Наверное, его величество поднимается на поверхность только при таком
давлении и когда солнце прикрыто облаками.
потягивается во сне. Ну и скотина! Бр-р!
солнечная радиация, и вот он поднялся подремать в солярии.
снова окунуться в черноту и спать, спать. Вы думаете, он спит? Загорает?
Наивные люди! Он поднялся, чтобы полюбоваться на птичий хоровод. Нас он тоже
принимает за птиц. Нет, за одну птицу. Или за птиц в птице. Почему мы так
высоко летаем? Надо опуститься ниже. Ему будет приятно, когда мы будем
ближе. Тогда можно пожать его лапу, одну из его лап.
мы хохотали до слез.
смеяться, когда ему нужна тишина! Смотрите, чайки опустились совсем низко.
Они совсем закрыли его.
Хотя можно... - Не докончив фразы, она уснула.
Кальмаром.
ниже.
Ки, чтобы тот оставил командирское место.
усадил Ки в кресло рядом с Биатой, и он безропотно уснул. Костя также с
трудом боролся с одолевающей его тяжелой дремотой. Когда все кончилось, он
рассказал, что ему хотелось куда-то идти, действовать, но он усилием воли
поборол эту бессмысленную жажду деятельности и, обессилев, уснул.
испытывал я также стремления оставить летательную машину, наоборот - я
чувствовал себя как после ионного душа и с сожалением посматривал на
ослабевших друзей. Только когда Ки попытался открыть двери, я поймал себя на
том, что испытываю острое разочарование от того, что дверь не открывалась.
Наверное, похожее состояние было и у Пети, потому что он сказал,
поморщившись:
удовольствием наблюдали, как чайки, а потом и альбатросы стали падать в воду
и комками перьев лежали вокруг Кальмара. Некоторые падали на него, и он
небрежным жестом отшвыривал их метров на сто одной из своих "рук".
становимся птицами. Надо сменить замок, и тогда...
и полетели по кругу", - подумал я, и мною овладела тягостная апатия. Петя
сидел, а я стоял в неудобной позе, и оба мы с туманным безразличием смотрели
на экран видеофона, где по очереди появлялись Нильсен, учитель, Чаури Сингх,
Лагранж, Коррингтон. Они что-то говорили, и голоса их были явственно слышны
в тишине, нарушаемой лишь шелестом крыльев да монотонным жужжанием
двигателя, и все-таки мы не могли понять, что они говорят, о чем умоляет
Коррингтон, что советует учитель. Их слова заглушал шелест крыльев. И он,
этот шелест, казался нам самым важным, самым необходимым. Мы слушали его
всем своим существом и смотрели вниз, изнывая в томительной тоске.
случае улететь, избавиться от наваждения.
голова с пучком щупалец поднялась над водой. Он будто привстал и, чуть
наклонись, озирался вокруг... Щупальца его взметнулись вверх и раздались в
стороны, приняв форму отвратительного цветка.
говорили и стремились жестами показать люди на экране, я по-прежнему не мог
воспринять.
Моя Биата!
с ним местами. Он спал рядом с Биатой, и она положила ему голову на плечо, а
Костя стоял рядом со мной и смеялся.
меня, и больше никого.
еще больше, если бы не ты. Ты мешаешь нашему счастью. Знаешь что? - спросил
он, обрадовавшись чему-то и глядя вниз.
кокосовые пальмы. Сейчас я высажу тебя на этот остров, и ты встретишь там
девушку красивее Биаты и Веры.
голоса...
избавиться от кошмара, я напрягал всю свою волю, старался проснуться.
Наконец раскрыв глаза, я увидел незнакомую комнату, странную мебель, ветер
раздувал на окне кроваво-красные шторы. За окном был незнакомый город. Дома
с острыми крышами, высокие, качающиеся под ветром башни. Я встал с кровати,
пошел к окну и проснулся во второй раз на полу своей комнаты.
только более яркое. Еще плохо соображая, где нахожусь, я искал глазами Биату
и Костю, полный тревоги за их судьбу. Биата еще спала в кресле, сжавшись в
комочек. Костя шепотом что-то говорил, Ки вел авиетку, Петя внимательно
слушал Костю. Внизу стелилось море в белых барашках, невдалеке летели еще
одна авиетка и "Колымага". Нет, все это уже не могло быть сном. Полузакрыв
глаза, я наслаждался охватившим меня блаженным чувством полного покоя и
радости, и в то же время мне было жаль, что мы так скоро оставили планету
моего сна - Линли.
проснулся ли я?" Рассказ его показался мне невероятным. Ведь он рассказывал
мой сон! Все, как мне снилось, с малейшими подробностями. Только кое-где
допускал творческие вольности. Я завозился в кресле. Костя повернулся ко
мне:
фантастический рассказ.
перебивай. Сели мы благополучно на космодром, отшлифованный, вот как эта
панель, даже лучше. Стоим, разминаем затекшие ноги, любуемся. Хотя, по
правде говоря, любоваться нечем. Пейзаж за космодромом - прямо жуткий
пейзаж. Горы, похожие на зубы белой акулы, воздух мутный. И вдруг мы, то
есть Биата первая услышала шипение и звон. На нас двигался строй чудовищ,
похожих на кальмаров. Надо бежать к ракете, спасаться, а ноги не идут назад,
только вперед, и мы пошли - прямо на эту братию. Представляете - идем, но
страха нет. По крайней мере, я не боялся... Ты, Петр, не улыбайся. Все ведь
происходило как наяву.
переглянулись. Костя усмехнулся:
роботами. Прошли мимо, даже не посмотрев на нас. Они шлифовали космодром.
Быстро вращали диски щупальцами. Я сразу понял, что они работают на
солнечных батареях: их покрывали пластинки, отливающие перламутром. На
многих роботах пластинки отскочили или болтались на электродах, поэтому
стоял звон. Довольно приятный.
два солнца - одно зеленое, другое красное - и больше ничего. Мне так
хотелось укрыться от них, но ни дерева, ни кустика... Продолжай, пожалуйста.
победоносный взгляд. Я дополнил:
космодрома. Ты с Биатой отскочил в сторону.
тебя, не надо. Оставь свои фокусы.
Максимов Альберт
Перумов Ник
Быков Василий
Сапковский Анджей
Корнев Павел
Каменистый Артем