чего не знал. Его тоже не пропустили; одно ему было известно: стреляют
из их дома. Отсюда был действительно виден фасад здания, позолоченный
лучами по-вечернему нежаркого солнца. Перед домом оставалось пустое
пространство, даже на противоположном тротуаре никого не было. Посреди
мостовой валялась шляпа и клочок какой-то засаленной тряпки. Риэ и Гран
разглядели вдалеке, на другом конце улицы, второй полицейский патруль,
тоже заграждавший проход, а за спинами полицейских быстро мелькали фигу-
ры прохожих. Присмотревшись внимательнее, они заметили еще нескольких
полицейских с револьверами в руках, эти забились в ворота напротив. Все
ставни в доме были закрыты. Но во втором этаже одна из створок чуть при-
открылась. Улица застыла в молчании. Слышались только обрывки музыки,
доносившейся из центра города.
ных выстрела и раздался треск разбитых ставен. Потом снова наступила ти-
шина. После праздничного гама, продолжавшего греметь в центре города,
все это показалось Риэ каким-то нереальным.
Коттар куда-то пропал!
кто пытается войти в дом, целит. Одного полицейского уже ранил.
даже не поняли, что к чему. А после второго начался крик, кого-то рани-
ло, и все разбежались. Видать, просто сумасшедший!
дальнего угла улицы выскочила собака, первая, которую Риэ увидел за дол-
гое время; это был грязный взъерошенный спаниель, очевидно, хозяева пря-
тали его где-нибудь во время эпидемии, и теперь он степенно трусил вдоль
стен. Добравшись до ворот, он постоял в нерешительности, потом сел и,
вывернувшись, стал выгрызать из шерсти блох. Раздалось одновременно нес-
колько свистков - это полицейские приманивали пса. Пес поднял голову,
потом нерешительно шагнул, очевидно, намереваясь обнюхать валявшуюся на
мостовой шляпу. Но сразу же из окна третьего этажа грохнул выстрел, и
животное плюхнулось на спину, как блин на сковородку, судорожно забило
лапами, стараясь повернуться на бок, сотрясаясь в корчах. В ответ разда-
лось пять-шесть выстрелов, это стреляли из ворот и снова попали в став-
ню, из которой брызнули щепки. Опять все стихло. Солнце спускалось к го-
ризонту, и к окну Коттара уже подползла тень. За спиной Риэ раздался
негромкий скрежет тормозов.
каких-то продолговатых свертка, обернутых в прорезиненную ткань. Потом
они стали пробираться по улице, шедшей параллельно этой, за домами, по-
зади жилища Грана. И уже через несколько минут Риэ не столько увидел,
сколько догадался, что под аркой ворот началась какая-то суетня. Потом
все вновь застыло в ожидании. Пес уже не дергался, вокруг него расплы-
лась темная лужа.
по ставне, и она в буквальном смысле слова разлетелась в щепы, открыв
черный четырехугольник окна, но Риэ с Граном со своего места ничего не
могли разглядеть. Когда пулемет замолчал, в дело вступил второй, нахо-
дившийся в соседнем доме, ближе к углу. Очевидно, целили в проем окна,
так как отлетел кусок кирпича. В ту же самую минуту трое полицейских бе-
гом пересекли мостовую и укрылись в подъезде. За ними по пятам бросилось
еще трое, и пулеметная стрельба прекратилась. И снова все стояли и жда-
ли. В доме раздалось два глухих выстрела. Потом послышался гул голосов,
и из подъезда выволокли, вернее, не выволокли, а вынесли на руках невы-
сокого человечка без пиджака, не переставая что-то вопившего. И как по
мановению волшебной палочки все закрытые ставни распахнулись, в окнах
замелькали головы любопытных, из домов высыпали люди и столпились за
спинами полицейского заслона. Все сразу увидели того человечка, теперь
он уже шел по мостовой сам, руки у него были скручены за спиной. Он во-
пил. Полицейский приблизился и ударил его два раза по лицу во всю мощь
своих кулаков, расчетливо, с каким-то даже усердием.
каблуком валявшееся на мостовой тело. Потом группа зевак засуетилась и
направилась к доктору и его старому другу.
это происшествие разом сняло оцепенение, дремотно окутывавшее весь квар-
тал, отдаленные от центра улицы снова наполнились радостным жужжанием
толпы. У подъезда дома Гран распрощался с докторам. Пора идти работать.
Но с первой ступеньки он крикнул доктору, что написал Жанне и что теперь
он по-настоящему рад. А главное, он снова взялся за свою фразу. "Я из
нее все эпитеты убрал", - объявил он.
ру. Но Риэ продолжал думать о Коттаре, и глухой стук кулака по лицу
преследовал его всю дорогу вплоть до дома старика астматика. Возможно,
ему тяжелее было думать о человеке преступном, чем о мертвом человеке.
поглотил небо. В комнату долетал отдаленный гул освобождения, а старик,
все такой же, как всегда, продолжал перекладывать из кастрюли в кастрюлю
свой горошек.
- А что это давно не слыхать о вашем коллеге, доктор? Что с ним?
взрывала петарды.
ло.
жизнь. Это был человек, который знал, чего хочет.
есть. Другие твердят: "Это чума, у нас чума была". Глядишь, и ордена се-
бе за это потребуют. А что такое, в сущности, чума? Тоже жизнь, и все
тут.
Я-то умею жить.
новился посреди комнаты.
они отовсюду одинаковы.
погибшим от чумы?
захихикал. - Так прямо и слышу: "Наши мертвецы...", а потом пойдут заку-
сить.
холодное небо, и висевшие низко над холмами звезды казались твердыми,
как кремень. Сегодняшняя ночь не слишком отличалась от той, когда они с
Тарру поднялись сюда, на эту террасу, чтобы забыть о чуме. Но сейчас мо-
ре громче, чем тогда, билось о подножие скал. Воздух был легкий, непод-
вижный, очистившийся от соленых дуновений, которые приносит теплый осен-
ний ветер. И по-прежнему к террасам подступали шумы города, похожие на
всплеск волн. Но нынешняя ночь была ночью освобождения, а не мятежа.
Там, вдалеке, красноватое мерцание, пробивавшееся сквозь темноту, отме-
чало линию бульваров и площадей, озаренных иллюминацией. В уже освобож-
денной теперь ночи желание ломало все преграды, и это его гул доходил
сюда до Риэ.
Весь город приветствовал их глухими и протяжными криками. Коттар, Тарру,
та или те, кого любил Риэ и кого он потерял, все, мертвые или преступ-
ные, были забыты. Старик астматик прав - люди всегда одни и те же. Но в
этом-то их сила, в этом-то их невиновность, и Риэ чувствовал, что вопре-
ки своей боли в этом он с ними. В небе теперь беспрерывно распускались
многоцветные фонтаны фейерверка, и появление каждого встречал раскатис-
тый, крепнувший раз от раза крик, долетавший сюда на террасу, и тут-то
доктор Риэ решил написать эту историю, которая оканчивается здесь, напи-
сать для того, чтобы не уподобиться молчальникам, свидетельствовать в
пользу зачумленных, чтобы хоть память оставить о несправедливости и на-
силии, совершенных над ними, да просто для того, чтобы сказать о том,
чему учит тебя година бедствий: есть больше оснований восхищаться
людьми, чем презирать их.
окончательной победы. А может она быть лишь свидетельством того, что
следовало совершить и что, без сомнения, обязаны совершать все люди воп-
реки страху с его не знающим устали оружием, вопреки их личным терзани-
ям, обязаны совершать все люди, которые за невозможностью стать святыми
и отказываясь принять бедствие пытаются быть целителями.
Контровский Владимир
Андреев Николай
Круз Андрей
Шилова Юлия
Ковальчук Вера
Пехов Алексей