершенности и целостности, не лежащее в содержании
ряда. В момент, когда я солгал, полностью установился смысл того, что я
сделал. Я солгал и полностью за это ответственен. Эта ответственность не
может быть разделена и одной частью возложена на одно звено эмпирического
ряда, скажем на случай, эпизод в воспитании, на характер родителей или на
звено социальных обстоятельств в моей жизни и так далее.
будет разными вариациями этой тавтологии. Лгун есть лгун, а не несчастный и
по понятным нам причинам заблудший человек, не отвечающий за собственные
поступки. Так же как добрый человек добр. То есть в акте реализуется то, что
вовне представляется объектом достижения. Вообще же это старая мысль о том,
что добро не является предметом, существующим вне меня, в том смысле, что
если я стремлюсь к добру, то это означает лишь действие уже существующего во
мне добра, является проявлением во мне этого объекта. И в этом смысле для
этого тавтологического объекта вне него нет других объектов, которые его
объясняли бы в терминах "для чего это" или "почему это". Сама сфера
человеческого феномена, описываемая феноменом свободы, открывается,
начинается за точкой, где нет никаких "для чего" и "почему". Сфера
нравственности, сфера свободы, то есть сфера тавтологий, по определению, по
существу открывается только так. Пока мы говорим: я добр для того, чтобы
меня наградили, мы не в сфере морали - не в сфере плохой или хорошей морали,
- мы вообще вне сферы человеческого феномена. Пока добро для того, чтобы...
Чтобы вознаградили, чтобы быть счастливым и так далее. Это то самое странное
- и декартовское, и кантонское - в момент, когда. В этот момент - все иначе.
Основания же могут быть бесконечны. Нет, этим не отрицается, что к воровству
или ко лжи могут толкать плохое воспитание, бедность или что-то еще. Но
мыслить об этом нужно по закону в момент, когда - и здесь вся
ответственность едина и неделима. Потому что все равно можно не солгать, все
равно можно не украсть. Вот вам чистый Кант. Так он мыслил в ядре своем, а
все остальное суть экспликации, следствия и приложения этого ядра его
мышления, почувствовав которое нельзя не обрадоваться тому, что, может быть,
и ты принадлежишь к человеческому роду. К тому, к которому принадлежал Кант.
утверждение, что сам ряд еще чем-то определяется. Определяется в терминах
или в горизонте большего, чем утверждается в определяемом. Кстати, наличие
этого больше и есть причина иллюзии разума - необходимого, неизбежного
возникновения в нем диалектики в кантовском смысле этого слова. Так вот, у
остановки - метафорой остановки можно изображать любой смысл, любую
жизненную форму - есть всегда горизонт большего, потому что никакой смысл не
сводится к составляющим его элементам.
психологический пример, иллюстрирующий гештальт: можно увидеть профили, а
можно вазу. Другой пример, тоже известный, - круг, помещенный на палку, или
мексиканец на велосипеде. Смысл того, что мы видим, нельзя составить, идя по
элементам. Сам этот смысл не заложен в содержании каждого элемента в
отдельности, не возникает как еще один предмет в этом ряду - он выпадает в
кристаллы элементов, уже имеясь как смысл. А теперь посмотрите, что
происходит у Канта, когда он рассуждает о математических проблемах. Имеются
стороны треугольника, и сумма двух из них больше третьей (a+b>c). Кант
говорит так: мы воспринимаем одну сторону, воспринимаем вторую сторону,
третью сторону, но понимание необходимости того, что две стороны больше
одной, не есть еще один предмет в ряду этих восприятии, основание этой
необходимости не совпадает с этим рядом, в котором одна сторона, вторая,
третья, не в этом ряду понимание необходимости того, что две стороны больше
одной.
дана, а для обоснования необходимости она, казалось бы, нужна, потому что у
нас должна быть гарантия, что, идя по ряду предметов, мы никогда не встретим
предикат, не совмещенный с субъектом. Возьмем утверждение: все лебеди белые.
Чтобы иметь уверенность, что мы не встретим противоположный признак, мы
должны пройти весь ряд - но это невозможно сделать. Поэтому Кант говорит,
что наши знания, строясь, должны учитывать возможность актуальной
бесконечности, то есть актуально пройденного и тем самым целиком данного
ряда. Бесконечность здесь только задана, не дана - задана как проблема, как
задача. Впереди нас всегда есть какое-то звено, которое мы не прошли. Ведь в
каждый данный момент мы совершили конечное число шагов. Кант говорит: то,
почему мы встретимся с тем, с чем встречаемся в ходе движения по ряду,
причина того, почему мы встречаем это в ходе движения по ряду, неизвестна. И
тем не менее, мы описываем наше движение по ряду, и формулировки нашего
знания основаны на том, что мы прошли в ряду, но мы не отвечаем на вопрос,
почему в этом движении перед нами выступают такие-то предметы, где
предикация связана с субъектом. Однако самое главное для Канта - что мы
неизвестно по какой причине шли и пришли именно к этому предмету. Почему
именно этот предмет нами достигнут в ходе движения? На этот вопрос мы не
отвечаем, но если мы к нему пришли, мы согласованы с хождением других. Эта
согласованность с хождением других и есть тайна. Приход и согласованность в
нем, замыкание происходит потому, что само движение совершается в области
тавтологий. В области среза, поперечного нашему движению в горизонтали.
Человек солгал, и мы все знаем, что он солгал, и в этом мы согласованы. У
нас не может быть двух мнений по этому поводу, и это независимо от знания
тех или иных обстоятельств.
предмета нашего утверждения - потому что мы уже согласованы. В этом
поперечном сечении не только смысл определился полностью, но он еще всеобщим
образом для нас одинаков, или согласован. Это и есть то, что Кант называет
первосинтезами, а я теперь могу еще назвать протоиеобходимостями,
протологикой. В мире все необходимые связи, которые формулируются в терминах
физических законов, в метафизическом смысле случайны, содержание мира
случайно. Необходимость же - на границе, которую нельзя вместе с тем
воображать в виде чего-то, очерчивающего территорию. Так вот, тавтологии,
соединяющие в себе различное - а именно основания бытия и основания
познания, - суть первосинтезы, а на уровне чувственности первообразы.
иначе. Каждый раз мы не можем не знать что. То есть каждый раз, видя это, мы
не можем не знать об этом чего-то совершенно определенного. Думание всегда
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Куликов Роман
Рыбаков Вячеслав