детстве хотел себе представить, что же прячется за этим словом. И теперь
понял.
понимала, разговор вновь вернется в прежнее русло.
никогда не приходило ему в голову.
можно чего-то естественного, известного тебе, - полуприкрыв глаза,
продолжала девушка, - а ужас - он беспричинен. Ты не знаешь, с какой
стороны придет опасность. А липкое - потому, что этот ужас обволакивает
тебя со всех сторон.
девушка указала пальцем в подрагивающую за стеклом черноту.
привыкнуть к Наталье и больше ее не стеснялся. Странное дело -
стеснительность он испытывал только в женском обществе, в мужском же -
никогда. Скорее всего, здесь сказывалось желание быть везде первым. Если
в мужском обществе это желание легко реализовывалось, то среди женщин он
терялся, потому что их занимали другие интересы и проблемы, совсем иные,
чем его.
давалось с трудом. Но лишь только их взгляды пересекались, как мужчина и
девушка тут же, смутившись, отворачивались друг от друга. Глеб уже успел
изучить все, даже самые темные уголки купе. Он прекрасно знал, что,
например, над верхней полкой, на обивке вагона написано чем-то острым
нехорошее слово, знал, что у самых ног Натальи лежит блестящая крышечка
от бутылки пепси-колы.
пассажиры открывали бутылки.
девушку попробовать печенье. Та, не произнеся ни слова, отрицательно
покачала головой. И Сиверов не стал настаивать. Он почувствовал, что
между ними вновь возникло отчуждение, но уже на качественно новом
уровне. Теперь они уже знали кое-что друг о друге. Каждый из них, если
бы вдруг внезапно погас свет, мог бы восстановить в памяти портрет
другого. А это уже немало. Ведь по портрету понятны характер и намерения
человека.
расслабляет.
теперь стараюсь держаться молодцом".
рот холодного чая вместе с чаинками, и от неожиданности поперхнулся и
закашлялся.
всяком случае, меня учили, что нельзя выплевывать даже осу, если она
случайно залетела тебе в рот.
свой стакан, схожу помою.
разбитой становилась железная дорога. И Глебу пришлось даже несколько
раз коснуться рукой стены, прежде чем он добрался до туалета. Он мыл
стаканы долго, до тех пор, пока они не начали скрипеть под пальцами.
он просыпался утром с похмелья. И тогда у него возникало непреодолимое
желание наводить порядок в своем жилище, хоть он прекрасно знал, что к
вечеру там вновь будет все перевернуто вверх дном. Он специально
старался не вспоминать Москву, не вспоминать несчастье, постигшее его в
последние дни. Ведь именно для этого он покидал город, принесший ему
столько радости и огорчений.
заперта. Он легонько постучал костяшками пальцев.
дверь в сторону. Наталья уже успела переодеться. Она сидела с ногами на
постели. Ее стройный торс облегал тонкий белый свитер. Ноги и бедра лишь
угадывались под одеялом, аккуратно расправленным, обрамленным сверху
белой полоской простыни. Длинные волосы девушки, до этого собранные в
пучок на затылке, теперь оказались распущенными.
- Ну что за народ, эти женщины! Стараются понравиться, даже когда в этом
нет никакой необходимости".
приглушенный.
Наталье. Та не сказала ни слова. Коньяк тонкой струйкой потек в стакан,
стоявший возле девушки. Глеб наливал очень медленно, готовый
остановиться в любое мгновение.
учтите, я выпью для того, чтобы согреться, не более.
себе. - Давай выпьем за знакомство, - его стакан завис на полдороге.
него, как за поручень в троллейбусе.
его стакана коснулся дна стакана Натальи. Всколыхнулась желтая, немного
маслянистая на вид жидкость. Купе заполнилось ароматом спиртного.
словно бы наслаждаясь действием, которое производил коньяк. Глебу даже
показалось, что ее щеки тут же порозовели. А когда Наталья открыла
глаза, то маслянистость передалась и ее взгляду. Она жадно допила
спиртное и отставила стакан.
стоит, - Ты что, совсем не приучена пить?
А пить мне и впрямь больше не надо.
усталость уходит от него, уступая место блаженству.
смотрел на то, как блестит в локоне, лежащем на плече Натальи, отсвет
лампочки, смотрел, как вздрагивает девушка при каждом толчке поезда.
раскачиваясь в вагоне.
сон не приходил.
на заднем сиденье такси по вечернему городу. Автомобиль двигался в
плотном потоке, рубиновые огни идущих впереди машин прочерчивали в
осеннем дожде замысловатые зигзаги.
слышать шофер, сказала:
кажется, что мир плачет.
слез.
плачу оттого, что счастлива, оттого, что у меня есть ты...
хотелось вновь вернуться в тот день, когда они были счастливы с Ириной
Быстрицкой, были счастливы до слез. "Одиночество может быть счастливым
тогда, - подумал мужчина, - когда есть куда вернуться, есть о ком
думать, когда знаешь, что кто-то ждет тебя. А я уезжаю неизвестно на
сколько. Я даже не попрощался с ней, как она того заслуживает".
различимые штришки. Округлости плеч, две дуги, очерчивающие грудь,
плавный изгиб шеи, овал лица... Он чувствовал себя Богом, создающим