ловека, ведь никогда раньше она даже предположить не могла такого пово-
рота, а теперь, когда она сошла с ума, о чем тут говорить? Господи, да и
о чем они говорят? Что мне делать с этим? Она потрогала живот. Там опре-
деленно что-то происходило, что-то побулькивало, и иногда до того гром-
ко, что ей становилось неудобно перед научным руководителем. Зачем сей-
час она пришла к нему? Да просто ей не хотелось идти на работу, потому
что она все вспомнила, она теперь все вспомнила и знала - ничего той
подмосковной ночью не могло быть и, следовательно, следовательно, она
сошла с ума, или мир спятил. Ей нужен тот, кто писал эти проклятые пос-
лания.
любит меня и, кажется, настроен серьезно. Тот, кто любит, должен выби-
рать слова.
шевную аналогию. Нельзя попадать в неизвестное место без малейшего
представления о том, как оно устроено. Для этого есть, должны найтись,
подходящие слова, могущие, наконец, обозначить самую неимоверную комби-
нацию. Итак, у нее будет иначе. Ее окружают добрые, сердечные люди, и
отец Захарий, трезвый набожный бесплодный материалист, и ангел-товарищ
Виктор, и, наконец, любящий ее научный руководитель. Они все порядочные
люди и к тому же - мужчины.
позже, как-нибудь дайте мне знать...- Сквозь душевную сумятицу снова
пробился голос Иосифа Яковлевича. - Вы молчите? Вы думаете, я сошел с
ума? Да нет же, я все понимаю, я даже знаю, кто отец вашего ребенка.
этого не видел, он окаменел от внезапной, как ему показалось, слишком
жестокой реакции.
вовсе, но все остальное не проходило, и нужно было что-то решать, потому
что дальше тянуть уже опасно. Это стало ясно совершенно случайно, кто-то
из женщин на работе завел речь об абортах и, кажется, даже без причины,
а просто по поводу какой-то телевизионной передачи, и Маша вдруг узнала,
что неотвратимо надвигается момент, после которого всякое хирургическое
вмешательство будет не только бесполезным, но более будет походить на
убийство. Она даже несколько раз заговаривала на родственную тему с ма-
мой. То есть, она даже прямо спросила, как, мол, та отнесется к появле-
нию ребенка в их женском монастыре. Та совершенно спокойно отнеслась к
этой идее и только поинтересовалась, а какое будет у ребенка отчество.
сразу. Она пошла в свой уголок и только там зарыдала. Долгое, беспрос-
ветное одиночество вдруг накатило на нее с невиданной ранее тяжестью.
Быть может, именно теперь, в эту минуту, она действительно осознала, что
потеряла навсегда единственного любимого ею человека. Нет, бывали и
раньше моменты отчаянной холодной пустоты, но так явно, так остро, почти
физиологически она никогда не ощущала бессмысленности своей, никому не
нужной жизни. Ведь раньше всегда была хоть какая-то надежда, было, порой
невыносимое, больное ожидание звонка. Конечно, были и другие мечты и
картины из воображенного далекого будущего, где у нее есть свой узкий
семейный круг, где есть Он, и пусть она почти не верила в это, но
все-таки была хоть какая-то слабая женская мечта. Будь проклята эта ее
дурацкая идея, из-за которой она так долго тянула с ребенком.
но откуда в ее теле существом? Ведь она хотела не просто какого-то ре-
бенка, она хотела их общего со Змеем дитя. Ну, пусть она была бы вечно
одна, но у нее был бы сын или дочь, с его глазами, с его руками, с его
отчеством. Куда же теперь ей податься? Она судорожно перебирала весь
свой круг, не зная, на чем остановиться. Что же она должна думать, во
что поверить? В то, что действительно Господь Бог решил на ней остано-
виться и она теперь всего лишь средство? Она вдруг перестала плакать и
шепотом стала звать в пустоту:
явись... - Она замолчала, подождала немного, как бы давая время для со-
вершения чуда, но ничего не происходило. Тогда она повторила просьбу,
упав на колени. Тишина. Ничто не шелохнулось в неподвижном объеме. Все
застыло, омертвело, и даже старая выкрашенная бронзовой краской люстра,
казалось, замерла в ожидании явления. Ничего, ни весточки, ни намека -
только с кухни донеслось позвякивание посуды.
будто так все и есть? Ну так нет же, - она встала с колен, - если ты не
дашь мне знать тут же, сейчас, в сию секунду, то я сделаю то, что придет
первым в мою глупую голову. Слышишь, а придет в мою голову, скорее все-
го, то, что нужно мне избавиться от ребенка.
ка кружилась голова, а точнее, не голова, а засыпанный листьями бульвар.
Он давно не курил. Лет десять. А тут вот не выдержал. Поговорил с отцом
Захарием и сломался. Да, он все бросил, и работу, и приработок, и как
помешанный выслеживал верзяевскую женщину. Так он узнал о существовании
отца Захария, а от отца Захария - о существовании писем. Поп ему не пон-
равился. Здесь было не только пренебрежительное отношение к официальным
представителям господа Бога на земле, но и еще какое-то странное отвра-
щение к тому спокойствию и уверенности, с которыми тот говорил о Марии и
при этом, очевидно, с определенным тайным интересом. Здесь Виктор был
совершенно уверен, быть может, даже и слишком.
был не самостоятельным человеком, а всего лишь неким подобием, неким
подчиненным существом, следующим по жизни в неизвестном направлении. И
вдруг все изменилось, он оказался на краю пропасти, всего лишь в одном
шаге от обрыва, появившегося внезапно за исчезнувшей спиной поводыря.
но, неестественно, но это было так. И хотя виделись они с годами все ре-
же и реже, в силу занятости, а более всего из-за разности в положениях,
и в материальном смысле все дальше и дальше отдалялись друг от друга, но
в душе, в мыслях, в переживаниях неопределенный загадочный верзяевский
образ, как больная злокачественная опухоль, рос, разбухал, заполняя до
предела все потаенные уголки его измученного сознания. Это уже давно не
называлось завистью. Это было странное, навязчивое желание поправить до-
пущенное природой изначальное несоответствие в их положении. Подобно до-
тошному лаборанту, он наблюдал за каждым мелким шагом старинного товари-
ща, скрупулезно анализируя сухие жизненные факты, пытаясь привести их в
систему и наконец понять, открыть истинные законы движения на олимп вер-
зяевского оптимизма. Всякую рабочую версию он проверял тут же на себе,
пытаясь и сам идти по жизни сумасшедшими верзяевскими шагами, и поначалу
у него, кажется, даже получалось, но рано или поздно он оступался, сос-
кальзывал в вязкую болотную трясину неустроенной жизни, и та его затяги-
вала, тормозила, и он с ужасом замечал, что, повторяя чужое, безвозврат-
но теряет драгоценные молодые дни, месяцы и годы. Он не понимал, почему
у него, сильного, не в пример Змею, красивого мужчины, все получается
бестолково и уродливо. Так было со всем: с работой, с увлечениями, с
женщинами. О, он понимал толк в настоящем, он слишком хорошо знал, как
оно выглядит. Но как сделать, приготовить, достичь - не знал.
продержался недолго, а он ведь бросил навсегда. Но кто же в результате
больше пострадал? Наоборот, он, Виктор, подорвал здоровье, заболел ка-
кой-то смешной простудной болезнью, а от этого к тому же подцепил неожи-
данное психическое расстройство, и до того серьезное, что несколько раз
попадал в соответствующую больницу. В конце концов огромным усилием воли
он выполз на поверхность, но оказался в совершенно неустроенном жизнен-
ном месте - ни семьи, ни работы, ни квартиры. Была и у него женщина, бы-
ла и настоящая, до предела изъевшая его неразделенная любовь, и тоже не-
удачная, беспощадно разрушившая только-только намечающееся здание успе-
ха, наконец замаячившего на его тридцатилетнем горизонте. И тогда он
опять нашел Верзяева и с искренним, острым режущим удивлением сквозь
развалины своего несостоявшегося счастья наблюдал за бесконечной чередой
красивых, напрочь потерявших голову от любви верзяевских женщин. И все
это на фоне блестящей научной карьеры, квартиры, семьи.
тельным намекам, а вот три года назад, когда он снял теперешнюю кварти-
ру, началась уже настоящая пытка. И что удивительно, кажется, он сам, а
не Верзяев, предложил свои услуги. Да, он часто бывает в командировках,
а квартира пустует, да и так, без отъездов, он может исчезнуть на пару
часиков, вот только с ключами проблема, но и это можно устроить. Ведь он
понимает, и ничего взамен не требует. Да уж чего еще больше. Какая
страшная приятная боль разъедала его сердце, когда он возвращался после
очередного Верзяевского посещения домой и, как измученный голодный пес,
ловил теплые животные запахи, источаемые широким двуспальным ложем. Да
ведь сам хотел этого, ждал неделями, месяцами очередного нашествия, и
Березин Федор
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Свержин Владимир