поговорил с мамой, а потом забрать и вернуть мне. Неужели ты хочешь сказать,
что каждый твой шаг по этой земле стоит один бакс? Даже я себя так дорого не
ценю.
тебя, никто не платит. И, кстати, хочу напомнить: мне деньги тоже даром не
достаются. Она замолчала, словно предоставляла надзирателю возможность уйти,
так и не взяв с собой телефон. И тут он понял, что не может сдвинуться с
места.
ощутил их своими, а услуга и впрямь была пустяковой, уж никак не на "штуку".
числа, есть что-то привлекательное в том, когда произносишь сумму с тремя
нолями. Но я не привыкла платить деньги зря. Я хотела бы не только услышать
мужа, но и увидеть.
сказать всего, что знаешь. Ты хочешь, чтобы я не была жадной, а сам жидишься
сказать то, что не стоит ни копейки.
что именно так раздражает его в этой женщине. Нет, не нахальство - нахальным
он умел быть и сам, - его раздражает то, что оба они хищники, оба готовы
наживаться на чужом горе. Но он сам - хищник мелкий, способный урывать лишь
по кусочку, и то от чужой добычи, а она хоть и женщина, но хищница крупная.
Разница между ними примерно такая же, как между котом и львицей. Вроде бы
оба из семейства кошачьих, с одними повадками, но ему всегда придется
довольствоваться малым, а ей - большим.
с тем, что его называют на "ты", а он вынужден отвечать "вы".
только я".
тон.
брать?
радиотелефона. Он взял ее, даже не заметив, как это произошло.
мелкая сошка", - мысленно согласился он с собеседницей, понимая, что она
знает, куда повезут подследственного.
ждать тебя на этом же месте сегодня, когда будешь возвращаться со службы.
- еще кто-нибудь увидит. Анжелика тряхнула головой, легким движением
поправила длинные волосы и зашагала к машине. А тюремный надзиратель стоял и
слушал цокот каблучков - наглый и уверенный. Женщина шла так, словно каждым
шагом забивала в асфальт тонкие каленые гвозди. Послышался далекий стук
автомобильной дверцы, урчание двигателя.
крошащиеся брусья старой садовой скамейки и раскрыл, поставив себе на
колени, пухлый портфель. Извлек из него полиэтиленовый пакет. За немного
мутноватой пленкой просматривались газетные строчки, четкие и ровные, в
отличие от бесформенных пятен жира, проступивших на бумаге. В газету
надзиратель завернул, уходя из дома, свой обед. Конечно, пообедать можно
было и в изоляторе, но буфета или столовой для персонала там не
существовало, а есть с одной кухни с подследственными ему не хотелось.
полукопченой колбасы и толсто нарезанной четвертью хлебной буханки. К
половине длинного парникового огурца приклеились размокшие крошки хлеба и
крупицы просыпавшейся из бумажного кулечка соли. Надзиратель любил, в
нарушение распорядка, усесться за стол в конце длинного коридора и не спеша
пожевывать, растягивая свой обед на два, а то и три часа. Теперь с таким
пакетом можно было спокойно идти на работу - никто ничего не заподозрит.
привыкли видеть его именно с таким пакетиком - прозрачный мешок, газета...
переоделся, достав из металлического шкафчика форму, сапоги, и немного
поболтал со сменщиком. Сменщик выглядел уставшим. "А ведь могли подойти с
предложением и к нему, - подумал надзиратель, - и деньги получил бы он, а не
я. Все-таки этот мир устроен справедливо". Взбодренный этим умозаключением,
он пошутил, рассказал коллеге анекдот, тот уныло улыбался и сказал на
прощание:
портфеля пакет с газетным свертком внутри.
заказывал бы из пиццерии с доставкой на рабочее место.
сезон, отстреливают, а мне бояться не за что да и некого. Сослуживцы пожали
друг другу руки и разошлись. Надзиратель еще раз после приема дежурства
обошел двери всех камер, проверил порядок, чуть подольше задержался перед
камерой Шанкурова, посмотрел в узкий волчок металлической двери.
прореагировал, когда лязгнул волчок. Последние дни он сидел в камере один,
несмотря на то, что следственный изолятор переполнен. Правда, и камера была
маленькая - метра полтора на четыре, узкие дощатые нары. Вопреки традиции,
Шанкурову выдали постельное белье. Аркадий Геннадьевич в тот момент, когда
хлопнуло окошечко, сидел на унитазе, пристроив себе под ягодицы вместо
отсутствующей крышки длинные полосы газетных страниц. В руках Аркадий
Геннадьевич держал еще несколько обрывков, перечитывая прошлогодние новости.
своего занятия - чтения, а тем более, от унитаза в ответственный момент ему
не очень хотелось.
в камеру обтекаемую трубку радиотелефона.
коридоре и застукает его на должностном преступлении.
газету. "Хрен их поймет, - надзиратель вышагивал по длинному коридору,
заложив руки за спину. - Деньги платят, а услугами не пользуются. Какая муха
его в задницу укусила?"
камер. Но там уже слышали его шаги, и поэтому внутри царил идеальный
порядок.
надзиратель и с грохотом захлопнул металлическую задвижку окошка. Он мог бы
подкрасться и незаметно, как это любил делать его напарник, прихватывавший
на службу пару старых подбитых войлоком тапочек, но почему-то обычно
примерял себя к своим подопечным и старался выглядеть в их глазах лучше, чем
был на самом деле. Шанкуров же тем временем стоял, прильнув ухом к
металлической двери, и прислушивался к удаляющимся шагам надзирателя. На его
губах появилась недобрая ухмылка, обнажившая зубы.
а тебе. Ничего, пройдет немного времени, и поймешь, что к чему. Шанкуров
встал посреди узкой камеры и начал делать зарядку. Находясь в следственном
изоляторе, он, как ни странно, поправил свое здоровье. Если раньше мышцы его
были дряблыми и он даже на третий этаж поднимался с трудом, то теперь, от
нечего делать, он каждые полчаса отжимался до изнеможения, приседал сначала
на двух, а теперь уже мог присесть и на одной ноге, вторую выпрямив, делая
"пистолетик". Он любовался собой и жалел лишь об одном - в камере нет
зеркала, чтобы увидеть свое отражение.
нагибаясь к полу. С каждым наклоном он все увереннее припечатывал ладони к
цементу, - Разговорчики, видите ли, ему понадобились! Все, не будет больше