зданиях, посередине просторных и светлых комнат, - низкие, с железными
дверцами, в них, только согнувшись, мог пролезть человек.
соединяясь с подвальным этажом тюремного корпуса.
тоже стояли клетки, как в птичнике, но совсем маленькие, затянутые очень
плотной металлической сеткой, такой плотной, что сквозь нее не могла бы
проскользнуть даже полевая мышь.
несколько квартир с ванными, туалетами, большими светлыми окнами. Таких
домов было большинство. И если бы не служебное здание с непонятными
котлами и звериными клетками да тюрьма во внутреннем дворе, можно было бы
подумать, что в этой глуши вырос просто маленький благоустроенный
городок...
наведывались японские военные чины. Они расхаживали по корпусам, отдавая
какие-то распоряжения, и торопили, без конца торопили саперов-строителей.
Но кругом еще валялся мусор, лежали груды извести, битого кирпича, да и не
все здания еще стояли под крышами. Чан вместе с другими занимался уборкой
строительного мусора. Было по всему видно, что работа их на том и
закончится. Куда-то их отправят теперь? Говорили даже, будто японцы
распустят всех по домам.
носилки с камнями мимо подъезда, когда рядом с ними остановилась грузовая
машина, закрытая брезентом. Японские солдаты откинули брезент, и Чан
увидел под ним клетки с крысами. Их было великое множество. Один из
солдат, заметив Чана, закричал на него, замахал руками, и рабочие
торопливо отошли в сторону. Но Чан успел разглядеть, что в кузове машины
стояло несколько клеток и в каждой кишмя кишели длиннохвостые крысы. Они
тыкались мордами в сетку, перелезали друг через друга и противно пищали.
впечатлений о стройке, где он провел много месяцев. Той же ночью произошли
события, которые оказались даже страшнее тех, что он пережил под Мукденом
во время внезапной японской атаки.
солдат. Он разбудил спящих и приказал взять вещи и собраться на площадке
перед бараками, где обычно проводили вечернюю поверку. Стояла темная ночь,
и только электрические фонари на столбах неярко освещали лагерь за колючей
проволокой. Он был оцеплен солдатами, словно поднятыми по боевой тревоге -
в касках, с оружием и патронными сумками на поясах. Рабочих построили и
стали грузить в машины.
плескали из маленьких ведерок бензин и совали под крыши пылающие факелы.
Сухие, успевшие обветшать кровли занялись быстро, и багровые отсветы огня
прорвали темноту ночи. Стало совсем светло, и лампы на столбах будто
погасли.
электрическими фонарями, длинными и толстыми, как дубинки. Они опускали
брезентовый полог, и машина трогалась. Чан оказался в самой последней. Он
видел сквозь щель в брезенте пламя разгорающегося пожара. Неровные блики
словно просачивались сквозь плотную ткань брезентового полога. Потом
машина повернула, и в кузове наступила непроглядная тьма.
водой баржа, чуть дальше тарахтел катер. По хлипким, прогибающимся сходням
рабочих загнали в трюм. Под ногами хлюпала вода, и ноги скользили по
деревянному днищу, заваленному камнями. Погрузка шла медленно, в трюм
набивалось все больше людей, стало очень тесно. Но вот затолкнули
последних, и над головами захлопнулся тяжелый люк, сбитый из толстых
досок. Чан вспомнил крыс, которыми были набиты клетки, здесь люди
сгрудились в такой же тесноте...
потянул ее вверх по течению. Наступила такая тишина, что слышно было, как
плещутся волны, ударяясь в деревянный борт.
люк, но он не поддавался. Вдруг раздался глухой взрыв, баржу качнуло, и в
трюм хлынули потоки воды. Раздались крики людей, охваченных ужасом смерти.
Вода поднималась все выше, ее потоки врывались через пролом где-то рядом.
Чан кричал и не слышал своего голоса. Он откинул руку, чтобы удержать
равновесие, и в темноте ухватился за какую-то скобу. Он вцепился в нее и
повис, сопротивляясь водяному потоку. По мере того как прибывала вода,
крики замирали, баржа все погружалась. И вода, точно насытившись, потекла
медленней, напор ее ослаб, и Чан бросился вперед, навстречу потоку. Теперь
уже воздух, сдавленный водой, остававшийся под самой палубой, с бульканьем
и свистом вырывался из трюма... Чан нащупал пролом в борту и, напрягая
силы, задыхаясь, преодолевая ленивый, но все же сильный поток, выскользнул
из трюма. Он поднялся на поверхность, всей грудью хлебнул воздух и снова
погрузился в воду. С катера падали лучи прожектора, освещавшего реку в том
месте, где только что плыла баржа. Ее уже не было.
всплывал на поверхность и вновь исчезал, чтобы не оказаться под лучами
прожектора. Он уже не помнил, как добрался до берега, сколько времени
пролежал на отмели, вцепившись в корягу, торчавшую из песка. Ему казалось,
что он все еще держится за скобу там, в трюме, наполненном водой и криками.
долго брел среди ночи, пока не дошел до одинокой фанзы и устало свалился у
ее порога. У него не было сил даже для того, чтобы постучать в дверь.
положил его на кане, чуть теплом со вчерашнего вечера. Скрывая
любопытство, крестьянин молча ждал, когда ночной пришелец сам заговорит о
том, что с ним случилось. Чан рассказал, что работал на маковых
плантациях, что люди, выдавшие себя за рыбаков, взялись перевезти его
через реку, в лодке ограбили, хотели убить, но он вырвался и бросился в
воду... Чан решил никому не говорить о событиях ночи, иначе узнают, найдут
и убьют его заморские дьяволы. А старику маньчжуру он не мог ответить, где
были плантации, близ какого селения его ограбили. Чан и сейчас не знал,
где он находится. Окольными путями Чан выведал у старика, что ближайший
город - Харбин. Но хозяин сам никогда не бывал в городе, не видел даже
железной дороги. Места здесь глухие.
строительства, которых много месяцев японцы держали за проволокой, а потом
утопили на старой барже, чтобы сохранить свою тайну. Но Чан Фэн-лин не
знал, в чем заключается эта тайна. Не знал, что в городке, обнесенном рвом
и колючей проволокой, в больших домах, которые они строили, разместилось
"Управление водоснабжения и профилактики штаба Кван-тунской армии". А если
бы и знал, то удивился: что же здесь может быть секретного и таинственного
- в водоснабжении...
области Чехословакии.
юга по всем островам Японии, и все газеты, даже самые солидные, каждый
день печатали сводки о ее приближении. Волшебная принцесса, превращая на
своем пути нежные бутоны в прекрасные цветы, пришла в Киото, в Нагоя и,
наконец, в Токио. Наступил праздник цветущей вишни, самый красивый, самый
веселый праздник цветов.
поэтому пришлось это сделать заранее, за несколько дней, когда принцесса
Коноя Модзакура-химе была еще далеко от столицы.
районе Акабу-ку на улице Нагасаки и покинул изрядно надоевшую гостиницу.
Двухэтажный, почти игрушечный домик с традиционной энгава - крытой
галереей вдоль стен - притулился рядом с просторным домом токийского
аристократа. От такого соседства он казался еще меньше, еще невзрачнее.
Пройти к домику можно было только узким переулком, таким тесным, что
никакая машина и даже коляска рикши не могла бы протиснуться сквозь эту
городскую расщелину. В проулке на бамбуковых шестах, как на веревках,
висело белье; вместо мостовой посередине тянулся деревянный настил,
покрытый слоем засохшей грязи. С улицы Нагасаки за деревьями и забором
виднелась крыша домика да окна верхнего этажа. Это обстоятельство имело
немаловажное значение при выборе доктором Зорге своей новой квартиры: он
хотел иметь именно такое жилье - подальше от улицы, но чтобы окна были
видны издалека.
окнах, дальше шли магазинчики, лавки, портняжная мастерская. Чередовались
фонарики, вывески - обычный токийский пейзаж. Недалеко находилось
советское посольство, и Рихард по дороге в центр часто проезжал мимо него.
Дом стоял в глубине двора, ворота были открыты, но Зорге ни разу не бывал
внутри этого дома. Немецкое посольство тоже находилось неподалеку.
собирались приятели, но он решил устроить официальное новоселье и
приурочил его к празднику вишни.