деревне, опасаясь ошибки. Ни один не смог назвать его имени.
Слишком сильно изранен. Конечно, морасты терпеливы, как все варвары, но
так рисковать они бы не стали: он мог умереть, потому что раны, насколько
успел заметить кузнец, были настоящие.
согласился с ним, и мы подошли ближе. В руке он сжимал кусок хлеба. Когда
я прикоснулся к нему, он был очень горячий. Тогда мы дали ему воды, и я
сказал: "Отнесем его в деревню". Ройг согласился со мной. Мы сняли наши
щиты и сделали носилки. И тогда я увидел меч...
молился". Тогда я сказал: "Никто, кроме нас, в этих краях не молится
своему оружию. Этот воин - нашей крови".
приглушенным голосом. - И тогда вслед за клинком вырвалась огненная струя.
Мы едва успели отскочить.
головы и лап Хозяина. Кузнец осторожно провел пальцами по светлому клинку.
творением. - А я-то гадал, куда ты исчез с той поляны. Ты ведь не мог
погибнуть. Я ковал тебя для победителя...
Гатала.
сестру - мужа, а нас - великого вождя?
значит, Илгайрэх избрал Гаталу преемника. Когда это оружие оказывается
воину не по руке, тот гибнет. Зачем нам спешить? Кем бы он ни был, он сам
решил свою участь, осмелившись наложить руку на Илгайрэх.
река посылает нам его?
ресницы.
оставили на скамье у стены.
он такой, похожий на человека их племени, найденный на берегу реки немым,
беспомощным и безымянным, точно младенец, едва рожденный на свет?
были еще свежими и зажили плохо. Одна из них раскрылась. Кузнец заметил
следы от ударов кнутом, а на горле - большой синяк, словно кто-то пытался
его задушить.
к мечу. - Кого ты выбрал себе новым хозяином?
теплым одеялом и встал.
растапливать козий жир. Работая, Эоган то и дело поглядывал на раненого.
Было что-то знакомое в чертах его лица, хотя кузнец был уверен, что они
никогда прежде не встречались. Прямая линия рта, широкие скулы, пушистые
светлые ресницы, острый нос с россыпью бледных веснушек.
перевязки. Стоя к незнакомцу спиной, Эоган слышал, как тот снова невнятно
забормотал, потом тяжело задышал и задвигался, стараясь улечься поудобнее.
Эоган отложил в сторону полосы ткани, подошел поближе и осторожно поправил
подушку, набитую соломой. Затылок под его ладонью был горячим и мокрым от
пота.
пытаясь крикнуть в голос и разбудить себя, но у него ничего не получалось.
Он заметался и сразу почувствовал, что его удерживают чьи-то руки.
конечно же!.. У незнакомца было лицо Аэйта, только старше лет на пять и не
такое конопатое. Эогану сразу стало намного легче. По крайней мере, одна
загадка решена: он знает имя этого человека и представляет себе, чего от
него можно ожидать.
объяснение. Придется ждать, пока брат Аэйта придет в себя и сможет
разговаривать. Если он только захочет что-либо говорить.
в нескольких дюймах от сердца.
окровавленные тряпки и таз с розоватой водой, устало сполоснул лицо и руки
и занялся обедом. Поставил на стол две глиняных плошки с репной кашей,
отломил от ржаного хлеба половину, положил две ложки. Потом взял с полки
глиняную лампу, подлил в нее масла, зажег фитилек и направился в оружейную
кладовую.
такое количество стали, что у Эогана всякий раз, как он заходил туда,
появлялся во рту металлический привкус. У входа висел тяжелый темный
занавес с кистями - от злого духа.
засветилось оружие - короткие тесаки и длинные мечи, тонкие кинжалы с
трехгранными клинками, хищные гизармы, алебарды, медные бляхи для щитов.
скрывалась вдова Гатала - Фейнне.
где ревет огонь и не слышен голос человека. У Эогана до сих пор стоял
перед глазами мертвый Гатал, некогда великолепный Гатал - с черным
разорванным горлом и синеватыми щеками, словно бы втянутыми внутрь.
Волнистые белокурые волосы опалены, как будто перед смертью он бежал
сквозь пламя, ресницы сгорели. Рот приоткрыт, и это неожиданно сделало его
похожим на изможденного старика. Он лежал на крестообразно сложенных
дровах, обложенный вязанками хвороста.
и все не могла выпустить из рук его окоченевшую руку.
Народ Эогана и Фейнне до сих пор поил Черную Тиргатао человеческой кровью.
В день, когда погребали Гатала, им хотелось, чтобы Смерть осталась
довольна ими.
Эогану чашу, в которой дымилась какая-то горячая жидкость. Эоган принял
чашу и поднес ее к губам пленного. Тот выпил.
Аэйта. Он был бледен до синевы, однако не дрожал, не шарил по толпе
глазами, и зубы у него не стучали. Когда он выпил, Эоган отобрал у него
чашу и бросил ее себе под ноги. Глиняная посуда разлетелась на куски.
заблестели, губы дрогнули в улыбке. И тогда Эоган спросил его, слегка
потянув за волосы:
жизни. Но юноше было безразлично, потому что напиток уже лишил его воли. И
он ответил:
подниматься белый дым.
побывавший в битве. Эоган с силой надавил на плечи Эсфандара и вынудил его
встать на колени, потом лечь лицом вниз. Он подчинился, точно во сне, и
только сильно вздрогнул, ощутив прикосновение стали.
огненным рогом!
костре. И вдруг огонь взревел, и над распростертым телом вождя поднялась
исполинская черная тень женщины, окутанной клубами густого дыма.
хриплый голос.