ценности древнеазиатской цивилизации, пребывавшей - вплоть до вторжения в
Азию хищнического капитализма - в состоянии практически полного
экономического и хозяйственного застоя, по меньшей мере не уступают
ценностям нашей цивилизации с ее технологическим ускорением.
презрении к чисто материальным благам, в его пренебрежении к эмпирии,
можно часто встретить и у других западных ученых. Леви-Штраус метко
квалифицирует любое суждение в этой области как относительное, поскольку
его автор ведет себя в духе собственных культурных традиций и за "худшее"
или "лучшее" склонен принимать то, что менее или более походит на черты
его собственной цивилизации.
религия долгое время подменяла собой всякую идею научного или технического
прогресса, а своим образом мышления, прививаемым каждому очередному
поколению, заблокировала, надо полагать, всякую возможность рождения в
этой стране самостоятельной революции мысли и действия.
открытие метода дедукции, если бы не возвращение к эмпирии, особенно во
времена европейского Возрождения, то наука в ее теперешнем виде не могла
бы возникнуть. Между тем мистические религиозные доктрины Востока
проникнуты духом глубокого презрения как к логическому мышлению (принцип
исключенного третьего, однозначность понятий, их взаимнооднозначная
сопоставимость объектам и т.п.), так и к технике и опытным исследованиям.
Дело не в том, чтобы вести словесные споры с такими доктринами или
заниматься апологетикой науки. Нужно лишь показать самые что ни на есть
реальные общественные последствия подобных доктрин. При всем содеянном ею
зле именно наука вызволила значительную часть человечества из голодного
существования. Только современная промышленная и биологическая технология
может справиться с проблемами массовой цивилизации, тогда как фундаментом
всех религиозных доктрин азиатского образца является именно равнодушие -
столь же возвышенное, сколь катастрофическое по своим последствиям, -
равнодушие к массовым проблемам, к проблемам непрерывно растущего
человеческого коллектива. Достаточно прочитать то, что могут предложить
сегодня мыслители этого религиозного круга, чтобы увидеть потрясающее
несоответствие их учений и заповедей проблемам современной цивилизации,
кошмарный анахронизм их учений и заповедей. Убеждение этих мыслителей,
будто отдельным людям достаточно жить, следуя прекраснейшим этическим
нормам, которые вытекают из самой гармоничной религии, и тогда
автоматически возникнет идеальная гармония в масштабе всего общества, -
это утверждение столь же ложно, сколь и соблазнительно. Ведь общество
надлежит рассматривать не только как ч_е_л_о_в_е_ч_е_с_к_и_й
к_о_л_л_е_к_т_и_в, но и как м_а_т_е_р_и_а_л_ь_н_у_ю, ф_и_з_и_ч_е_с_к_у_ю
с_и_с_т_е_м_у. Тот, кто расценивает его лишь как собрание личностей,
заблуждается не меньше того, кто захотел бы поступать с ним, как с
системой молекул. Для отдельного человека может быть хорошо одно, а для
общества как целого - другое, и тут необходимо компромиссное решение,
основанное на всестороннем знании. В противном случае, даже если каждый
будет поступать так, как велит ему дух божий, общество, которое из этого
само собой возникает, может оказаться чем-то ужасающим. Для некоторых
удивительное личное мужество и душевная красота Винобы (Индия) 1, который,
странствуя и взывая к сердцам, пытался безвозмездно собрать 50 миллионов
акров земли для бездомных и голодных этой страны, заслоняют совершенно
очевидное поражение религиозно-филантропической акции этого человека,
пытавшегося подобным образом радикально разрешить жгучие общественные
проблемы. И дело не в том, что он не вымолил этих необходимых по его
расчетам миллионов; если бы даже он их и получил, это дало бы лишь
кратковременное облегчение, потому что естественный прирост населения в
скором времени свел бы на нет это преходящее улучшение.
культуры и механического облегчения жизни уродует на каждом шагу то
потенциальное душевное богатство человека, развитие которого должно
служить целью его существования, приводит к тому, что снова и снова
различные люди, в том числе и ученые Запада, обращаются к древней Азии, в
частности к Индии, в надежде, что в буддизме кроется панацея от бездушия
технократии. Но нет ничего более ложного. Таким путем могут "спастись"
лишь одиночки, и те, кто ищет умиротворения, несомненно, могут найти его в
буддийских монастырях (тому есть примеры), но ведь это же типичный уход от
действительности, бегство от нее, если не сказать, интеллектуальное
дезертирство. Ни одна религия не может ничего сделать для человечества,
потому что она не является опытным знанием. Конечно, она уменьшает "боль
бытия" для индивидуумов, - а мимоходом увеличивает сумму несчастий,
мучающих всех, именно вследствие своей беспомощности и бездеятельности по
отношению к массовым проблемам. Так что ее нельзя защищать даже с
прагматической точки зрения как полезное орудие, потому что это орудие
плохое, беспомощное перед лицом главных проблем человечества.
жизни в область личной жизни индивидуума. Но потребность в метафизике
огромна, потому что ее возникновение связано не только с общественными
явлениями. Метафизические системы, будь то туманные и
афористически-многозначительные восточные учения или учения, оперирующие
изысканной логикой, такие, как европейские схоластические системы, всегда
просты, по крайней мере в сравнении с реальной сложностью мира. Именно
этой простотой и к тому же безапелляционной окончательностью своих
объяснений (равно как и умолчаний) они привлекают к себе людей. Ведь
каждая из этих систем может тотчас объяснить нам (правда, каждая
по-своему), что мир возник так-то и так-то, что создал его тот-то и
тот-то, что назначение человека состоит в том-то и том-то.
детерминизм". Согласно этому учению, в_с_е б_е_з и_с_к_л_ю_ч_е_н_и_я
д_у_ш_и б_е_с_с_м_е_р_т_н_ы, з_а в_с_я_к_и_й б_е_з и_с_к_л_ю_ч_е_н_и_я
г_р_е_х последует кара и т.д. Теология не склонна осовременивать свою
методологию, введя между "тем" и "этим" светом индетерминированные
отношения. В "вероятностной" метафизике одна неуслышанная молитва никого
бы не смущала, так как в такой метафизике управляла бы только вероятность:
души были бы бессмертны, но отнюдь не все, за грехи следовала бы кара, но
отнюдь не всегда. Однако в религии отношение между бренным и вечным ближе
к бухгалтерскому расчету, чем к закономерностям Природы.
христианства, - если сравнивать их с буддизмом во всех его оттенках,
представляют собой образец рационально сконструированных и логически
непротиворечивых систем. С тех самых пор, как понятие "нирвана" впервые
проникло в Европу, ученые тщетно пытаются определить его смысл. Нам
говорят, что это не небытие, но и не бытие, нас отсылают к различным
афоризмам, притчам, изречениям Будды и глубокомысленным сентенциям
священных книг. Смерть - это конец существования, но это и не конец его и
т.п. Подобные рассуждения хуже, чем пытка, даже для искушенного в
средневековой схоластике теологического ума. Мистическое ядро обязательно
упрятано именно в парадокс, в логическое противоречие. В христианской
системе тоже есть такие места, но там их роль совершенно иная.
об экспериментальной метафизике, а вместо этого занимаемся чуть ли не
исследованием религий. Для успокоения совести позволю себе сказать, что я
вовсе не хотел очернить буддизм. Это одна из красивейших религий, какие я
знаю. Мои обвинения попросту означают, что я ищу в буддизме то, чего в нем
вообще нет: ответа на вопросы, которых никто в нем и не ставил. Нужно лишь
дать себе ясный отчет, к чему мы стремимся: если жребий человечества нам
вполне безразличен, если мы стремимся изменять не мир, а самих себя и то
лишь с целью как можно лучше приспособиться к действительности на краткий
период собственного существования, то буддизм будет не наихудшим выбором.
Если же поставить выше всего тезис Бентама о "наибольшем благе для
наибольшего числа людей", то ни этические, ни эстетические достоинства
какой бы то ни было религии не могут заслонить от нас того факта, что как
орудие совершенствования мира, исправления его путей она непригодна, она
столь же архаична, как и лозунг "назад к природе".
избежим этого и скажем, что речь идет о том, чтобы каждый человек мог
жить, а удовлетворение потребностей не было для него проблемой -
проблемой, над которой ломают голову правители государств и ученые; это
отсутствие голода, нужды, болезней, тревог и неуверенности является весьма
скромным "благом", но и его слишком еще мало в нашем несовершенном мире.
переводом метафизических моделей на язык кибернетики; это возможно, но
практически ничего не дает. Верующему перевод его credo на язык теории
информации в лучшем случае покажется глупостью, в худшем - богохульством.
Можно было бы, правда, показать, как именно присущее любому гомеостату
стремление к равновесию в определенных случаях завершается "коротким
замыканием": система получает "вечное" равновесие, купленное ценой ложной
или внекритической информации. Вера являлась бы при этом подходе
компенсацией любой экзистенциально-гностической ущербности гомеостатов:
располагая верой, гомеостат был бы согласен существовать и даже чувствовал
бы себя победителем. Здесь господствует несправедливость? - "Там" все
будут равны. Здесь невозможно со многим согласиться? - "Там" будет все
понятно и потому приемлемо. И так далее. Вся эта экзегеза, однако, никуда
не ведет: показ компенсационного происхождения вер еще не опровергает их
догматов. Даже если бы с помощью математического аппарата теории
информации мы показали, как получается, что гомеостат создает суррогатные
метафизические модели существования, как возникает в нем теогония, -
подобное объяснение не решило бы вопроса о существовании денотатов 2 этих
понятий (а именно Бога, загробной жизни, провидения). Можно же было
открыть Америку в поисках Индии и фарфор в поисках алхимического золота,
Лукин Евгений
Гюго Виктор
Херберт Фрэнк
Никитин Юрий
Куликов Роман
Белов Вольф