возможно, с фазами луны. Это было лишь ее беспочвенное предположение; в
глубине души она догадывалась, что официальным диагнозом оказался бы
маниакально-депрессивный психоз.
утопленницы и сторожа (ни Голиков, ни Клейн не стали искать тело Брыля).
Работа была крайне неприятная... К тому времени, когда Антон закончил, в
коридоре пахло так, будто где-то поблизости разлагался косяк протухшей рыбы.
Макс предложил Ирен сменить номер, на что та немедленно согласилась.
Впрочем, новая спальня им уже не понадобилась...
Mater" Перголези. Клейн заявил,
что благородная музыка успокаивает. Может быть, его она и успокаивала...
Масон даже перенес в зал мальчика, до сих пор не пришедшего в сознание,
усадил того в кресло и придал ему не самую удобную для раненого позу. Голоса
скорбных хоров витали над ним, словно происходило отпевание.
оставалось пить, как Макс, или подыхать от скуки. Клейн снова пристегнул
кейс к своему запястью. Голиков понимал, что это означает. Ему также стало
ясно, почему масон вдруг решил послушать музыку, - из зала имелся отдельный
пожарный выход.
начинается одно из ее "путешествий", только на этот раз без всякой внешней
химии. Она ждала характерного момента, после которого, звуки становились
ватными, а из-под сердца исчезал давящий кулак тоски.
плоским, сумрачным, бесцветным. Клейн вскочил на ноги и начал сосредоточенно
прислушиваться к чему-то. Ирину захлестнула тревога, которая уже давно
сводила Голикова с ума...
бутылки стукнуло Макса по зубам. Он отбросил ее и увидел, как покачнулся
Клейн и рухнула на пол стеклянная стойка с компакт-дисками, сложившись,
будто карточный домик. После этого толчки следовали один за другим в
подозрительно неизменном ритме...
сумкой с оружием, схватил ребенка на руки. В дверях зала возникла фигура
Девятаева, который до этого спал в своем номере.
звука, с которым раскололась железобетонная плита над сценой. Клейн
поморщился от боли и замолк. Пол вздрагивал под ногами так, что можно было
откусить себе язык. В наружной стене образовалась трещина, похожая на
голубую змею, - путь к свободе превратился в щель шириной не больше ладони.
которую заклинило при смещении перекрытия. В концертном зале не было окон, и
убежище превратилось в каменную западню.
Ира прижималась к нему, охваченная сильнейшей паникой. Она не понимала,
почему они не бегут на поиски какого-нибудь другого выхода из отеля. Но
стометровый коридор к тому времени уже был завален в двух местах...
приоткрываясь после каждого удара примерно на сантиметр. Секунды
растягивались в минуты и часы...
взорванного собора. Почти сразу же людей потряс еще один удар, и раздался
грохот, от которого заложило уши. Это рухнула в шахту оборвавшаяся кабина
скоростного лифта.
непрерывный низкий гул. Провалилась крыша императорского люкса, похоронив
под собой уникальную мебель, стоимость которой на аукционах оценивалась
числами с пятью нулями, и несколько подлинников импрессионистов, вообще не
имевших цены. Спутниковая антенна медленно скатывалась по юго-восточной
грани пирамиды, оставляя за собой сверкающую реку разбитых солнечных
батарей.
мальчик бесчувственным трупом лежал у Макса на руках. Прошло еще пять или
шесть секунд, укорачивающих жизнь на несколько лет...
на его брюках проступают пятна крови. Если бы это могло помочь, он без
колебаний использовал бы в качестве тарана собственную голову.
безопасности и свободы. Оно терзало тело-носитель изнутри, пока то сражалось
с дверью, проявляя нечеловеческую настойчивость.
шириной около сорока сантиметров. Клейн и тут не утратил галантности,
вытолкнув Ирину наружу первой. За нею с трудом протиснулся пилот. Масон
скользнул в щель с ловкостью опытного спелеолога и принял из рук Максима
мальчишку.
дурной кармы. Он выбросил наружу сумку с оружием и продрался сквозь
отверстие, зная, как нехорошо иногда шутит судьба. Мысль о раздавленных
ногах была такой четкой, а боль такой реальной, что Голиков на мгновение
испугался силы собственного воображения, которое могло превратить
возможность в реальность.
бессознательно фиксируя в памяти подробности происходящего. Сверху сыпался
дождь из осколков стекла и камня. У Ирины была порезана спина и голова.
Кровь стекала из руки Клейна на его кейс. Как ходил Девятаев, вообще
казалось загадкой. Брюки облепили его чудовищно распухшие ноги...
усеченную гору, которая медленно оседала, уничтожая пустоты внутри себя.
Воздух жидкой лужей дрожал между неподвижными горами. Неподвижными?!
естественное землетрясение может быть так идеально локализовано.
Расширяющиеся трещины расползались из-под фундамента отеля, словно щупальца
осьминога. Глубокие провалы соединили бассейны с морем; по дну вновь
образовавшихся каньонов помчалась кипящая вода. На том месте, где раньше
находился док, сдвинувшиеся пласты с жутким скрежетом выдавливали на
поверхность бетонное крошево; расколовшиеся плиты ощетинились арматурой;
яхта была расплющена в одно мгновение, как пивная банка.
локти, защищая от удара ребенка. С какой-то нелепой и явно запоздалой
радостью он заметил, что мальчик открыл глаза. В них отразилось небо и яркое
пятно солнца. Они смотрели на слепящий круг, не мигая... Что он "видел"
теперь, этот очарованный странник? Приближающуюся смерть или путь к
спасению? Какая тайна открылась ему во внутреннем мраке?..
Через секунду он уже видел широкую спину Девятаева, бежавшего в сторону
взлетно-посадочной полосы. Что-то нехорошее было в этом, хотя Макс не мог
сказать, что именно. Просто у него появилось одно из тех предчувствий,
которые иногда оказываются верными... Клейн тоже бежал за пилотом, но
заметно отставал от этой тренированной сволочи.
Он снова испытал то же ощущение, которое недавно посетило его в парке...
чужое ощущение. Слепец излучал его в окружающий мрак. Голиков дико заорал и
рванулся вслед за пилотом. Он не бегал так никогда в жизни. Груда
огнестрельного металлолома колотила его по бедрам, и все же ему было легче,
чем Девятаеву, державшему ребенка перед собой.
инстинкту. Все это напоминало дурацкий и неестественный фильм о
бессмысленном побеге из тюрьмы, особенно, когда стало ясно, что они бегут к
самолетной стоянке.
свалившись в полуметровую трещину. Солнцезащитные очки хрустнули под его
локтем. Мальчишка откатился в сторону, и на мгновение Максу показалось, что
тот мертв. Потом он увидел, что раненый пытается встать на четвереньки; его
руки бессильно скребли по траве...
опередил его, снова подхватил ребенка и, прихрамывая, побежал дальше. Их
разделяло не больше десяти шагов. Только теперь Макс заметил, что его личный
пилот бежит как-то странно. Девятаев явно растолстел со времени их
последнего совместного перелета. Впрочем, "растолстел" - это не то слово.
Скорее, его фигура стала похожей на фигуру беременной женщины...
были присоединены разъемы шлангов и кабелей. Взлетно-посадочная полоса
пролегла во впадине между горами - последняя открытая дорога в небеса.
воздух раздирал глотку и легкие... Он догнал пилота, однако в течение
нескольких секунд не мог даже говорить. Тот остался невозмутимым и отдал ему
мальчика возле трапа, как будто они вместе проделали нечто само собой
разумеющееся.
сомневаться в том, что масон тоже почуял неладное. Во всяком случае, в руке
у него был "маузер", и никому из троих это не показалось странным.
в пассажирский салон, положили поперек кресел, и масон сел за ним, не
выпуская пистолета из рук. Отставшей девушке оставалось пробежать до
самолета еще метров сорок. Макс начал выдергивать из гнезд кабели
аэродромного питания.