в нескольких сантиметрах от божественно прекрасного лика.
она такая?
любопытство. К вашему сведению, ее бабка вам почти родня... Когда я попал
сюда, то поначалу работал на плантациях Драконовой гряды, и послали меня
как-то раз пасти стадо. Бреду по склону, гляжу: дитя лежит. Полукровка,
рожденная одной из ваших человеческих наложниц и оказавшаяся фирвулагом...
Такое иногда случается, вам это не хуже меня известно. Вообще-то их
принято возвращать маленькому народу, но там, на Авене, фирвулагов нет,
вот и оставляют ребятишек где попало... Словом, я ее нашел, принес к себе
в хижину, вскормил молоком антилопы. Поначалу мне было просто интересно
смотреть, как она растет. Девчонка сызмальства могла превращаться во
всяких тварей и читала мои мысли. Она быстро сообразила, что я стосковался
по женщине, и поторопилась созреть. Тело у нее оказалось точь-в-точь как у
наших баб.
потом стала мне прислуживать, а уж после... Вы всех женщин себе
оставляете, а нам, голошеим, что делать? Короче, когда девчонка в пору
вошла, я ее повалил. Она меня любила, и нам было хорошо вместе. Я назвал
ее Боргильдой в память об одной своей милашке, там, в Содружестве. Та
Боргильда красивая была, и эта все прихорашивалась, чтоб мне понравиться.
Как-то увидал ее у меня один парень и решил тоже попользоваться. Отдубасил
я его как следует, а он возьми и донеси надсмотрщику. Но когда серые за
нами пришли, нас с Боргильдой уже и след простыл. Перевалили через
Драконову гряду, смастерили лодку из шкур под небольшим парусом и приплыли
на Керсик. А потом она родила ребенка и умерла.
Карин. Она тоже быстро выросла, и мы поселились в деревне первобытных,
тут, на острове. Карин была уже ближе к фирвулагам, чем к нам, и это
отпугивало местных парней. Да и меня они побаивались. Словом, жили мы не
тужили. Потом Карин родила дочку, твою Голду. Как-то ночью налетела
Летучая Охота из Мюрии - тану прежде часто наведывались на Керсик - и всю
деревню с землей сровняла. Уцелели только я и маленькая Голда. Мы
спрятались вот здесь, в пещере... Давно это было...
растянулся на каменном полу.
блеснуло сапфировое лезвие, приближаясь к узорчатой застежке золотого
торквеса на горле Бога.
прикончить хоть одного из вас!
тебе тоже конец! Всем нам... - Старческое тело внезапно свело судорогой;
Айзек выронил нож, закрыл лицо руками и зарыдал.
только в волосы вплела дикий апельсиновый цветок.
пояснила: - Дедушка один раз попробовал меня обидеть. Я тогда еще совсем
маленькая была, но сумела его проучить. Покажи Богу, дедушка.
своенравная девица, в чьих жилах течет кровь фирвулагов, может проучить
того, кто пытается ее изнасиловать.
принялась наряжать своего Бога. Она вертела его легко, как куклу, а он,
объятый ужасом, даже не замечал этого.
нарушил самое страшное табу обеих рас. Фирвулажка! Так вот почему она
такая большая и сильная, такая жизнеспособная! А ее старый, скрюченный
отец-дед когда-то был дюжим человеческим самцом.
помолчала. - Ты ведь убьешь эту гниду, правда? Сделаешь это для меня, как
только сможешь?
него Голда - стеганую куртку и штаны из пузырчатой ткани, покрытой тонкой
металлической сеткой, - исподнее под его стеклянные доспехи. И теперь
облачала его в сами доспехи-набедренники, налокотники и все прочее, за
исключением потерянной правой рукавицы. Вот его подбитые золотом латы с
лучезарной эмблемой, усыпанные розовыми камнями. Теперь очередь за шлемом
- как ослепительно сверкают во тьме грани и геральдический гребень
жар-птицы! Голда оставила забрало поднятым, а сзади подоткнула мех, чтобы
шея не кособочилась от непривычной тяжести.
вдавилась в сверхчувствительное тело. Унижение, отвращение, ненависть
переполняли его, словно клокочущая магма.
Радости!
творить священный акт идолопоклонства. Ее крупное тело отливало цветом
персика, оттененным эбонитово-черными уголками. Помимо своей воли он
оживал, откликаясь на ее желание.
руки, пытался оттолкнуть благоговейно склонившееся над ним лицо. Мышцы
налились свинцом. Сияние все усиливалось.
безмерная, зазывная мягкая плоть поглощала розовое сияние. Погружаясь в
этот омут, он слышал ее крики и жмурился перед лавиной слепящего света,
затмевающей солнце и сознание.
красноватой пустоте и подумал: "Я умер, хуже, чем умер, я проклят".
изнутри, воспламенившее доспехи, опять ослепило его. Бесчисленные болевые
импульсы отдавались в каждой клетке кожи и звенели, пульсировали в такт
бешено стучащему сердцу.
дерево тоже лучилось; оказывается, он может согнуть грубо вытесанные
пальцы. С неимоверным усилием откатившись от тела женщины, он оперся о
стену пещеры и встал. Поток солнечных лучей заливал все вокруг, проникая в
самые темные уголки. Он уловил какое-то движение у входа и двинулся туда.
подглядывать.
Торжествующий смех Бога Солнца походил на рев урагана. Тщедушное тело
Айзека Хеннинга шмякнулось на каменный пол рядом с Голдой. Старые кости
затрещали, раздался жалобный стон. Женщина пошевелилась, вскинула голову,
отупело уставилась сначала на этот мешок с костями, потом поднесла руку к
глазам, чтоб защититься от слепящей ауры Аполлона.
рукой в латной рукавице он схватил старика, а правую, деревянную, объятую
пламенем лапищу поднес к искаженному страхом лицу.
поворачивали его. Смех перешел в пронзительный визг.
себя и то, и другое. Голда смотрела на него расширенными глазами, но
страха в них не было.
апельсиновых лепестков застряли в ее волосах. Ноданн напряг зрение и
разглядел в обширной фирвулажьей утробе двенадцатинедельного зародыша - в
половину его мизинца. Здоровый и сильный плод. Мальчик.
смертельной радиацией проклятой звезды, что восемьсот лет смеялась ему в
лицо? Всемогущему Стратегу до сих пор удавалось зачать лишь слабые
беспомощные создания, и выжили из них всего несколько дочерей.
безмятежно спокойную женщину, чьи гены были для него строжайшим табу. Его
племя противилось этому смешению еще на далеком Дуате, из-за чего едва не
вспыхнула Сумеречная Война. Однако покойный Гомнол, проводя в жизнь свои
евгенические схемы, отчаянно ратовал за такое кровосмешение как за
скорейший путь к активности.
испугался своей теперешней неуклюжести.
я не приду за ним.
Лукин Евгений
Акунин Борис
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Курылев Олег