огромного полуострова, уходящего на северо-запад от материка, что зовется
Ивлом, или Северным. А сам полуостров - малая часть этого материка. Многое
было в этих рассказах, но главное, что понял Ренкр: неладное и чуждое
творится не только с Хэнналом и Горой, это - по всему миру. Вернее, не
совсем еще по всему, но в большей его части...
выражаться Черный), бессмертный не мог стать равным другом Ренкру, но дух
товарищества возник между ними и за время похода лишь укрепился. Их цели
были разными; по сути, Ренкр так и не узнал, почему Черный отправился с
ним в это путешествие, но озабоченность бессмертного тем, что происходит с
Нисом, была очевидной. А именно это сейчас серьезно начинало волновать его
самого. Где-то на самом краю сознания возникали какие-то смутные догадки -
еще неоформившиеся, только тени догадок, - и оставалось лишь надеяться,
что тени эти обретут плоть раньше, чем... Чем что? Ренкр не знал.
уже был этот нескончаемый, длиной в полжизни переход через горы, когда за
каждым преодоленным горным пиком оказывался новый - и все повторялось
сначала. Где-то уже было широко распахнутое небо, белые рваные куски
облаков, снег и зеленая трава, ледяной ручей и упавший с обрыва диадект,
которого так долго выслеживали, мозоли на руках и загрубевшие ступни,
скрутившийся в тугую пружину боли пустой желудок и намерзший на усах иней,
освещающий пустоту ночи костер и густой вязкий сон, в котором падаешь,
падаешь, падаешь, а дна все нет, и только мох на стенах колодца, мох, к
которому боишься прикоснуться, потому что этот мох может оказаться вдруг
чем-нибудь другим. Например, окровавленным скальпом...
однажды утром, сидя у палатки и помешивая в котелке ложкой заманчиво
пахнущее варево.
поводу. Еще одна гора - и он, кажется, просто сойдет с ума. Именно это он
и сообщил своему спутнику. Тот довольно покачал головой, встал, отряхивая
с колен какой-то желтоватый порошок, принесенный сильным порывом ветра.
полтора часа, когда его взгляд заблудился в высоких мощных стволах. Они
плавно покачивались под порывами сильного ветра, взбивающего перистолистые
верхушки древовидных папоротников и развевающего во все стороны желтоватые
облачка спор. Эта величественная картина зачаровала путников, и Ренкр
почувствовал, как буквально оживает при одной мысли, что с горами
покончено. Да здравствует лес!
обломками стволов; некоторые были повержены сильными ветрами, а некоторые
сгнили и рухнули сами.
ноги себе переломаем.
окутавший деревья со всех сторон - так заботливый внук кутает в плед
немощного деда, чтобы тому не просквозило его старческие ноги. Влага
оседала на одежде, лицах и руках, стекала за шиворот и капала с обвисших
усов, подтверждая еще раз расхожую истину, что в мире нет ничего
идеального. Когда они добрались наконец до первых деревьев, Ренкр уже
готов был сбросить с себя большую часть одежды, чтобы хоть немного
избавиться от этой духоты, но Черный остановил его:
может означать для тебя смерть. И не только укус - некоторые растения ни в
чем не уступают своим животным собратьям. Так что лучше потерпи.
Тот, между прочим, тоже не раздевался: мол, он-то, бессмертный, конечно,
не умрет, но на несколько часов может оказаться выведенным из строя, да и
ощущения при этом получит не совсем приятные. Так и шли, методически
продираясь сквозь листья, ветки, корни, стебли, прорубая путь через
сплетение колючих цепких лиан, проваливаясь по щиколотку в слой сгнивших
листьев, кишащий Создатель знает какими тварями. Ренкра спасали таццы, с
честью выдержавшие весь долгий путь от котлована до этого странного
влажного леса, а Черного... а Черного спасать не надо было. Он сам кого
хочешь спасет. Несколько раз сквозь мощный заслон из кричащих, пищащих,
стрекочущих, жужжащих и еще дракон ведает каких звуков прорывалось громкое
хищное урчание, а однажды - тонкий отчаянный вопль узревшего свою смерть
существа. Ренкр вздрагивал и косился на иномирянина. Тот как ни в чем не
бывало шагал впереди, прокладывая путь. Наверное, не раз бывал здесь и
привык к подобным звукам.
только настороженная тишина, и в этой тишине прозвучал хохот - злобный,
торжествующий, предвкушающий. Черный, ничего не говоря, немного изменил
направление - так, чтобы место, откуда раздался хохот, оказалось за их
спинами. Ренкр воздержался от расспросов, хотя слова от нетерпения аж
пританцовывали на языке.
листьями и ветвями, не начало постепенно тускнеть. Черный придержал Ренкра
за руку и показал куда-то в сплетение стволов, лиан и листьев. Там,
подобно гигантской черной змее, вился широкий ровный тракт.
помимо воли начинал замечать просевшие участки, грязь, рухнувшие стволы,
термитник, выросший прямо посреди дороги, траву, то там, то тут
выглядывавшую на когда-то людном (ну, разумеется, не совсем людном, вернее
даже - совсем не людном, но не "гномном" же!) тракте. Здесь можно было
снять превратившуюся в мокрые тряпки одежду, не опасаясь, что какой-нибудь
лист, к которому ты притронулся, окажется смертельно ядовит. Правда, меня
сильно смущал тот хохот, который мы слышали, продираясь через лес, но в
данном случае одежда не имела никакого значения. Словно откликаясь на мои
мысли, хохот повторился. Кажется, чуть ближе, но будем надеяться, что это
только кажется. Ренкр наконец спросил:
Брарт-О-Дейна... Что такое Брарт-О-Дейн, я расскажу - но чуть позже. Нам
сегодня нужно еще хоть немного пройти до того, как стемнеет.
о которой знает не так-то много народу. Если все выйдет, как я планирую,
мы успеем до нее добраться. После всех этих хохотков из леса предпочитаю
ночевать в доме, даже если этот дом не посещали последние... сколько лет?
Впрочем, для математики сейчас тоже не время. Вот дойдем - тогда будет и
математика, и воспоминания, а сейчас нужно торопиться. Очень торопиться.
Да-а, давненько я не хаживал вместе со смертными, совсем разучился
заботиться о ком-то еще.
меланхолично поднимавшийся к небесам. Впору было удивиться: кто же это не
боится странствовать, идет по тракту, да еще и ночует в заброшенном
домике? Вид у него был тот еще: прохудившаяся крыша с перекошенными
бревнами едва не падает на землю, последние колья от забора валяются почти
на противоположной стороне тракта, а дверь исцарапана чьими-то когтями.
Пока мы приблизились, уже совсем стемнело. Сквозь неплотно прикрытые
ставни наружу падала полоска света.
занозив палец.
табурет, и подошли к двери. Оная широко распахнулась, и к моему горлу
нежно прижался длинный узкий клинок, ярко блестевший в свете от очага.
только криво ухмыльнулся и сделал рукой незаметный знак Ренкру оставаться
на месте и ничего не предпринимать. Тот повиновался, тем более что не был
уверен, сможет ли что-нибудь сделать в этой ситуации. В конце концов,
неизвестно - может, хозяин домика (вернее, тот, кто решил переночевать в
нем) поступил так из простого опасения перед незнакомцами.
- делая ироническое ударение на последнем слове.
войду, не гордый. - И он шагнул в дверной проем.
снаружи. Лишь горел очаг, около которого валялись неаккуратной горкой
нарубленные поленья да стоял рядом грубо сколоченный стол с треногим
табуретом. На столе лежали полураскрытый дорожный мешок и секира в чехле.
Оказалось, "хозяином" был гном - широкоплечий, коренастый, ростом Ренкру
по плечо; он был в кольчуге из неизвестного долинщику темного металла, под
нею виднелась полотняная рубаха с искусно вышитым узором. Широкие штаны
были подвязаны крепким кожаным поясом с причудливой золотистой бляхой,
сапоги - заляпаны свежей дорожной грязью с налипшими поверх листьями и
Свержин Владимир
Перумов Ник
Каменистый Артем
Скальци Джон
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс