пальца его поднятой руки оказались увенчанными разноцветными светляками.
летучие, а послушные смерды. А они и послушались, угасли и неощутимо исчезли
в темноте.
твердо решил, что это ему только приснилось.
ли порухи. Нет, к сапогам вообще не липло ни грязинки (и где это Мади
пятнышко зелени приметила?), а точило у Махиды было хуже некуда, так что
затею с мечом пришлось бросить. Ему не давали покоя слова стенового аманта,
велевшего приходить на другой день. Он, естественно, не пошел, и вовсе не
из-за дождя, а чтобы не получилось, что ему свистнули - он и побежал. Чай,
не смерд. И не этот... как тут у них... в ошейничке. Надо было переждать
день-другой, а потом заявиться гуляючи, с сытым форсом. Но в дождь гулять -
это уж точно иметь глупый вид.
крепко приучил обувку беречь, - то даже не обрадовался, а скривился:
расскажешь?
ветошкой, торопливо заговорила:
порешили аманты наши его в Двоеручный стан сплавить.
равно.
ними потешается. - Или твой бог такой жалостливый, что и выродка-насильника
казнить не разрешает?
дождь тоску навел, дальше некуда.
свелось, концы с концами не сошлись. Додумать надо будет в дороге; когда
отсюда тронется: когда шагаешь, мысли так друг за дружкою и текут, иногда
сам удивляешься, мудрее, чем у сибиллы.
слова мои. Только что в такой ливень-дождь может быть веселого?
какие, бывало, заставали его вдали от жилья. - Так себе дождичек, морось
слякотная.
озером, говорят, третий день льет как из ведра, все берега затопило. В
заозерном лесу, что Лишайным прозывается, корни деревьев подмывает, они
валятся и люд лесной давят. Зверье из нор повылезало, опять же людей
задирает.
надо. От работы бегут, ленятся.
грибочки да ягодки собирают!
днями вертишься...
при маленьких, но было лень. К тому же ему вдруг пришла на ум странная
мысль: ведь он сам - тот же беглый. Только умело притворяющийся знатным
рыцарем. Впрочем, на этой земле с его притворства мало проку, потому как
здесь о рыцарях слыхом не слыхали. И добро еще, что эти девчонки от него не
шарахаются.
дочиста разграбят, - вздохнула Махида, вспомнившая, что ее хибара
расположена не внутри городских стен. - Только вряд ли они к нам пожалуют -
и поближе к ним становища имеются, и дорога с верхнего уступа длинна -
стражи заметят. Да и стеновой амант уже успел лихолетцев набрать в помощь
страже своей. Выдал им щиты да деньги кормовые, а ежели до дела дойдет -
каждый по храбрости еще и ножевые получит.
становищ бегут, особливо перед Белопушьем. А чаще те из м'сэймов, кому
постная жизнь поперек горла.
не едят, на огню не готовят и баб к себе не допускают.
Мадинька-разумница выспрашивала его про разных богов. Но оказалось, что,
кроме сказанного, ничего подробнее о м'сэймах подружки не знали, о холодном
же дне с ласковым прозвищем Белопушье поведали охотно: перед ним запасают
еды, топлива для очагов и запираются в домах наглухо, потому как летит с
неба холодный прозрачный пух, в стылую воду обращающийся, и последние желтые
листья вместе с ним опадают на землю, согревая ее; но на верхних ветвях уже
распускаются первые клейкие листочки, доспевают орехи, которым мороз
нипочем, сохнут-вялятся сладкие скрученные рогуши. А вот в ночь на Белопушье
аманты собираются за уставленным яствами треугольным столом и говорят о
своих заботах, а более всего - о недоимках. Ведь ежели подать скудная, то и
телесы, живущие при амантовых дворах, на руку не проворны, силой обделены,
мору-болезни подвержены. А стало быть, и стена защитная не подправлена, и
лес-кормилец от валежника не прочищен, и мостки над ручьем того и гляди
падут, течение запрудят. А уж о том, какова некормленая стража, и говорить
нечего.
нерадивого, объявляют его неуправным неслухом - а дальше уже, как говорят
солнцезаконники, "по протоколу". Здесь-то, конечно, людишки умом поскуднее,
чем на Тихри, так что никто ничего не записывает, а просто на другой день
после Белопушья является стража к обреченному несчастливцу, и - по
златоблестким ступеням да прямо в Двоеручье.
ненасытную, - пояснила Мади. - Мертвый это город - Двоеручье, его разорили
подкоряжные, когда Иофф еще мальцом несмышленым был. С тех пор и стоят
только те столбы да стены, что златоблестищем покрыты. Тогда еще не было
обычая лихолетцев загодя набирать, вот стража одна и не справилась, и
никакие стены не спасли...
вас тут в дождь, спасу нет. Вот принесла бы ты мне, Мадинька, от деда твоего
какой-нибудь рокотанчик захудалый, я бы вмиг к нему приловчился, песенок бы
вам напел потешных...
тремя хохлами на голове, что обитала в Бирюзовом Доле. Опять что-то не так
брякнул.
- неуправным нарекут, и тогда...
Бирюзовый Дол... А ведь гостить-то он там гостил, а хозяев не отблагодарил,
ни разу не спел за праздничным столом. Хотя - были ли там праздники? Нет, не
мирно, не весело жилось королевской дочери Сэниа, недаром его потянуло ее
утешить...
Мади. - Али припомнилось, как ты певал в дальних странах, где побывать
пришлось?
побродяжный, не уважил своих хозяев гостеприимных, не повеселил их песней
разудалой...
ногами по земле ходят, а на крылатых чудищах под облаками реют, в мгновенье
ока с одного места на другое перескакивают, да и других перекидывают...
послушные, коими двери затягивают, и про пеструю говорящую птицу, в
принцессином доме живущую... Но все-таки пуще всего поразил его слушательниц
не ласковый гладкобрюхий Шоео, не слуги-коротконожки железные, не
талисман-оберег, струйным огнем плюющийся, - самым невероятным показался
рассказ о дивном умении перепрыгивать через загадочное НИЧТО, после чего
можно было оказаться за семью горами, за пятью лесами... Хоть и не любил он
себя на посмешище выставлять, а все-таки поведал честно, как сам пробовал
научиться колдовству, на его родимой Тихри незнаемому, как представлял себе
это самое НИЧТО чародейное - уж кому-кому, а ему-то было ведомо, что это
такое. Когда князь джасперянский Юрг, командором прозываемый, по началу
знакомства взял его проводником в Железные Горы, над ними уже распростерлась
мертвая ночь. И ежели бы не столб огня, вздымающийся над Адом, - не найти бы
ему дороги в проклятое место. И не умер он от страха только потому, что не
пришлось ему выходить из летающего дома, а глядел он сквозь пол прозрачный и
видел жуткую, цепенящую черноту, в которой не может быть и не бывает никакой
жизни. И когда много погодя сказали ему про заветное НИЧТО, он сразу понял,
что это такое: чернота ночи, одновременно прозрачная и непроницаемая, чуждая
всему живому. И когда потом он под хохот дружинников пытался прыгнуть через