Чтение 51–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

- Хорошо, все равно поймете. Как это у вас называется - идти в связке?

- Да, так.

- Представьте себе, что один из альпинистов решил вдруг на самом
опасном месте, так сказать, выбыть из связки. Обрезать веревку,
связывающую его с товарищами.

Как это называется?

- Самоубийство, - сказал он спокойно.

- По отношению к себе-да. Л каково остальным?

- Могут погибнуть тоже. Смотря каким он идет.

- Теперь вы можете понять, чего стоило ваше молчание? Пз всей картины
жизни Ани выпадало одно звено, вы...

- Но ведь я...

- Подождите, дайте мне закончить. Чтобы доказать вашу невиновность, у
меня ушло много времени. Понимаете, может, по вашей вине где-то совершено
еще одно преступление. Я вас не пугаю. И говорю самым серьезным образом. -
Я замолчал.

- Мне казалось, что мое... наши отношения с Аней сугубо личные и к делу
не относятся. Да какие там были отношения... - Он махнул рукой,

- Николаи Гордеевич, вы же не знаете, что такое работа следователя. Вы
неспециалист. Представьте себе, вам, главному агроному, который из многих
составных должен найти неизвестное, ответить на вопрос, когда и что сеять,
метеорологи дают неправильную сводку или вообще молчат.

Гадай, мол, сам. В какое положение вас поставили бы, а?

Вот и вы за меня решили, что я должен знать, а чего пет.

Ильин передернул плечами. Разговор задел его за живое.

- Откровенно хотите?

- Опять за свое. Я вас упрекаю за неоткровенность, а вы...

- Мне казалось, вы меня ловите на чем-то...

- Недаром говорят, если ничего не можешь придумать лучше правды, говори
только ее... Ведь -вы были близким Ане человеком.. Во всяком случае,
понимающим и любящим. Находились рядом в тяжелое время...

- Давайте не будем об этом, - прервал меня Ильин. - Да, у меня все не
выходило из головы, помните, вы говорили, будто я ночевал у Ани, помните?
Прямо как хозяин в своей квартире. Та история, иу, когда я утром умывался.

Вспомнил я. Действительно умывался. После того, как наколол дров... Но
ведь вы бы мне не поверили...

- Почему же? Неужели вы думаете, что я не умею отличить правду от лжи?
Тогда грош бы мне цена в базарный день... Если уж откровенничать, -
улыбнулся я, - вам я действительно раньше мало верил. Сейчас склонен
больше.

Он невесело усмехнулся:

- Значит, не до конца...

- А ведь вы действительно мне не все еще открыли.

- Что я должен еще рассказать? - нахмурился Ильин.

- Хотя бы то, зачем вы встречались с Аней в кафе.

За бутылкой сухого вина...

- Я люблю иногда выпить стакан сухого. У нас дома на Кубани свой
виноградник. И домашнее вино подается к обеду, как, например, лимонад или
квас...

- Так вы встретились, случайно?

- В Североозерске - да. А потом пошли перекусить.

- И о чем вы беседовали?

- Игорь Андреевич, прошу вас, не надо. - Впервые у него были умоляющие
глаза. - Это действительно сугубо личное. - Он вздохнул: - Что могло быть,
чего не могло...

Вот о чем мы говорили.

И опять стена. Единственное, что я выяснил, так это то, что во время
разговора ни о ком, даже о своем муже, не говоря уже о третьем лице, Аня
не вспоминала.

Я решил не бередить его память. А к воспоминаниям об Ане Ильин
относился свято.

Итак, из числа подозреваемых он был вычеркнут. Но как фигура в игре-
пока нет.

Самой загадочной, самой важной для раскрытия истины фигурой мне
представлялся теперь "коробейник". Действительно, приезд его в Крылатое
предшествовал тревожному состоянию Залесской, а потом наступила ее смерть.

Слишком загадочный он человек. Я ловил себя на мысли, а не завораживает
ли меня именно эта загадочность?

Нсли это пустой ход, как говорят изыскатели, "бросовый"?

Но все же его приезд настораживал. "Коробейник" явился к Залесским с
определенной целью. При этом хотел остаться незамеченным. С честными
намерениями приезжают открыто.

Ночной визит был очень важен для гостя. Появление его было неожиданным
для Залесских. Во-первых, в Крылатое он приехал впервые. Если б не
впервые, то зачем ему называть шоферу адрес? Он бы сам. показал дорогу или
сошел в другом месте, на шоссе. Во-вторых, знай о его приезде супруги,
Валерий уж, во всяком случае, встретил бы его непременно. И скорее
всего-в-Североозерске, принимая во внимание то обстоятельство, что приезд
гостя пытались- скрыть.

Зачем он приезжал? Почему так таинственно и скоропалительно уехал? При
этом он знал, что его визит продлится буквально несколько часов.

"Коробейник" посещал супругов раньше ("Опять этот тип приехал"). Может
быть, в Вышегодске? Нигде больше Валерии и Аня вместе не жили.

И еще я много думал о предсмертном письме, которое, ей-богу, лучше бы
не существовало вовсе. Только все закугывало. Запутывало-то запутывало,
если концы не сходятся с концами. А когда все станет на свои места,
простота выявится необыкновенная.

Письмо бросалось в глаза при первом знакомстве с делом. На него обратил
внимание и Иван Васильевич, судя по отметкам карандашом. Оно мало походило
на обычные записки, оставляемые теми, кто в порыве отчаяния или депрессии
лишал себя жизни. Как правило, предсмертные письма несут на себе печать
душевного расстройства. Слова положены на бумагу неровно, мысли неясные,
лихорадочные, обрывистые. И мало фраз. Конечно, случаются и обстоятельные
объяснения, но чрезвычайно редко.

Последнее письмо Ани Залесской, странное и необычное для самоубийцы,
держало меня в состоянии недоверия и поиска: И до сих пор смущало ум,
вносило путаницу в любые мои построения, оставаясь непостижимым.

Во всяком случае, сидение в Крылатом себя исчерпало.

Надо расширять географию своих действий. Первое-постараться отыскать
ночного гостя Залесских. Второе - более тщательно исследовать это
злополучное письмо. Как говорится, во всех ракурсах. А это можно было
сделать только в Москве. И вот я решил отправиться в столицу...

До Североозерска мы с Ищенко ехали вместе, В машине у нас произошел
любопытный разговор.

- Между прочим, - сказала она, - дочь Савелия Фомича, Клава Шамота,
работает на кроликовой ферме...

Я уже достаточно изучил старшего лейтенанта. Она мне никогда не
сообщает того, что не имеет никакого отношения к нашей работе. И главное,
я теперь разбирался в интонации моего помощника. О дочери сторожа она
сказала как-то туманно.

- Ну и что? - спросил я, не понимая сначала, куда клонит Серафима
Карповна, но чувствуя подвох.

- Работает недавно. Кролики в совхозе-новое дело...

- Молодец все-таки Мурзин. Еще одна статья дохода в хозяйстве.

- Я слышала, большие потери...

- Кролики, я читал, очень подвержены всяким болезням. Очень капризное
животное.

- Да нет, болезни, говорят, опять же здесь ни при чем... Мясо у них
вкусное. Да и шкурки красивые... Клаву заметили на североозерском базаре.

Больше она ничего не сказала. Но и этого для меня было достаточно. Я
вспомнил вечер, когда, расчувствовавшись и размякнув от "Степной
украинской", нахваливал жаркое, которым с такой охотой угощал меня сторож.

Шапку из кролика...

Можно поздравить достопочтенного следователя, Представляю, если бы
финал состоялся в народном суде. Советник юстиции Чнкуров проходит
свидетелем. В качестве ценителя жареного кролика "по-крылатовски" и
обладателя шапки из ворованного материала.

Но Серафима Карповна преподнесла мне еще один сюрприз:

- Говорят, Савелий Фомич свой забор переставил.

Всего метра на полтора. Глядишь, почти полсотки у соседа оттяпал... ,

- У Шавырипа? -спросил я.

- У него, - Ищенко улыбнулась. - Вы тоже знаете?

Что мне было отвечать? Теперь-то я понял, почему хитрый старик просил
вызвать в качестве свидетеля своего соседа. Запугать. И почему тот так
боялся на допросе. Ну и жох этот Савелий Фомич! И подъехал как: чаек с
мятой, сочувствие, лекарствами народными соблазнял... Это ж надо: из
ничего пытался создать себе положение! Разносил повестки...

- Мои смеялись, - продолжала старший лейтенант.

"Мои" - это у кого она останавливалась. - Он в жизни в поле не выходил.
То почтальоном, то банщиком, то сторожем... Все удивляются, за что ему
дирекция премию выдала...

Короче, окрутил меня Савелий Фомич вокруг пальца.

- А вы хоть Лин"ву рассказали про Клаву Шамоту? - спросил я.

- А это он мне сам рассказал.

Я дал себе слово, если опять надо будет ехать в Крылатое, от услуг
сторожа отказаться насовсем...

Через две недели - Новый год. Московские магазины принарядились.
Везде-елочки, от крохотных, сантиметров десять - пятнадцать, до больших,
во всю вышину зеркальных витрин, украшенные ватным снегом, завесой
переливающегося дождя. Елки были большей частью искусственные, по до того