по сигналу, подхватили и завторили другие колокола.
пурном платье, черной соломенной шляпе, но теперь без платка - ив гряз-
новато-белых перчатках до локтей. Она вышла во двор, позвала: "Ластер!"
Помедлив, направилась к дому, обогнула угол, держась поближе к стене, и
заглянула в дверь погреба: Бен сидит на ступеньках. Перед ним, на сыром
полу на корточках - Ластер. Левой рукой Ластер упирает стоймя в пол пи-
лу, слегка изогнув, напружинив ее, в правой же руке у него стертый дере-
вянный пест, который уже тридцать с лишним лет служит Дилси для приго-
товления печенья. Вот ударил сбоку по пиле. Пила лениво дзинькнула и
смолкла с безжизненной моментальностью застыла под рукой Ластера тонкой,
ровной дугой полотнища. Выгнулась, немая и непостижимая.
другую.
надежный и длинный. Шум. Ничего более. Как если бы - игрой соединения
планет-все горе, утесненье всех времен обрело на миг голос.
дворе. Не знаю, что это сегодня с ним.
Бен пошел покорно, плач его подобен был пароходным сиплым гудкам, чей
медленный звук возникает и гаснет как бы с опозданием.
мис Кэлайн. Ну, быстрей. И так замешкались.
плачет.
тались стоять в дверях погреба, Бен ступенькой пониже. Ветер гнал по не-
бу облачные клочья, их быстрые тени скользили убогим огородом, поверх
щербатого забора, через двор. Дилси медленно, мерно гладила Бена по го-
лове, разглаживала челку на лбу. Он плакал ровно и неторопливо. -
Тш-ш-ш, - сказала Дилси. - Тихо. Еще минутка - и уйдем отсюда. Ну, тихо
же. - Бен плакал спокойно и ровно.
ной шляпе с цветной лентой. Шляпа эта резко обрисовывала, высветляла,
как юпитером, углы и грани черепа. Столь своеобразна была его форма, что
на первый взгляд казалось, будто шляпа не на Ластере надета, а на
ком-то, стоящем вплотную за ним. Дилси покосилась на шляпу.
найти было. Новую шляпу решил загубить.
все равно что.
Они обогнули дом, пошли по аллее к воротам. - Тш-ш, - время от времени
повторяла Дилси. Дошли до ворот. Дилси открыла калитку. Позади в аллее
показался Ластер с зонтиком. Рядом с ним шла женщина. - Вот и они, -
сказала Дилси. Вышла с Беном за ворота. - Ну, теперь уймись. - Бен за-
молчал. Ластер и Фрони, мать Ластера, поравнялись с ними. На Фрони - ху-
дощавой, с плоским приятным лицом - была украшенная цветами шляпа и яр-
ко-голубое шелковое платье.
зала Дилси. - А если дождь польет, что ты тогда будешь делать?
няется.
Дилси. - Ну пошли, а то опаздываем.
божьему эту нашу нынешнюю непутевую молодежь.
лись, направляясь в церковь, белые - под ветровыми колоколами, в пере-
менчивых проблесках солнца. Ветер налетал порывами с юго-востока, сырой
и холодный после недавних теплых дней.
людей разговоры.
Мол, для белой церкви - он нехорош, а негритянская - для него нехороша.
всемилостивому неважно, есть у него разум или нет. Это только для белой
швали важно.
стороны ее, под откосами насыпи, широко стлалась низина, усеянная хибар-
ками, обветшалые крыши которых были вровень с полотном дороги. Дворики
захламлены битым кирпичом, обломками штакетин, черепками. Вместо травы -
бурьян, а из деревьев попадались здесь акация, платан, тутовник, пора-
женные тем же тлетворным оскудением, что и все кругом лачуг, - и даже
зелень на деревьях этих казалась всего-навсего печальной и стойкой па-
мяткою сентября, словно весна и та их обделила, оставила питаться лишь
густым запахом негритянской трущобы, которого ни с чем не спутать.
гов.
чины в солидных и скромных коричневых, черных костюмах, с золотой цепоч-
кой от часов по жилету, иные-с тросточкой; кто помоложе - в дешевом
броско-синем или полосатом, в залихватских шляпах; женщины шуршали
платьями чопорновато, а дети шли в поношенной, купленной у белых одежон-
ке и посматривали на Бена со скрытностью ночных зверьков.
только совсем уж старикам, с прочими же разговор вести предоставляла
Фрони.
облегченье и развязку.
Окаймленный поверху дубами, открылся обрывистый разрез красной глины,
дорога вклинилась в него и кончилась, как обрубили. А рядом траченная
непогодами церквушка взнесла хлипкую колокольню, словно намалеванная, и
весь вид был плосок, лишен перспективы, точно раскрашенный картонный
задник, установленный по самому краю плоской земли, на солнечном и вет-
ровом фоне пространства, апреля и утра, полного колоколов. Сюда-то и тек
народ с праздничной степенностью. Женщины и дети проходили внутрь, а
мужчины, собираясь кучками, негромко толковали меж собой при входе, по-
куда не отзвонил колокол. Тогда и они вошли.
да полосками цветной жатой бумаги, пущенными сверху и по стенам. Над ка-
федрой подвешен видавший виды рождественский колоколец. На кафедральном
возвышении - пусто, но хор уже на месте и обмахивается веерами, невзирая
на прохладу.
было разговором. Но вот звякнул колоколец, они разошлись по местам, и с
минуту паства сидела и ждала. Колоколец звякнул вторично. Хор встал, за-
пел, и все головы, как одна, повернулись к входящим. В упряжи из белых
лент и цветов шестерка малышей - четыре девочки с тряпичными бантиками в
тугих косичках и два под машинку остриженных мальчика - подвигалась по
проходу, а позади детей шли друг за другом двое. Шедший вторым был вну-
шителен размерами, светло-кофеен лицом, сановит, в белом галстуке и сюр-