занимающихся в подворотне любовью. Я приблизился, вытащил пистолет и, пусть
меня простят члены Общества охраны животных, выстрелил. Единственно, что я
могу гарантировать защитникам городской фауны: доберман почил не в худший
из моментов своей жизни. Хотел бы я скончаться в процессе такого
захватывающего мероприятия! Несбыточная мечта.
и тем подставить себя? То есть моя жизнь против жизни пинчера? Такое
справедливо? Простите за резкость, но я столько видел на своем веку людских
смертей, что не могу себе позволить жалеть какого-то кобеля, даже если он
породистей, чем я. Богу - богово, собакам - собаково! Давайте не будем
путать фауну и человека! А кому такой подход не нравится, пусть посетит
палаты умирающих от лейкоза детей. Это его несколько отрезвит!
квартир. Там, в ванной, еще раз извиняюсь за неприятные подробности, я
распотрошил покойного добермана, вытащив внутренности и набив пустое брюхо
солидным запасом пластиковой взрывчатки и мелких гвоздей для повышения
убойной силы заряда. В другой разрез, сделанный под челюстью, я всунул
микрофон микропередатчика. Брюхо и шейный разрез я зашил косметическим швом
самым тщательным образом, замаскировав шерстью. Я несколько раз осмотрел
собаку и взвесил ее, чтобы первоначальный вес совпадал с нынешним. Вроде
ничего.
час. Два охранника, ухвативши за лапы, потащили тело в дом. Я рассчитал
абсолютно правильно. Они не могли ее захоронить, не показав последний раз
хозяину.
наушники плейера, и "слушал музыку", вертя в руках коробку из-под сигарет.
Я ждал автобус, который мне был совершенно не нужен. В наушниках звучали
глухие шаги, скрип дверей, оклики, ругательства несущих не самую легкую
ношу охранников. Наконец я услышал тяжелый, похожий на стон, вздох хозяина,
увидевшего мертвую собаку, его сдержанные, а потом уже не сдерживаемые
всхлипы и причитания. "Кто ж это тебя? Кто этот злодей?!" Я слышал шуршание
руки, гладившей мертвую шерсть, и постукивание слез о микрофон,
сочувствующие вздохи телохранителей. По собачке печалишься?
А что же ты не жалел вставших на твоем пути случайных, ни в чем не повинных
прохожих? А что же ты не пощадил полного состава ревизорскую бригаду? А
ведь у них были дети! Не щенята какие-нибудь! Дети! А почему ты не жалел
меня, Контролера, когда готовил к работе анатомичку? А? Что же ты тогда не
был добрым интеллигентным дяденькой, исходящим слезой по невинно убиенным
жертвам? Где ты был тогда? Где? Или тебе собака стала ближе человека, а
человек хуже собаки? Я нажал кнопку.
добермана, чем его хозяина! Зло должно быть наказано! Творящий смерть
подлежит смерти!
ничего! А ведь похоже, и впрямь он обитал в атомном бункере. Такого
количества заряда должно было хватить, чтобы как минимум выбить в доме
рамы. А они остались целехонькими!
уберегли для новых преступных дел. А он так надеялся дожить до 130 лет. Не
вышло: собака не дала! Любимица! Подвела причуда, любовь к четвероногому
другу. Людям не доверял, двуногих друзей ни одного не имел, а к
четвероногому привязался. За что и поплатился. По всей строгости не
знающего апелляций и пересудов закона.
радости, ни даже удовлетворения. Я устал брать на себя ответственность за
чужие жизни. Никогда у меня еще не было дела, связанного с таким
количеством трупов. А начиналось оно как банально рутинная ревизия. Кто мог
догадываться, что все обернется таким кровавым образом. Я стоял на
остановке, словно в столбняке. Я пропускал один автобус за другим, не в
силах сделать даже, шаг. Если бы сейчас меня кто-нибудь надумал ловить, я
бы не стал защищаться. Я настолько зарядился чужой смертью, что свою уже не
воспринимал как трагедию. Смерть стала обыденностью моей жизни. Такой же,
как еда, питье, сон. Эти дни я умирал сам и отнимал чужую жизнь так же
часто, как принимал пищу. И так же безразлично. Я ел, чтобы жить, и убивал,
чтобы выжить. Но я уже не знал, хочу ли я продолжить свой земной век после
всего, что произошло.
испил чашу мести до самого донышка. Я сделал все, что требовалось. Сколько
их было, знавших или догадывающихся о Конторе, о Резиденте и обо мне? Семь
или восемь мелких, почивших на судне командиров?
им говорили командиры. А командиры не говорили ничего. Значит, Тайна
сохранена?
утопиться, как истеричная, не получившая ответа на свою пылкую любовь
гимназистка? Оттого что победил?
такой двойственный результат. Война выиграна!
обеспокоенные моим здоровьем прохожие.
чемоданах в ожидании приказа и последнего "прости" городу, который не
оставил мне никаких приятных воспоминаний. Строго говоря, для меня это не
был город это было поле затяжного и чрезвычайно жестокого боя, где убивали
меня, где убивал я и где доставшаяся большой кровью победа не доставила
чувства глубокого удовлетворения.
блиндажи, покинутые НП, и не испытывал ни ненависти к поверженному врагу,
ни радости от того, что остался живым. Я не испытывал никаких чувств, кроме
усталости. Я хотел домой, если можно назвать домом целый регион, где я
трудился в должности Резидента до памятного вызова в Центр. Я хотел как
можно скорее попасть к своим немногочисленным друзьям-соратникам (это
неважно, что они знают меня под другими фамилиями, биографиями и не знают
моей истинной работы) и к своим, таким симпатичным, потому что хорошо
изученным, врагам. Воистину, если перефразировать известную пословицу, - от
врагов врагов не ищут.
плановые сроки завершения операции, я потерялся почти на четыре недели и
уже не мог вернуться в точку, оговоренную первоначально. Теперь
командование разрабатывало запасную версию возвращения своего внушившего
недоверие агента. Как минимум до выяснения всех обстоятельств моего
исчезновения меня ожидал превентивно-принудительный карантин. Но я его не
опасался. Дома как-нибудь разберемся. Дома и стены помогают.
снял с резервного почтового ящика назначенную мне информацию. Она была
неожиданной. Выезд до особого распоряжения отменялся. Мне надлежало выйти
на встречу с куратором находящейся на месте ревизорской бригады. Место,
время, форма связи... Я совсем приуныл. Задержка агента на месте
завершенной операции ничего доброго не сулила. За ней могло последовать что
угодно: пристрастное расследование, перевод в должностную ссылку, отставка
и, в том числе, очередной несчастный случай. Гадать бессмысленно. Агент
предполагает, начальство располагает. Я мог лишь ждать приговора.
самодельные объявления, густо расклеенные на будке автобусной остановки.
Мое было пятое с краю. Я узнал его по заранее сообщенному мне содержанию. Я
сделал то, что должен был сделать. Оторвал корешок с телефоном. Унес.
Проявил. Расшифровал. Место... Время...
назад и еще через минуту, если бы я не явился, закрыли. Я вошел в пустую
прихожую и - нет, не снял одежду, а наоборот - надел дополнительную,
натянув до самой шеи только что купленную шерстяную шапочку с вырезанными
отверстиями для глаз. Я не должен был, даже случайно, увидеть лицо своего
скорого собеседника так же, как он не должен был увидеть мое. Таковы
железные правила Конторы. Если человек имеет возможность не узнать
человека, он должен его не узнать! Слишком мало людей трудится в нашей
почтенной организации, чтобы позволить им приятельствовать друг с другом.
башку и сел в кресло. Точно такой же "шлем" надел спустя минуту мой севший
спиной к моей спине собеседник.
похожие на ночные горшки железки и уселись спиной друг к другу вести
задушевные беседы. Дурдом! Но ничего не попишешь, при ведении
конфиденциальных разговоров в местах, где нет полной гарантии отсутствия
технической слежки (а чтобы такую гарантию иметь, надо весь дом по
кирпичикам разобрать, каждый тот кирпич в песок истереть и каждую ту
Лондон Джек
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Кервуд Оливер Дж.
Шилова Юлия