Чтение 51–й страницы книги ~Лабиринт~

И вдруг переменил тему.

- А у тебя что? - спросил он. - Когда ты получишь документ в Роге?

- Сегодня или завтра, но самое главное: звонил отец!

Я изложил в общих чертах содержание нашего телефонного разговора и
передал сообщение о канонике Ролле. Я сказал, что отец сперва звонил на
виале Ватикане и только потом, услышав, что я там не живу, в пансионат
"Ванда".

- О, боже мой! - вскричал Кампилли. - Как охотно я поговорил бы с ним.
Какая жалость! Я ничего не знал! По приезде из Остии я даже на заглянул
домой. И вот такая новость!

- А что вы думаете относительно известия, которое сообщил отец? -
спросил я. - Пожалуй, оно хорошее? Вы помните, это тот самый каноник...

Он перебил меня:

- Конечно. Ты однажды уже рассказывал о нем и о том, какую роль он
сыграл в жизни отца. Подожди. Я соберусь с мыслями. - Он потянулся к чашке
с кофе. - Да, - заявил он наконец. - Сообщение, вероятно, достоверное.
Скажу даже больше: правдоподобное.

- Что это значит?

- Достоверное, - пояснил Кампилли, - ибо я вспоминаю, что в последнее
время о Ролле стали говорить как о преемнике покойного Гожелинского. А
правдоподобное, поскольку имя покойного больше не пользуется здесь таким
авторитетом, как вначале. Отсюда стремление к перемене.

- Курса? - спросил я.

- Или хотя бы стиля. Не знаю. У меня слишком мало данных, чтобы
высказывать точное суждение.

Я:

- Во всяком случае, у этого человека есть обязательства по отношению к
моему отцу.

Он:

- Прежде всего по отношению к церкви.

Я:

- Ну и старый долг благодарности.

Он:

- Не всегда можно об этом помнить, если подымаешься на столько ступеней
выше.

Высказав эту истину, Кампилли улыбнулся.

- Ну, не будем каркать, - продолжал он. - Ты говоришь, что он человек
добрый и рассудительный. Следовательно, у твоего отца одним шансом больше.
Разумеется, уже в Торуни. После того как в Риме наконец примут решение.

- Лишь бы его в конце концов приняли! По временам меня одолевает страх,
мне кажется, будто все, что теперь происходит, - это только игра на
промедление.

- Боишься, что уедешь ни с чем?

- Вот именно!

- Ах нет, невозможно. Это было бы слишком просто.

Недостойно курии.

- Почему же все так затягивается?

- По многим причинам! Потому, что возникают новые точки зрения! Потому,
что природа их разнообразна. А поэтому трудно прийти к окончательному
выводу.

Он поглядел на часы. Удивился. Было больше двенадцати.

- К сожалению, мне уже пора, - сказал он. - Обними от всего сердца
твоего отца. Можешь вполне откровенно ему рассказать о наших хлопотах, о
наших победах и провалах, ничего от него не утаивай. Он все поймет. Ничего
дурно не истолкует.

Передай ему от меня подарки, которые мы вместе с тобой купили.

Это безделушки. Но он как раз писал мне недавно, что у вас особенно не
хватает красивых мелочей.

- В некотором смысле.

- А тебе ничего не нужно, дорогой мой мальчик?

- Абсолютно ничего. Спасибо.

- А деньги?

- Тоже не нужны. Вполне достаточно тех, что вы мне дали.

Спасибо. И за чудесный альбом тоже большое спасибо. И за все!

За все!

Но настоящее волнение охватило меня лишь после того, как мы спустились
по лестнице во двор, где Кампилли в прошлую нашу встречу оставил машину, и
я наконец перестал твердить как попугай о своей благодарности. Машины на
этот раз не было. Она с утра ждала его в мастерской, куда он ее поставил
для осмотра перед сегодняшней поездкой в Абруццы. Я проводил его до такси.

Он уже закончил все дела. Оставалось только взять машину и заехать
домой за слугой и чемоданами. Кампилли рассказал мне об этом, пока мы шли
до ближайшей стоянки такси за углом. А на меня все время волна за волной
накатывало задушевное, теплое чувство. Я вытирал со лба пот, он тоже. Я
подумал о том, что из-за меня он задержался и теперь поедет в самую жару.
Но я не смог найти слов, чтобы объяснить, как я ценю его доброту.

Жестами я тоже ничего не мог выразить, так как руки у меня были заняты,
и я старался по крайней мере улыбкой и взглядом передать то, что чувствую.

- Не вспоминайте обо мне дурно, - прошептал я.

- А ты о моей помощи, - попросил он.

- Да что вы, никогда! - вскричал я.

- Ну вот и хорошо, - ответил он.

Он снял очки. Сунул их в карман пиджака, где у него торчал платочек.
Какое-то время мы с глубокой сердечностью глядели друг другу в глаза. И
улыбались. Длилось все это недолго. Он торопился. У меня замлели руки.
Кроме того, нужно было следить, чтобы публика на стоянке не перехватила
такси, как обычно бывает в это время дня, да еще в центре.

XXX

Сегодня уезжаю. Вчера прощался с Кампилли и звонил в Роту. Документ не
готов. Брожу по городу до семи, возвращаюсь в пансионат к ужину и снова
ухожу. Это мои последний вечер в Риме. Мне дорог каждый час. Улицы и
площади центра искрятся огнями. Жара не спадает. Почувствовав усталость, я
захожу в кафе и заказываю апельсиновый члк лимонный сок. Отдыхаю, но
недолго, жаль терять время. Да мне и не сидится. Нервы взвинчены. По
разным причинам, но прежде всего в связи с отъездом.

Секретарь монсиньора Риго посоветовал мне звонить с самого утра. Звоню.
Никто не отзывается. Звоню четверть часа спустя.

К телефону подходит служитель. Говорит, что секретарь поехал на вокзал
проводить монсиньора Риго и вернется через полчаса.

Раз так, я иду в столовую завтракать. Там полно. Рогульская уже ушла в
амбулаторию, Козицкая-к Малинскому, Шумовскии поторапливает группу
англичанок, которые приехчли позавчера и намереваются осматривать замки
под Римом. Обмениваюсь с Шумовским несколькими фразами, как всегда, на
одну и ту же тему-об "Аполлинаре". После моего возвращения из Ладзаретто
вновь ожил его давний план-показать мне бывшую школу отца и стоящую с ней
по соседству церковь. План так и не удалось осуществить: ведь Шумовский
занят с утра до вечера.

- Так, может быть, завтра или еще лучше послезавтра, - утешает он себя.

- Я сегодня уезжаю, - напоминаю ему.

- Ах, правда! Вот она, моя жизнь в Риме! Ни одной свободной минутки для
себя или для друзей.

- Во всяком случае, сердечно благодарю вас за доброе намерение.

Он не отвечает. Его внимание отвлекла от меня группа англичанок. Они
разбредаются по пансионату в тот самый момент, когда надо садиться в
автобус. Наконец во главе с Шумовским они исчезают. Я доедаю завтрак и еще
раз пытаюсь соединиться с секретарем в Роте. Он уже вернулся. Приглашает
меня к двенадцати.

- Значит, все в порядке? - спрашиваю я. - Документ будет?

Он на это:

- Жду вас между двенадцатью и половиной первого. Не позднее, потому что
я заканчиваю работу.

Это не ответ на мой вопрос. То ли он его не расслышал, то ли в
последний день у него нет времени для разговоров. Я кладу трубку, захожу в
свою комнату, ставлю чемодан на стол и начинаю укладываться. Бумаги и
книги вниз, альбом ватиканской архитектуры положу сверху: буду
рассматривать его в дороге. В течение десяти минут очень старательно пакую
вещи. И вдруг бросаю. Я не чувствую тревоги, у меня нет никаких сомнений
относительно того, что дело улажено, но я не могу сидеть дома.

Девять часов. Сбегаю по лестнице и в маленьком баре на углу виа
Авеццано и площади Вилла Фьорелли стоя выпиваю чашку кофе. За углом
остановка. Я вижу, как приближается троллейбус.

Расплачиваюсь, бегу и вскакиваю в вагон. Уложить вещи всегда успею.
Вчера вечером, слоняясь по городу, я неожиданно заметил, что нахожусь в
двух шагах от вокзала. Отправился туда, отыскал столик, за которым мы в
последний раз сидели с Пиоланти, выпил еще одну порцию лимонада, а потом
подошел к доске с железнодорожным расписанием и выбрал наиболее удобные
для меня поезда. Теперь в троллейбусе, я заглянул в календарик, куда все
записываю. Один поезд уходит в час, на этот мне не поспеть. Следующие в
четверть третьего, в три, в половине четвертого. Все они идут по маршруту,
для которого мой билет действителен. Я составил список расположенных на
этой трассе городов, которые мне хотелось посетить. Рассматриваю теперь
мой список и радуюсь. Названий много, и поездов много. Есть из чего
выбрать! От всего, вместе взятого, у меня возникает ощущение, будто я
преодолел сопротивление пространства и наконец наслаждаюсь полной
свободой. Наглядевшись на свои записи, я прячу календарик и смотрю в окно.
Троллейбус как раз сворачивает на корсо дель Ринашименто, на площадь перед
зданием бывшей школы моего отца и церковью святого Аполлинаре. Мы