машине. Ему пришлось трижды сильно хлопнуть дверцей, прежде чем норовистый
замок защелкнулся, после чего "Победа" взревела разбитым двигателем и рывком
тронулась с места.
ливень, и на город опустились преждевременные сумерки, словно погода
сговорилась с Умаром украсть остаток дня, чтобы поторопить Юрия Филатова.
Глава 19
по самую горловину. Это истощило его "золотой запас", но ему очень хотелось
в предстоящей кутерьме не думать хотя бы о такой мелочи, как бензин. Напоив
автомобиль, он решил заодно позаботиться о себе, натряс мелочи, приобрел в
закусочной пиццу и съел ее, сидя за рулем, не ощущая при этом никакого
вкуса, словно жевал оконную замазку.
- время неумолимо уходило, и тиканье часов было едва ли не единственным
звуком, пробивавшимся сквозь окутавшую его мозг непроницаемую завесу. Он уже
отключался от действительности, сосредоточившись на выполнении задачи.
Сейчас он был проходной пешкой, которой предстояло пересечь всю доску, ни на
йоту не отклоняясь от прямой линии, нападая, защищаясь и прячась за спины
других фигур, чтобы в решительный момент стать ферзем и одним ударом
поставить точку в затянувшейся игре. Он был самостоятельной боевой единицей,
как те офицеры спецназа, которые в одиночку уходили в ночь, чтобы сделать
то, что было не под силу целым подразделениям.
ней согревали, а он сейчас не имел права расслабляться. Он думал о топорах,
штык-ножах, саперных лопатках, тесаках и даже средневековых мечах и копьях -
острых, тяжелых, смертоносных и обжигающе холодных. Он думал об огромных
вычислительных центрах, в которых летом и зимой искусственно поддерживается
низкая температура, - говорят, жара вредна для компьютеров, управляющих
ракетными комплексами и орбитальными спутниками министерства обороны. Он
думал о Понтиаке, которого никогда в жизни не видел и не стремился увидеть,
об умирающем Самойлове с его купленными орденами и премиями и о сытых
червях, копошащихся внутри полированного, с золотыми украшениями гроба
Арчибальда Артуровича, известного под кличкой Граф. Он думал о несчастных
ублюдках, считающих вершиной славы похороны за сорок тысяч долларов и
слезливые речи "братанов" над свежей могилой, и о том, что пережил сутулый
очкарик Зуев, прежде чем взять в руки трофейный "вальтер" и всадить пулю в
затылок другу. В сгущающихся сумерках перед его глазами плавало лицо майора
Разгонова, и вместо его костистой головы Юрий видел оскаленную деревянную
морду шахматного коня, зигзагом скачущего из конца в конец доски и играющего
свою собственную не понятную никому партию.
сидела рядом, на переднем сиденье автомобиля, как когда-то в блиндаже или в
кузове банковского броневика, на который должны были напасть нанятые
Арцыбашевым бандиты. Она была его давней спутницей, и за долгие годы
близкого знакомства Юрий успел привыкнуть к соседству этой вздорной старухи,
научился уклоняться от свистящих взмахов ее косы.
заново отделанный, похожий на картинку из импортного журнала четырехэтажный
дом с полукруглыми эркерами. Свернув во двор, Юрий сразу увидел длинный
приземистый правительственный "ЗиЛ", вороные борта которого поблескивали
сквозь осеннюю грязь, как небрежно зарытые в землю сокровища.
литератора - других выходов на Понтиака у него не было. Это был выстрел
наудачу, и он угодил в яблочко - Самойлов был здесь вместе со своей
невообразимой телегой. Юрий счел это хорошим предзнаменованием и
припарковался рядом с "ЗиЛом", поборов искушение протаранить сверкающий
хромом широченный радиатор.
Квартира не отвечала, и он набрал номер еще раз, после чего задрал голову и
посмотрел на окна четвертого этажа. В Таниной квартире горел свет, но
запершийся там Самойлов не подавал признаков жизни.
и с лязгом выдернул из-под сиденья монтировку. Время шло, и ощущение, что он
движется замедленно, будто в ночном кошмаре, усиливалось с каждой минутой.
монтировки вонзился в щель между дверью и косяком; патентованный кодовый
замок крякнул, лязгнул, внутри него что-то лопнуло со звуком, похожим на
пистолетный выстрел, и дверь распахнулась настежь. Юрий вошел в подъезд,
держа в одной руке монтировку, а в другой - пистолет. Больше всего он
боялся, что Георгиевский кавалер приказал долго жить - сделал, к примеру,
анализ крови, ознакомился с результатами, поехал к Тане разбираться, не
застал ее дома и повесился в сортире на брючном ремне. Или, скажем,
застрелился из своего богатого пистолета...
квартиры представляла собой стальную пластину, кокетливо декорированную
красным деревом, из чего напрямую следовало, что монтировку он тащил с собой
напрасно. Квалифицированному взломщику стальная дверь не помеха, но Юрий не
представлял себе, как справиться с этим препятствием, не имея гранаты. Все
еще продолжая мучиться этим неразрешимым вопросом, он подошел к двери и
зачем-то нажал на кнопку звонка.
огромному удивлению Юрия, послышались торопливые шаркающие шаги.
узнал голос Самойлова. Голос этот дрожал, язык господина литератора заметно
заплетался, и на короткий миг Юрий ощутил к Георгиевскому кавалеру что-то
вроде брезгливой жалости.
оборвали-Залязгали отпираемые замки, забренчала откинутая цепочка, дверь
распахнулась, и Юрий увидел Самойлова. Вид у лауреата был растерзанный,
галстук съехал куда-то за правое ухо, рубашка расстегнулась, обнажив потное
безволосое пузо, остатки волос на голове лохмотьями свисали по сторонам, а
совершенно пьяные, налитые кровью глаза страшновато косили. Некоторое время
Самойлов тупо разглядывал Юрия, держась одной рукой за дверной косяк и пьяно
шлепая слюнявыми губами, потом тряхнул головой, очевидно пытаясь хоть
немного сфокусироваться, и отступил в сторону, с трудом удерживая
равновесие.
з-заходи. Выпьем с горя, где же кружка.., добрая старушка.., драная
подушка.., подружка.., потаскушка... Ушла, шлюха трехкопеечная! - взревел он
вдруг, ударил кулаком в середину огромного зеркала, висевшего в прихожей,
каким-то образом промахнулся, потерял равновесие и с шумом обрушился на
паркет. - О, - простонал он, лежа посреди прихожей и не делая попытки
подняться, - о-о-о!
на подзеркальную тумбу и для начала обошел квартиру, стараясь не думать о
том, что это та самая золотая клетка, в которой на протяжении последних
месяцев жила Таня - спала, ела, читала, смотрела телевизор, пила коньяк и
развлекала своего "спонсора", того самого слизняка, что распластался сейчас
на полу в прихожей, оглашая квартиру пьяными слезливыми стонами. Убедившись,
что посторонних в квартире нет, он вернулся к Самойлову и без лишних
церемоний перевернул его на спину. Литератор попытался приподнять голову,
чтобы посмотреть, кто это нарушает его траур, но тут же бессильно уронил ее,
ударившись затылком о паркет. - О-о-о!.. - простонал он снова. Юрий присел
на корточки и придирчиво осмотрел Георгиевского кавалера с фасада, держа
руки немного на отлете, как военный хирург, готовящийся к операции в полевых
условиях. Как ни странно, лицо господина писателя не пострадало - на нем не
было ни единой царапинки, через которую отравленная кровь этого индивидуума
могла бы просочиться наружу и попасть на кожу Юрия. Дышать вблизи господина
литератора было нечем: воздух вокруг его головы был так густо насыщен парами
алкоголя, словно где-то рядом какой-то маньяк кипятил на огромном костре
двадцативедерную бочку спирта. Разговаривать с ним, когда он находился в
подобном состоянии, было бесполезно: убедившись, что в дверь звонила не
Таня, он благополучно отключился и теперь был способен только на
нечленораздельное бормотание.
распахнул дверь, автоматически включился свет. Точечные светильники,
расположенные по периметру потолка, сияли, как маленькие матовые солнца, не
давая теней и позволяя в полной мере оценить роскошь убранства.
слегка изогнутого овала, и до упора открутил кран холодной воды. Тугие
ледяные струи ударили в Самойлова со всех сторон, безжалостно трепля его
жирные бока и ляжки. Он вздрогнул, хрюкнул и повернулся на бок, ненароком
подставив физиономию под пенящуюся струю. Он трижды судорожно хватанул
бьющую, как из брандспойта, воду широко разинутым ртом, и Юрий уже
испугался, что лауреат утонет прямо у него на глазах, но тот вдруг сел,
вцепившись руками в края ванны и жадно глотая воздух.
ванны, и его вырвало прямо на мраморный пол. Успевший отскочить к двери Юрий
брезгливо поморщился и торопливо закурил, чтобы перебить кислую вонь рвоты.
безотчетно ерзая по ее дну в безуспешных попытках уклониться от тугих
ледяных струй.
поскользнулся и с громким плеском вернулся в ледяную купель. Его зубы начали
Корнев Павел
Максимов Альберт
Корнев Павел
Гюго Виктор
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей