Мозг в своей каждодневной работе не в состоянии справиться с таким объемом
информации и предпочитает скользить по ее поверхности, углубляясь в детали
лишь в самых необходимых случаях.
Когда отряд в своем упорном движении к центру подземелья натолкнулся на
очередное пересечение туннелей, Глеб, ни на секунду не задумавшись,
повернул в левый проход...
Среди множества картин, вставленных в его память мозгом Гидра, была одна,
пропечатавшаяся в сознании Глеба особенно четко.
Сквозь гигантское тело Гидра, ставшее на этот момент совершенно прозрачным,
вдруг высветилась вся внутренняя кровеносная система животного...
В реально происходивших событиях ничего подобного не случалось. В этом Глеб
был совершенно уверен.
Вначале он не понимал, для чего в его память с такой силой внедрили эту
схему, и лишь позже догадался, что Гидр пытался единственно доступным ему
способом передать нечто чрезвычайно важное, минуя непреодолимый для него
барьер человеческого языка...
Часами всматриваясь в экранчик курсографа, Глеб запомнил примерную схему
пройденных туннелей и теперь, несмотря на ее сложное пространственное
построение, вдруг узнал эту часть в рисунке кровеносной системы Гидра...
Была ли это и в самом деле кровеносная система сосудов монстра, неизвестно
по какой причине повторившая в своем строении некий странный отпечаток
внешнего мира, или то был лишь намек, способ, приглашение самому увидеть
нечто, недоступное обычному человеческому зрению?
В сущности, это не имело значения. Важной являлась лишь сама информация...
Глеб давно уже понял: Гидр представлял собой нечто непостижимо сложное.
Нечто гораздо большее, чем ее видимая, проступавшая в реальном мире часть.
Благодаря этой схеме он мог совершенно точно определить, какие из еще не
пройденных туннелей скрывали в себе смертельные ловушки.
В его сознании они проступали окрашенными в кроваво-красный цвет. И чем
пристальней он вглядывался в открывшуюся ему, недоступную обычному зрению
схему, тем четче она становилась.
Общее количество туннелей в центральной части постепенно уменьшалось, но
почти все они были полны ловушек. Лишь одна-единственная штольня, идущая в
обход смертельно опасного центрального лабиринта, была способна вывести их
к цели.
В картине, нарисованной его внутренним зрением, этот единственный проход
окрашивался в синий цвет, и, возвращаясь к первоначальному смыслу всей
схемы, он вел к сердцу Гидра...
Глеб видел это живое, мохнатое, содрогающееся от вожделения сердце оно
поджидало добычу, - но из него в противоположную сторону выходил широкий
синий проход. Прямой, как стрела, он перечеркивал весь лабиринт и уходил
далеко за его пределы. Не здесь ли скрывался выход из подземелья? Тот
единственный ход, ведущий в нижние этажи манфреймовского замка, о котором
говорил ему Варлам и который они безуспешно искали во время штурма?
Чтобы выяснить, им придется пройти через центр. Через ту часть подземелья,
где опасность была наибольшей, - иного пути не было.
Но, может быть, именно этого и хотел от них искалеченный мозг умиравшего
монстра? Ведь сам он не имел возможности отомстить своим мучителям...
Но тогда получалось, что их опять пытались использовать для каких-то
неведомых, чужих целей, и проход мог вести вовсе не туда, куда стремился
попасть отряд...
Оправившись от раны, Крушинский отказался от помощи и давно уже двигался
самостоятельно. Возможно, от того, что он шел медленней других или оказался
внимательней, но именно он первым заметил нечто странное в облике нового,
указанного Гидром прохода.
- Ты ничего не видишь? - спросил он Глеба через час, после того как они
начали движение по новому маршруту.
- Нет. О чем ты?
- Посвети сюда.
Глеб послушно провел лучом фонаря по верхней стенке.
- Туннель слишком круглый.
- Что же тут особенного? Здесь встречаются проходы любой формы.
- На протяжении нескольких километров он похож на идеально ровную трубу.
- Мы слишком мало знаем о подземельях манфреймовского замка. Им тысячи лет,
и многое здесь могло создаваться искусственно.
- Но это не главное. Посмотри внимательно на стены, разве ты не видишь этих
бляшек?
- Каменные наплывы, - пробормотал Глеб, стараясь не выдать своей тревоги.
Туннель действительно слишком уж походил всем своим видом на внутреннюю
часть какой-то гигантской артерии.
- Они похожи на окаменелости, а до этого туннеля встречались одни базальты.
Откуда здесь взялись осадочные породы, на такой глубине? Не нравится мне
этот проход. Ты уверен, что выбрал правильную дорогу?
- Знаешь, Юрий, по-моему, здесь вообще нет правильной дороги. С самого
начала, с той самой минуты, как мы присоединились к штурмующим замок
Манфрейма, мы бросили вызов судьбе. Иногда мне кажется, что человек слишком
ничтожен, слишком слаб для того, чтобы бороться с Бессмертным властелином.
- И все-таки мы здесь...
- Это мало о чем говорит, разве что о нашей беспредельной наглости...
- Или мужестве. Не так уж все плохо, с той минуты как тебе подарили этот
меч, у меня появилась надежда. Не одни мы боремся с Манфреймом. У Черного
властелина есть могущественные враги.
- Твоими бы устами да мед пить...
Они надолго замолчали, и Глеб, решив, что момент подходящий, спросил
Крушинского о самом главном:
- Ты как-то говорил мне, что хочешь выяснить причины бедствий, обрушившихся
на наш родной мир. Удалось ли это тебе?
Глеб понимал - другого подходящего случая может и не представиться.
Крушинский стал ему надежным товарищем, но выжать из него лишнее слово
задача не простая, особенно когда это касалось глубоко личных раздумий,
выводов, наблюдений... Обычно он сообщал лишь ту информацию, в важности
которой не сомневался.
- Этот мир все-таки связан с нашим, что бы там ни утверждали научные
столпы. Изменения в нем вызывают изменения в далеком отсюда будущем. Каждый
из нас играет здесь двойную роль, и это неправильно.
Мы не должны были здесь быть, но что-то случилось настолько важное,
настолько неправильное, что некоторые законы сочли возможным нарушить...
- Это я понимаю. Весь наш мир сдвинулся в красную область спектра, и чтобы
вернуть его в нормальное состояние, годятся любые средства. Но как же
Федеративная космическая база, ведь она здесь уже давно, как она влияет на
события в нашем мире?
- База не имеет отношения ни к этому миру, ни к нашему. Она здесь чужая, и
потому ее присутствие не сказывается так сильно, как наше с тобой
вмешательство. К тому же база изолирована и подчиняется определенным
правилам, запрещающим ей прямо влиять на местные дела. Во всяком случае
должна подчиняться...
- Кто же их устанавливал, эти законы и правила, и кто их нарушил в нашем с
тобой случае?