Чтение 51–й страницы книги ~Тайна Кутузовского проспекта~

разворот к брежневскому дому.

- Садитесь им на хвост! Ведите до конца! Установите их, это сейчас
самое важное!

Еще раз предупредите ГАИ: псы ощерились! Не упустить! На связь выходите
в угрозыск местного отделения...

(Имя друга, Николашки Ступакова, не назвал; еще неизвестно, как пойдет
дело, - несанкционированность и все такое прочее, а тому еще надо пенсию
получить, нет ничего хуже, чем подставлять своих.)

...После того как доктор из "Скорой" сделал Владимиру Ивановичу
Строилову укол ("мне кажется, он упал головой на тапок; сантиметр бы
левее, летальный исход неизбежен"), вызвав медсестру из Пятнадцатой
клиники, которая шефствует над сталинскими жертвами и афганскими
мальчиками, Костенко рванулся к Ступакову.

П с ы сидели в камере: Гуслин Петр Сергеевич, ученик десятого класса,
член ВЛКСМ, судимостей и приводов не имел, Залоев Виктор Матвеевич,
экспедитор почтового отделения, член ВЛКСМ, судимостей и приводов не имел,
и Стружкин Андрей Дмитриевич, шофер отделения связи, член ВЛКСМ, приводов
и судимостей не имел.

- Кто дал наводку на квартиру генерала? - спросил Костенко.

- Какого генерала? - Залоев пожал плечами. - О чем это вы?! Мы никакого
генерала не знаем... Если б нас на месте задержали, были б свидетели, а
так только при Сталине на людей напраслину катили...

Костенко кивнул:

- С тобой ясно... Гуслин, тоже не будешь отвечать?

- А чего мне отвечать-то? Схватили на улице...

- Тебя никто не хватал... Сам сел в такси...

- Это не такси, а ваша оперативная...

- Откуда знаешь?

- Там в багажнике ваш скрючился, пистолетом в спину уперся.

- Стружкин, сколько тебе обещали за д е л о? - Костенко затушил окурок
в спичечном коробке, вопросы ставил устало, незаинтересованно, словно бы
обмяк, прикрывал то и дело веки, словно они сделались тяжелыми,
неподъемными...

- А я их вообще впервые вижу... Вы мне дело не шейте... Мою машину
разбили, приволокли сюда ни за что, ни про что, издеваться над собой не
позволю...

- Ну что ж, - Костенко кивнул. - Иди, пиши, что этих п с о в никогда не
видел, и потом можешь катиться ко всем чертям...

Проводив взглядом Стружкина, которого вывел из камеры милиционер,
Костенко дождался, пока стих безнадежно-тюремный звук шагов, достал из
кармана конверт с поляроидными снимками, бросил на лавку:

- Можете посмотреть... Тут все зафиксировано... Как вы из его машины
вылезаете, как с ним прощаетесь... А ведь он сейчас возьмет на себя
ответственность за дачу ложных показаний... А это - срок. Ясно, нелюди?
Что касается свидетелей и улик, то после вас эксперты приезжали, там ваших
пальцев полно, это - неубиенная улика... Меня сейчас другое интересует.
Кто вам сказал про генерала? Ответите - отпущу... Но вам это невыгодно...
Вас сегодня же вырежут, потому что вы - свидетели... Ясно? За три дня я
возьму банду... Клянусь, - Костенко медленно поднял на них ненавидящие
глаза. - Клянусь жизнью, п с ы... И тогда вы пойдете на процессе
свидетелями, а не соучастниками... Гуслину дадут условно, маломерок еще...
Тебе, Залоев, светит трояк... Если, конечно, старик не умрет... Вы ж
бросили его, восьмидесятидевятилетнего, на пол, сталинские не-дострелыши...

Молчим?

- А мы все сказали, - тихо повторил Гуслин, втягивая голову в плечи;
поляроидные снимки рассматривал со страхом, глаза лихорадочно бегали.

Костенко поднялся:

- Пойдем, Гуслин... А ты здесь один посиди, Залоев, подумай... Шагай,
Гуслин, я тебя в другую камеру посажу, к серьезным людям, не ровня этому
нелюдю, там тебе все по закону растолкуют... Пойдем...

Он стукнул ладонью в дверь, конвоир сразу же рас пахнул ее, словно
подслушивал; в темном коридоре, освещенном тусклым светом лампочки,
забранной решеткой, Гуслин услышал хриплый хохот, доносившийся из соседней
камеры.

- Посмотри в глазок, - сказал Костенко парню. - Полюбуйся на своих
будущих учителей... Гуслин молча замотал головой.

- Да ты не бойся, - усмехнулся Костенко, - смотри, а то наклоню...

Тот приткнулся к глазку; три обросших детины в рванье гоготали, играя в
"тюремное очко".

- Отворяйте камеру, сержант, - сказал Костенко.

- Не надо, - прошептал Гуслин. - Я скажу... Наводку на генерала дал
Федька Рыжий, он со Стружкой в одном доме живет, на Кропоткинской...

Федькой Рыжим оказался Арсений Федяшкин, тридцати двух лет, судимый за
квартирные кражи, официант кафе "Отдых"; попросив Ступакова установить
связи п с а, Костенко заглянул в кабинет, где Стружкин кончал строчить
показания.

Дождавшись, когда тот поставил закорючистую подпись, разложил перед ним
- трескучим карточным пасьянсом - поляроидные снимки.

- За дачу ложных показаний срок получишь, - сказал Костенко. - Бери
второй лист и пиши про Рыжего.

- Про какого Рыжего? - Стружкин съежился, голос стал писклявым,
слезливым, отчаянным.

- Ты мне вола не верти, паскуда... Арсений Федяшкин на очной ставке
скажет правду, а ты умоешься большим сроком.

- Я без адвоката отвечать не буду...

- Ну и не надо... Никто тебя не понуждает говорить без адвоката...
Валяй, вызывай... Только сначала я твоего адвоката к старику Строилову
свожу...

Поглядим, как он тебя после этого станет защищать.

- На одном адвокате мир не сошелся. Другого вызову.

- Пиши фамилию, вызовем, тварь...

- А какое вы имеете право меня оскорблять?! Я что, в фашистский
застенок попал?!

- Знаешь, что бы с тобой сделали в фашистском застенке? Или у нас, при
Сталине?

Знаешь? Думаешь, если мы вознамерились по закону жить, то вам теперь
все можно?!

Все с рук сойдет?! Ошибаешься, Стружка... Если б ты был сиротой
голодным - одно дело, а ты ж барчук, ты жизнью балованный, тебе лагерь
внове будет, а до лагеря еще надо через тюрьму пройти...

- Вы меня на испуг не берите... Не расколюсь... Без адвоката ни слова
не скажу...

- Ах, если б я был фашистом, - Костенко сокрушенно покачал головой,
вздохнул и медленно поднялся. - Сейчас я в "Отдых" еду, что Рыжему
передать? Говори - запомню...

С этим и вышел, ощущая глухую, безнадежную ярость; а ведь такие,
подумал он, вполне могут нас в фашизм затолкать, если только дать
расходить эмоциям...

...В "Отдых", конечно же, не поехал - рванул прямиком в аэропорт
"Шереметьево", забитый детьми, стенающими женщинами, угрюмыми стариками -
немцами, евреями, армянами, стайками веселых туристов, растерянными
иностранцами, счастливыми командировочными, оценивающе-выжидающими
носильщиками - вавилонское столпотворение...

Связался по рации со Строиловым; на Петровке его не было, дежурный
ответил, что капитан поехал к отцу:

- Генералу очень плохо, товарищ полковник. Он потребовл вызвать
прокурора и представителей комитета, хочет дать показания на Сорокина...
Считает, что сейчас это единственное законное основание для его
задержания... Он требует, чтобы его брали немедленно... Говорит, - голос
дежурного сорвался, - "сделайте это, пока я жив"... Где вы?

- Еду в Шереметьево... Предупредили наших?

- Да.

- Скажите Строилову, что мы возьмем его...

- С чем? У нас же на него ничего нет...

...Лицо генерала было пергаментным, виски запали, сделались
желтоватыми, голубоватые прожилки чуть покраснели и зримо, то и дело
судорожно замирая, пульсировали, существуя как бы отдельно от неподвижных,
устремленных в потолок глаз.

- Я, Строилов Владимир Иванович, боюсь реанимации сталинизма, - он
говорил с трудом, страшась делать глубокий вдох, порою проводя сухим
языком по запекшимся бескровным губам. - Я вижу, как мы поворачиваем
вправо... Те, кто начал революцию перестройки, стали опасаться ее
размаха... Я не против того, когда спорят на улицах, я за то, чтобы
сталкивались разные мнения... Но я был и останусь противником
национал-социализма и сталинизма... Обе эти ипостаси сейчас перешли в
атаку... На нас... На несчастную страну... Народ, многие годы лишенный
знания, слушает демагогов - нацисты всегда кричат громче других... А
сталинисты повторяют то, что вдалбливали в головы несчастных людей
последние шестьдесят пять лет... Вся наша история - это история
абсолютистских запретов, на этом и сыграл Сталин... Он стал Иосифом
Первым, и это легло на подготовленную почву:

люди, отученные самостоятельно думать и лишенные права на свободную
работу - без приказа и надсмотрщика, - ждали того, кто рявкнет, ударит,
посадит, казнит...

Дождались... Я увидел фотографию человека, которого знал под фамилией
Сорокин, Евгений Васильевич... Пусть капитан Строилов даст нам это фото
сейчас же...

Приобщите его к моему заявлению... К этому исковому заявлению...
Сорокин бегает трусцой... Да, да, я в полном сознании. Я хочу подписать
записанную вами страницу... Вы ведь пишете протокол? Или только фиксируете