Чтение 51–й страницы книги ~Умножающий печаль~

которые наворотили голодные молодые акулы капитала.

- Уточни, - смирно попросил я.

- А чего тут непонятного? Их миллиарды ведь не с неба упали. У них
нехорошее, стыдное прошлое... У всех магнатов одна общая мечта - сохранив
деньги, начать все с чистого листа. - Лена затянулась сигаретой и выкинула
окурок в окно.

Я механически заметил:

- Во Франции за это дают пятьсот франков штрафа...

- И правильно! Когда у нас будет чистота, как во Франции...

- Твой папаня давно в правительстве? - перебил я ее.

- По-моему, всегда, - сообщила Лена. - Кроме крикунов и воров, кто-то
должен хоть немного работать. Мой старик - классный специалист. И большой
хитрец...

- Ага, понятно... И сколько годочков этому дедугану натикало?

- Сорок восемь, - бросила Лена и предложила: - Да не думай ты об этом, у
тебя комплекс возникнет! Ты еще молодой...

Я положил ей руку на плечо, мягкое, нежное. Это, наверное, называется
"слабое девичье плечо".

- Я в детском саду пел народную песню - "поедем, красотка, катасса...".

- Видишь, не прошло и тридцати лет, как все сбылось, - объяснила Лена и
подмигнула мне. - Главное - не суетиться! Все придут сами и все предложат...

- Да, все сбылось... Случайно пришли и предложили сами. Больше, чем
просил, - кивнул я. - Ты мне очень нравишься. И я тебя боюсь...

- А вот это - зря!

- Ничего не поделаешь - я от природы тугодум, самоед и сильно трусоват.
Поэтому возник у меня вопрос... - медленно, как бы нерешительно сказал я.

- Спроси! Смогу - отвечу!

- Зачем Серебровский подставил мне тебя?

Лена нервно щелкнула зажигалкой, закурила снова, после паузы, тщательно
обдумывая слова, довела до сведения:

- Для надежности. Наш босс предпочитает систему двойных перестраховочных
гарантий.

- Это более-менее понятно. А тебе-то это зачем? - допытывался я.

- Спрашиваешь - зачем? - Лена повернулась и внимательно посмотрела мне в
лицо.

- Але, ты смотри на дорогу! - заорал я в панике. - Он тебе наверняка не
велел убивать меня в автокатастрофе...

- Не велел. Да я бы и не послушалась... Я ведь согласилась сначала из
любопытства. А потом, как говорит наш босс, возник внесистемный
разрушительный фактор...

- Я тебе, наверное, понравился? - иронически спросил я.

- Понравился! Ты мне, придурок, действительно очень понравился!
Когда-нибудь ты поймешь, что это самое главное... Что это в тысячу раз
важнее злых и опасных глупостей, которыми ты занимаешься...

КОТ БОЙКО:

ПРОЕЗД

Я - человек серьезный, на пустяки не меняюсь! Поэтому я и выбрал самый
большой жилой дом старой Москвы на Сретенском бульваре - "Дом России". Как в
любимой советской песне - "столица мира, сердце всей России".

Целый квартирный комплекс, занимающий два квартала, построили на одном из
семи московских холмов. И открывается с крыши дома панорама всего центра
города - на все стороны света. Меня, конечно, не интересуют все стороны
света, я вам не путешественник Юрий Сенкевич. Мне интересно, как добраться
до сердца всей "РОСС и Я".

Я привольно разлегся на кровле машинного отделения лифтовой шахты с
секундомером и оптическим прицелом, снятым с карабина. В окуляр прицела был
хорошо виден поток автомобилей, мчащихся мимо холдинга "РОСС и Я", я
непрерывно засекал на хронометре скорость их движения. Некоторые машины
притормаживали у высоких железных ворот бокового въезда во внутренний двор,
водители предъявляли пропуска охране - огромные створки раздвигались и
проглатывали лакированные пончики авто.

- Семь секунд с четвертью, - бормотал я вслух, поглядывая на циферблат, и
снова приникал к окуляру - в черном ниточном перекрестии прицела появлялась
следующая машина, смутно угадывались силуэты людей в кабине, бликующие на
солнце бронированные стекла лимузинов. Расстояние до цели очень даже немалое
- 900 метров, около километра. Н-да, верста для приличного выстрела -
дистанция серьезная. Эх, не тем я занимался в молодости! Надо было стрелять
по бегущему оленю. Или по кабану.

Глядя в прицел, я развлекал себя, тихонько напевая песенку из старого
кино:

- ...Вот пуля пролетела - и ага!..

Я лежал в тени громадного рекламного биллборда - стальная решетчатая
конструкция у самого края крыши завлекала призывом: "СОНИ - наш мир
красочней". Я бы хотел, чтобы он был не красочней, а прочнее - к решетке я
прикрепил блок, через который пропустил нейлоновый трос. На одном конце -
петля-беседка, а другой уходил вниз, за парапет, туда, где Карабас привязал
его к буксирной лебедке своего рыжего "ровера".

Ветерок трепал локоны моего парика, они мешали мне маркировать цель. Я
содрал парик с головы и засунул в карман - тут, надеюсь, мной любоваться
некому.

Сделал следующую засечку времени на секундомере, и со стороны Садового
кольца появился кортеж Хитрого Пса - тяжелый "мерседес", замкнутый впереди и
сзади черными джипами. Пульсирующий сине-фиолетовый огонь полыхал на крыше
ведущего.

Я замер и впился в прицел, а левая рука непрерывно щелкала гашеткой
электронного хронометра - он регистрировал во времени траекторию движения
кортежа.

По-видимому, команды охране у ворот передавали по радио - за несколько
секунд до подхода машин грузные створки ворот расползлись, и кортеж, почти
не сбавляя скорости, с резиновым визгом баллонов свернул с трассы и резво
влетел внутрь комплекса. Ну, это, естественно, только так говорится - не
сбавляя скорости. В точке поворота кар движется километров двадцать -
двадцать пять, не больше.

Ворота закрывались медленно, торжественно, как в крематории.

Я еще раз взглянул на секундомер, довольно хмыкнул:

- Две секунды - семнадцать... Нормально!

Осторожно положил на бетон прицел и хронометр, потом перекатился на спину
и улегся, раскинув руки. Смотрел в небо. Закрыв глаза.

Наверное, Хитрый Пес был бы рад посмотреть на меня сейчас. Он бы подумал,
что меня уже убили.

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

БОЛИВАР ДВУХМЕСТНЫМ НЕ БЫВАЕТ

Я знал, что на Московской валютной бирже сейчас тревожная беготня - на
электронных информационных стендах плясали опасные огоньки "медвежьего
рынка", курсовые индексы медленно, но неуклонно ползли вниз. Я мог легко
представить себе, как каждая новая вспышка падения сопровождается
усиливающимся напряжением у брокеров - мелькают цифры на мониторах
компьютеров, треск и звяканье мобильных телефонов, отчаяннее и быстрее
жестикуляция людей, и нарастающий шелест взволнованно-испуганных голосов:

- Продаем!.. Продаем!.. Продаем!..

Я стоял у окна своего кабинета, рассеянно глядя на муравьиную беготню
машин и людей где-то там, далеко внизу, а финансовый директор Палей
докладывал обстановку на бирже:

- Темпы падения на рынке приблизительно совпадают с нашими расчетами. По
моим представлениям, сегодня к концу биржевой сессии начнут обваливаться
пакеты крупных держателей.

- Что тебе шепчут твои люди из Центрального банка? - спросил я, плотно
усаживаясь в своем кресле.

- Сутки-двое они еще подержатся. Потом - резкий подскок ставки
рефинансирования.

- На сколько?

- Минфин настаивает удвоить...

- Ого! - крякнул я. - Вениамин Яковлевич, я знаю, ученого учить - только
портить. Поэтому ничего тебе не говорю, сам понимаешь - надо проскользнуть в
эту щелочку. Опоздаешь - нам хвост отрубят.

- Александр Игнатьич, не тревожьтесь, все будет тип-топ! - Палей
усмехнулся: - Чай, не впервой замужем...

- Как наши немцы из "Вест-Дойче банка"?

- Безукоризненно! Другая школа, - вздохнул Палей. - В наши времена поэт
революции сказал бы про них: компьютеры делать из этих людей! Для нас это
очень перспективные партнеры, мы у них со временем многое можем
позаимствовать...

- Да-а? - Я посмотрел на него с интересом, кивнул: - Наверное... Я
подумаю об этом.

Он встал, а я пультом включил звук в телевизоре, где на экране мелькнула
борода председателя Центробанка Дубинина. Телерепортер говорил:

- ...Таким образом, руководство Центробанка и Минфина уверено, что
падение цен на внутренние бумаги не является кризисным и вызвано мировыми
финансовыми флуктуациями. Государство уверено в своей способности удержать
на плаву рынок. Никаких реальных оснований предполагать, что напряженность
на рынке ценных бумаг связана с махинациями какой-либо из финансовых групп,
на сегодня не существует...

- Вот видите, Вениамин Яковлевич, никто вас пока и не подозревает в
махинациях, - усмехнулся я.

- Я бы сказал - нас, - уточнил Палей. - Нас никто не подозревает в
махинациях...

- А я бы все-таки сказал - вас! - Я уткнул ему палец в грудь. ~ Меня
горазды подозревать всегда, но тыкать пальцами - кишка тонка. А вот вы, если
допустите малейший сбой, станете тем самым единожды ошибшимся минером...
Участь черного козла Азазела печальна и негуманна, но мир сошелся на том,