Чтение 52–й страницы книги ~Малайсийский гобелен~

прижималась к голове сатаны, украшавшей жертвенник. Ее нагие полные груди
слегка подрагивали. Похоже было, что ее осквернили. Изорванное в клочья
платье валялось на земле. На ней была лишь белая сорочка, замазанная грязью
и кровью. Горечь и сострадание заполнили мою душу.

Глядя на злобных тварей, я заметил, что в этом сборище есть обезьяна,
одетая в мужские одежды, и все воспринимают ее как некую разновидность
человека. Еще тут был человекоящер. Он

218

глядел на меня сквозь вонючий дым жертвенника. Все были неподвижны.

Первой заговорила женщина. Она медленно подняла голову, посмотрела на
меня измученными глазами. Она была еще молода. Ее можно было назвать
красивой, несмотря на покрытый капельками пота лоб и кровоточащие губы.

- Помогите,- сказала она.

По губам магов пробежала улыбка.

- Помогите,- повторила женщина. Она с трудом села.- Они утверждают, что
я - императрица Теодора, вдова Теофимо-са, или ее перевоплощение. Это ложь.
Я никогда никому не вредила. Отряды Теодоры, как волки, набросились на
предков этих... дьяволов, загнали их в непроходимые леса, истребляли их как
диких животных, тысячами топили и сжигали... Это не моих рук дело. Помогите
мне! - Она протянула ко мне руки.

Оцепенев от ужаса, я не в состоянии был помочь ни себе, ни ей.

Главный колдун произнес:

- Какое имеет значение, кем ты себя считаешь? О какой из своих
ничтожных личностей ты говоришь? - Вопросы показались мне уничтожающими.-
Пока у тебя не будет понимания своей природы, твои ошибки - как и ошибки
истории - будут бесконечно повторяться и повторяться. И в этом единственное
знание.

Я не слышал, как ответил, но, кажется, я что-то произнес в защиту этой
женщины.

В разговор вступил другой колдун. Он деревянным движением подался
вперед, его нависающие брови шевелились. Он вскинул руку и, указывая на
меня, сказал:

- Ты точно так же неуязвим, как травинка, которую может растоптать
случайный прохожий.

Рот у него был открыт, но я не видел, чтобы шевелились губы, когда он
говорил.

- Первородное Проклятие, которое связывает Малайсию, распространяется и
на тебя, так что берегись, мальчик!

- Что я должен делать? - спросил я.

Собственный голос донесся издалека, из другого места и времени.
Казалось, прошла вечность, пока слова слетали с моих губ. Тем временем я
наблюдал за сатирами, которые - их было семеро - вырвались вперед и схватили
несчастную реинкарна-цию Теодоры. Они швырнули ее на землю и столпились
вокруг. Сорвали с нее сорочку. Женщина неистово кричала. Сатиры принялись
беспорядочно избивать ее. В конце концов они все

219

навалились на нее и видны были лишь мелькающие копыта, поднимающиеся и
опускающиеся зады и мотающиеся хвосты. Поправив тяжелый халат, обнажив в
ухмылке клыки, неуклюже двинулся в эту толчею первый колдун.

Все это произошло очень быстро - второй колдун только начал отвечать на
мой вопрос.

- Ты должен надеяться и отчаиваться, перерождаться к лучшему и грешить,
торжествовать и терпеть поражения. Как еще можно выжить, учитывая
двойственность нашего духа? А сейчас ты обретешь еще немного проклятого
знания. Оно не принесет тебе мудрости, наоборот - болью отравит тебе то, чем
ты до сих пор по незнанию своему наслаждался всей душой.

- О каком знании идет речь?

- Существует лишь один вид знания - то, от которого взрослеешь!

Затем заговорил человекоящер, которого я каким-то необъяснимым образом
ясно видел сквозь дым курящегося алтаря:

- В соответствии с двойственностью нашей природы, за каждой наградой
следует наказание, за каждым наказанием - награда. Теперь, когда ты готов
принять знание, тебе позволено высказать одно желание, которое
незамедлительно будет исполнено в любом месте, куда простираются наши силы.

Почти не думая - я на это был не способен, - я сказал:

- В таком случае я хочу каким-то возвышенным образом произвести
впечатление на Армиду Гойтолу, спасти ее от смертельной опасности, чтобы она
могла...

Голос мой дрогнул и пропал. Не от страха, который я постоянно ощущал, а
от чего-то другого, возможно, начало действовать ужасное ЗНАНИЕ, которое
подсказывало мне, что у меня не будет счастья ни с одной женщиной, которую я
попытаюсь привязать к себе заклинаниями или принуждением.

Я стоял с открытым ртом, вокруг нас вился дымок. Стало темнеть, крики
женщины почти утихли. Клыкастая пасть мага прошептала нечто, что могло
означать: "Твое желание будет исполнено".

Между нами вспыхнул огонь. Он воздел над головой руки - широкие,
обтрепанные рукава напоминали крылья итерозуба - и закричал:

- Сгинь, юный призрак!

От его слов меня пронзил ужасный холод. Все расплылось перед глазами.
Пропало ужасное скопище. Зловещие силуэты мужчин, обезьяны и птицы исчезли
среди деревьев. Растворился в тени даже огромный камень и стал невидимым на
тропе. Ясным

220

в моем видении остался лишь огонь жертвенника, который извивался как
змеиный язык, но и он сгинул в отдалении. Я рухнул на землю.

Я был одинок в мрачном мире старых деревьев. Я снова осознал свое
несчастное положение. И снова позади услышал шум ручья. И снова подумал, что
смерть не может господствовать в этом мире.

Начался дождь. Сначала он шумел в верхушках деревьев, затем я
почувствовал его капли на своем теле. Дождь напомнил мне, что погода
меняется, как и времена года. С трудом мне удалось подняться.

Я был свиде гелем отвратительных сцен. А как мой Брэмбл все это
перенес? Увы, бедное животное не обладало человеческой жизнестойкостью. От
лошади остался один скелет, на котором свободно болтались уздечка и поводья.
Прекрасный скелет - каждая косточка сверкала белизной. Я дотронулся до него,
и он с треском превратился в кучу костей, и никому больше не удастся снова
сделать из них лошадь. Я поднял копье, которое было приторочено к седлу.
Естественные опасности все еще могли подстерегать меня.

В вытоптанной траве я заметил что-то яркое. Это был мой амулет. Я
поднял его. Амулет оказался очень горячим. Я освежил лицо холодной водой из
ручья, подождал, пока не унялась дрожь и слабоегь в коленках.

Если уж я подвергся сатанинскому просвещению, то вправе спросить,
какого рода знанием я стал обладать. Ниспослано ли мне откровение в обрядах
Естественной религии, но в полном согласии с догматами Высшей?

Возможно, подобное происходит со всеми людьми, но они стараются
умалчивать об этом? Видимо, дело в потрясении, которое человек испытывает
после такого случая. Да и что можно рассказать о том, чего нельзя выразить
словами, что лежит за пределами обыденного опыта? Попытки поделиться только
отдалили бы человека от друзей. В унынии я размышлял, не этим ли умолчанием
объясняется тот факт, что, в отличие от жизнерадостных юнцов, держащихся
компаниями, люди пожилые, с вечно угрюмыми лицами, стараются обособиться,
как будто дружба - это нечто такое, чему доверять нельзя.

Одно было совершенно определенным. Омерзительный колдун обещал мне
исполнение желания. Я должен был быть очень осторожным. Мне вспомнился
Деспорт.

Известно, что когда великий основатель нашего государства впервые
пересек Туа и остановился на том месте, коему предсто-

221

яло стать Старым Мостом, в полдень опустилась ночь, и Деспорту явился
великий маг - Первый Маг. Первый Маг позволил ему загадать одно огромное
желание, и Деспорт тут же пожелал, чтобы город, который он основывает вместе
со своими не вполне человекообразными последователями как монумент двум
религиям, навсегда оставался таким, каким он изобразил его на своем плане.
Это его пожелание люди называли и называют Первородным Проклятием. С тех пор
время для города остановилось. Время и перемены - не одно и то же, но они
неотделимы друг от друга, когда речь идет о делах людей.

Запах, который привел меня вместе с сатирами к этому проклятому месту,
был - и я убежден в этом - истинным ароматом времени.

Зловещая тишина леса вывела меня из отрешенного состояния. Ночь тихо
пробиралась сквозь заросли переплетенных деревьев. Ошеломленный я припал к
ручью. О моем ужасном посещении напоминал лишь далекий отблеск пламени,
который был подобен вьющимся языкам огня на жертвеннике.

Несколько минут я тупо размышлял о природе этого пламени, пока не
сообразил, что если я хочу раз и навсегда избавиться от навязчивого видения
горящего жертвенника, то должен просто пойти к этому огню и воочию
убедиться, что и как. В конце концов, там могли быть люди, что в моем
положении было более чем желательно.

Обойдя кости бедного Брэмбла, я направился прямо к пламени. Этот час
охотники на древнезаветных животных считали благоприятным. И большие, и
малые древнезаветные твари ночью теряли свою энергию и забирались в лежбища.
Последними уходили гиганты, на ходу проглатывая свою пищу. Наступившая
темнота делала их более уязвимыми, но без лошади и с легким вооружением я не
испытывал желания встать у них на пути.

Держа наготове копье, я пробирался между стволов деревьев, чьи кроны
образовали надо мной надежную крышу. Впереди я увидел, что каких-то людей
постигло несчастье. Конечно, тут не было таких ужасов, которые пришлось
только что перенести мне. И все же, учитывая время и место, я двигался с
большой осторожностью. Мою тропинку пересекала неровная дорога. На обочине
дороги в канаве застряла карета. На боковых кронштейнах горели две лампы.
Рядом был зажжен факел, который и привел меня сюда. Его смолистый запах был