Чтение 52–й страницы книги ~Опрокинутый мир~

Блейн понравился Элизабет прежде всего своей прямотой: он не
уклонялся даже от самых неприятных вопросов. Но в общем и целом он только
подтвердил то, что Элизабет уже знала и без него: Дистейн с его
Директивой, неустанное перемещение как первейшая заповедь Города,
диковинный облик планеты. Элизабет не пыталась спорить, просто слушала:
опыт внушил ей, что препираться с горожанами бесполезно.

Верховая езда целый день напролет вымотала ее, но, когда она наконец
заползла в спальный мешок, сон пришел не сразу. Реальности не сомкнулись;
едва соприкоснувшись, они оттолкнулись друг от друга и разошлись еще
дальше. Да, она стала понимать горожан и их обычаи несравненно глубже - но
ведь ее-то логику это не поколебало! Они жили, по собственному их
утверждению, в опрокинутом мире, в мире, где все законы природы действуют
шиворот-навыворот, - и она бы поверила им, если бы... если бы не твердая
уверенность в том, что они искренне заблуждаются.

Ее и Гельварда с Блейном окружала одна та же действительность, однако
воспринимали они эту действительность по-разному. А тут-то, чем можно было
помочь?

Леса остались позади; ныне их путь лежал по неровной пустоши,
поросшей кое-где высокой травой да хилыми кустами. Здесь не было ни дорог,
ни тропинок, лошади шли медленно. В лицо дул ровный и прохладный бодрящий
ветерок.

Мало-помалу исчезла всякая растительность, кроме редких пучков
упрямой жесткой травы, цепляющейся за песчаную почву. Мужчины молчали, а
Гельвард так и вовсе застыл в седле, уставясь невидящим взором перед собой
и предоставив лошади выбирать маршрут по своему усмотрению.

Впереди, совсем невдалеке, трава окончательно сходила на нет, и едва
они преодолели рыхлый песчаный холмик, покрытый мелкими камушками, перед
Элизабет открылась полоска дюн, а за нею берег. Лошадь, уже учуявшая
прохладу воды, с готовностью откликнулась на прикосновение каблуков и
легким галопом помчалась по дюнам вниз. На несколько пьянящих минут
Элизабет вовсе отпустила поводья, упиваясь счастьем вольного полета над
кромкой прибоя.

Гельвард и Блейн спустились на берег следом за ней и стали рядом,
спешившись и глядя вдаль, на бескрайний голубой простор. Она подъехала к
ним и тоже спрыгнула наземь.

- А что на запад и на восток? - спросил Блейн.

- То же самое. Я поискал объездной путь, но не нашел.

Блейн вынул из седельной сумки видеокамеру, подсоединил ее к батареям
и плавным круговым движением отснял панораму водной глади.

- Надо отправить разведчиков еще дальше на восток и на запад, -
сказал он. - Такое пространство не пересечь.

- Другого берега даже не видно.

Блейн глянул себе под ноги и нахмурился.

- И почва мне не нравится. Надо вызвать сюда мостостроителей.
По-моему, песок не выдержит тяжести Города.

- Но ведь должен быть какой-то выход!

Оба не обращали на Элизабет никакого внимания. Гельвард достал
какой-то небольшой инструмент и установил его у самой воды. Инструмент был
снабжен треногой и круглой шкалой, подвешенной на оси. Опустив на шкалу
отвес, гильдиер снял с нее показания.

- Мы далеко опередили оптимум, - заявил он наконец. - У нас уйма
времени. Тридцать миль - без малого год по городским часам. Неужели не
успеем?

- Построить мост? Н-да, тут придется повозиться. И людей потребуется
больше, чем у нас есть. А что об этом думают навигаторы?

- Проверяют мое сообщение. Ты же проверяешь меня?

- Проверяю. Только не вижу, что можно к нему добавить.

Гельвард еще с полминуты смотрел на безбрежную ширь, потом будто
вспомнил о существовании Элизабет и обернулся к ней.

Ну, а что вы об этом скажете?

- О чем? Чего вы, собственно, от меня ждете?

- Скажите нам, что наше восприятие нас обманывает. Скажите, что тут
нет реки.

- Это не река, - отозвалась Элизабет.

Гельвард бросил взгляд на Блейна.

- Ну вот, ты слышал. Нам это только мерещится.

Элизабет закрыла глаза и отвернулась. Выносить столь чудовищное
несовпадение реальностей было выше ее сил.

От ветра ее знобило, она стянула с лошади попону и, закутавшись,
отошла за дюны. Мужчины сразу же забыли о своей спутнице, Гельвард вытащил
какой-то другой инструмент. Он считывал показания вслух, голос его на
ветру звенел пронзительно и тоскливо.

Они работали мучительно медленно, кропотливо проверяя друг друга.
Через час Блейн упаковал свою часть снаряжения, сел в седло и поскакал по
берегу в северном направлении. Гельвард остался долго смотрел вслед
компаньону, и сама его поза, как показалось Элизабет, выражала глубокое,
неутешное одиночество и отчаяние.

Она истолковала это как крошечную трещинку в разделявшем их барьере.
Закутавшись в попону еще плотнее, Элизабет спустилась по дюнам к кромке
прибоя и спросила:

- Вы хоть знаете, где находитесь?

Он даже не повернул головы.

- Нет, не знаем. И никогда не узнаем.

- В Португалии. Эта страна называется Португалией. Она в Европе.

Элизабет передвинулась так, чтобы заглянуть ему в лицо.
Секунду-другую он смотрел на нее в упор, но без всякого выражения. Потом
безмолвно покачал головой и прошел мимо женщины к своей лошади. Барьер был
непреодолимым.

Элизабет оставалось лишь последовать его примеру и сесть в седло. Она
пустила лошадь шагом - сначала вдоль берега, затем вкось от воды, в
сторону базового лагеря. Несколько минут - и тревожная синева Атлантики
пропала из виду.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Гроза бушевала всю ночь, и всю ночь никто из нас не сомкнул глаз. Наш
лагерь был расположен в полумиле от моста, и рев обрушивающихся на берег
волн, приглушенный завываниями ветра, достигал нас как монотонный гул. Но
нам, особенно в мгновения затишья, мерещилось, что мы слышим треск и стон
дерева, крошащегося в щепу.

К утру ветер утих, и мы наконец-то заснули. Правда, ненадолго - кухня
задымила, как обычно, с рассветом, и нас позвали на завтрак. За едой все
молчали: темя для разговоров могла быть только одна и ее лучшее было не
трогать.

Затем мы отправились к мосту. И не прошли и пятидесяти ярдов, как
кто-то показал на кусок дерева, выброшенный волнами на берег. Мрачное и,
как выяснилось вскоре, справедливое знамение: от моста не осталось ничего,
кроме первых четырех свай, вбитых в относительно твердый грунт у самых
дюн.

Я взглянул на Леру на эту смену он был здесь старшим.

- Понадобятся бревна, много бревен, - заявил он. - Меновщик Норрис,
возьмите тридцать человек на валку леса.

Меня разбирало любопытство, что-то ответит Норрис: из всех
гильдиеров, занятых на строительстве, он был самым нерадивым и поначалу то
и дело донимал нас пространными нудными жалобами. Но сегодня он и не думал
противиться - видно, детская болезнь бунтарства канула в прошлое. Он
просто кивнул Леру, отобрал себе помощников, и они вернулись в лагерь за
пилами.

- Значит, начнем все сначала? - обратился я к Леру.

- Конечно.

- А новый мост выдержит?

- Если построить его должным образом, надеюсь, выдержит.

Покинув меня, он занялся организацией работ по расчистке
стройплощадки.

Гроза миновала, но огромные и злые волны позади нас все чаще с шумом
обрушивались на берег реки.

Мы трудились весь день, не покладая рук. К вечеру площадка была
расчищена, а Норрис со своей бригадой приволокли на берег четырнадцать
толстых бревен. Теперь мы действительно могли наутро начать все сначала.

Но я не стал дожидаться утра и разыскал Леру. Он сидел в палатке
один, перебирая листочки с набросками моста, хотя мысли его, по-моему,
витали где-то далеко.

Встречи со мной не доставляли ему удовольствия, однако мы с ним здесь
были старшими по рангу, и, помимо того, он понимал, что я не стану
докучать ему без причины. Мы достигли примерно одинакового возраста:
специфика моей работы на севере привела к тому, что я прожил множество
никем не считанных, но субъективно долгих лет. Нам обоим было не слишком
приятно сознавать, что он отец моей бывшей жены, и все же мы теперь стали
ровесниками. Впрочем, ни один из нас не позволял себе прямо говорить об
этом. Сама Виктория с тех давних дней, когда мы были женаты, постарела
всего-то миль на двести, и пропасть между нами достигла такой ширины, что
воспоминания о близости казались игрой воображения.