Шеф гестапо Крюгер сказал:
- Мой дорогой Берг, не обращайте на него внимания. Это не стоит
выеденного яйца. Я со своей стороны заставлю его принести вам публичное
извинение. Все это ерунда в сравнении с той победой, которую мы с вами
одержали. Я немедля отправляю донесение в Берлин.
- Надеюсь, вы понимаете, почему я так щепетилен к этой пьяной шутке, -
сказал Берг.
- Почему пьяной?
- Он был пьян.
- Погодите, погодите, он был пьян?
- Да. Мы с ним ужинали, и он так много пил, что немудрено было
наговорить бог знает что.
- Хорошо. Он будет наказан, не омрачайте нашу общую радость глупостью
пьяницы, который не умеет себя вести. Что делать, если кое-кто из моих
сотрудников забывает свой партийный долг и начинает пить, как презренный
еврейский плутократ?!
В это время зазвонил телефон. Шеф гестапо сказал:
- Простите, полковник.
Снял трубку. По тому, как он слушал то, что ему говорили, Берг понял:
русская ушла. Он не ошибся. Шеф гестапо сказал:
- Где Швальб?! Что?! Немедленно найти его! Объявите тревогу! Поднимите
войска! Прочешите все окрест! Перепились, паршивые болваны! Тупицы!
И пока шеф гестапо орал по телефону, Берг думал: "Конечно, самое
страшное, если ее схватят сегодня или завтра, пока она не нашла своих. Они
- а она тогда непременно попадет в гестапо - выпотрошат ее. И что тогда?
Ничего. Они сами санкционировали мою к ней вербовку. Только одно - она
может показать, что гвозди были выдернуты. Почему это должен был делать
именно я? У кого шевельнется такая мысль? Покажет русская? Нельзя начинать
дело, заранее решив, что оно проиграно. Больше юмора. И так и эдак - все
плохо. А пока хорошо. Сейчас уеду к себе и по-настоящему выпью, а потом
лягу спать и буду спать до девяти часов".
Крюгер положил трубку и сказал:
- Вы все поняли?
- Пропал Швальб?
- Плевать я на него хотел мильон раз! Ушла ваша девка!
Берг вскочил со стула.
- Это невозможно, - сказал он. - Это какая-то путаница.
- Ах, перестаньте вы болтать про путаницу! Ушла! Из туалета! Ясно вам?!
- Нет, - твердо сказал Берг. - Я не верю. Швальб сам проверял этот
туалет перед тем, как велел водить ее туда. а не в офицерский ватерклозет.
Пусть они срочно проверят: девка могла пойти на зверское самоубийство.
- Что? - спросил Крюгер.
- Да, да. Пусть посмотрят!
- Полковник! Полковник, вы что - смеетесь?! Там доски, оказывается,
были без гвоздей! Она ушла в, горы!
Берг полез за сигаретами.
Шеф гестапо включил селектор:
- Дежурная группа! Быстро отправить на радиоцентр проводников с
собаками. Девку потом немедленно ко мне. - Обернулся к Бергу: - Вся эта
история делается занятной, а?
- Более чем занятной, - ответил Берг. - Я думал ехать отдыхать, но
теперь мне ясно, что я буду с вами до окончательного исхода поисков.
- Спасибо, - сказал шеф гестапо, - это очень любезно с вашей стороны.
Продираясь сквозь кустарник, Аня думала: "Не пойду я в горы. Я здесь
ничего не знаю. С собаками возьмут, ручьи пересохли. Надо идти на дорогу.
Была не была! Ведь я в Польше - так что либо пан, либо пропал!"
Бегала она хорошо, поэтому еще до того, как охранники в радиоцентре
врубили прожектора и подняли пальбу - немцы до патронов нежадные, а
эффекты любят, - Аня уже была возле шоссе. Она решила бежать вдоль по
шоссе к Рыбны и, если получится, остановить машину, причем желательно
военную те проходят мимо патрулей без остановки.
И первая же проходившая с синими подслеповатыми фарами рычащая немецкая
грузовая машина тормознула, когда Аня подняла руку. Дверца распахнулась, и
девушка забралась в теплую кабину.
- А, паненка, - сказал шофер, - во геест ду?
- Дорт, - сказала Аня, махнув перед собой рукой, - нах Краков.
Шофер обрадовался, решив, что она понимает немецкий, и быстро
заговорил, поглядывая искоса на Аню.
- Их не фарштее, - сказала Аня, - нур вених.
Шофер засмеялся ее нарочито неграмотному произношению, достал из-под
черного солнцезащитного козырька сигарету, ловко бросил ее себе в рот, так
же ловко одной рукой прикурил, выбросил спичку в окно, потом перехватил
руль левой рукой, а правую положил Ане на ногу.
"Ну вот, - подумала Аня. - Начинается. Сейчас полезет. Сколько мы
отъехали? Километров пять. Собаки меня теперь не возьмут. Если будет лезть
- надо бежать".
Она оглядела шофера.
"Пожилой, - подумала Аня, - а все равно кобель. С этим справлюсь".
Немец, что-то бормоча, придвинул к себе Аню и начал притормаживать.
Навстречу им по шоссе пронеслись три машины. Резануло глаза острым синим
цветом - у машин, верно, были открытые синие фары, а не щелки, как у
военных грузовиков, которые боялись бомбежки.
"Наверное, за мной, - подумала Аня. - Хотя еще рано. А может быть, у
них где-нибудь поблизости гарнизон, они оттуда подняли караул, чтобы
прочесать лес".
Шофер выключил свет, повернул к себе Аню и начал быстрыми, холодными
пальцами расстегивать пуговицы на ее кофточке. Аня прижалась к немцу,
обняла его голову и шепнула:
- Айн момент, битте.
- Гут, - ответил немец, - абер шнеллер. - И начал расстегивать ремень:
кабина у него была довольно большая, и он, видно, хотел расположиться с
Аней прямо здесь, в тепле.
"Куртку брать нельзя, - быстро решила Аня, - сразу заподозрит. Черт с
ней, с курткой".
Она подвинула немцу свою курточку и показала глазами, чтобы он повесил
ее на крючок рядом со своим кителем. Немец перестал расстегивать ремень,
кивнул головой и обернулся, чтобы повесить ее куртку. В это время Аня
открыла дверь и выскочила из кабины. Перемахнув через кювет, она оказалась
в лесу. Немец что-то кричал ей вслед. Чем дальше она бежала, тем тише
становился его голос. А потом и вовсе пропал.
Под утро шефу гестапо доложили, что лес и горы вокруг были прочесаны со
всей тщательностью, собаки взяли след русской разведчицы, но возле шоссе
след оборвался и все дальнейшие поиски ничего не дали.
Патрули на шоссе, предупрежденные гестапо еще с ночи, проверяли каждую
машину, включая военные. Но русской ни в одной машине не было.
Вечером следующего дня Аня была у Палека. Через час за ней пришел
Седой. В тот же день ее отвели к Вихрю. Она бросилась к нему, повисла у
него на шее, и он гладил ее голову и целовал лицо, а она никак не могла
сдержаться и плакала навзрыд - так, что лопатки ходуном ходили, и эти
маленькие, словно крылышки, лопатки заставляли сжиматься сердце Вихря
мучительной жалостью.
"Рейхсфюрер СС.
56/37/63.
Экз. 9.
Полевой командный пункт,
7 сентября 1944 г.
Совершенно секретно.
Высшему руководителю СС и гестапо на Востоке СС бригадефюреру Крюгеру
(Краков)
Обстановка такова, что лишь трезвая и серьзная оценка всех компонентов,
определяющих специфику момента, переживаемого империей, может помочь
выработать верный курс на будущее.
Возрождение из пепла есть высшая форма возрождения. Я пишу это Вам не
столько для того, чтобы успокаивать преамбулой, сколько для того, чтобы
лишний раз подчеркнуть всю серьезность настоящего положения.
Хотя общее направление событий развивается - и это совершенно очевидно
для всякого человека, обладающего даром видеть, - в нашу пользу, хотя я
никогда еще так глубоко не был уверен в окончательной победе нашего
великого дела, тем не менее в свете совместных большевистско-западных
акций нам следует продумать все возможные исходы, как бы горьки они ни
казались с первого взгляда.
Поэтому Вам надлежит в соответствии с прилагаемым планом провести всю
работу, предписанную Вам, но таким образом, чтобы эта работа ни в коей
мере не сказалась на духе и патриотической устремленности офицеров и
солдат СС.
Все детальные рекомендации и предписания Вы сможете соответствующим
образом прокомментировать, исходя из той конкретной обстановки, в которой
Вам приходится исполнять свой долг.
Приказ сводится к следующему: все кадры СС должны быть преобразованы
таким образом, чтобы, в случае временного отступления с новых территорий
рейха, СС тем не менее осталась жизнедеятельной организацией, способной в
Роллинс Джеймс
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Быков Василий
Никитин Юрий