застывшие стеклянные волны, поверхность валунов и скал тоже сплавилась,
придав долине сходство с ледником, но ледником их камня. Атмосфера исчезла
- об этом говорило небо, безжалостно-черное небо безвоздушных лун. Солнце
тоже изменилось: его свет казался чуждым человеческому глазу. Кассад
запрокинул голову, и светофильтры его скафандра тут же поляризовались,
спасая его сетчатки от буйства энергетических потоков, заполнивших небо
кроваво-красными лентами и непрерывно расцветающими жгуче-целыми цветами.
сейсмических толчков. Гробницы Времени, гладкие и блестящие, как
новенькие, тоже преобразились; из каждого входа, проема и отверстия на дно
долины лились потоки холодного света.
превратился в ледышку от космического холода, сменившего жару пустыни. Он
повернулся к Монете, чтобы расспросить ее поподробнее, но слова замерли у
него на губах, и Кассад вновь перевел взгляд на невероятное дерево.
хрящей: откровенно искусственное и в то же время до ужаса живое. Толщина
его ствола у основания составляла метров двести-триста, да и нижние ветви
почти ничем ему не уступали, но выше ветви и шипы постепенно превращались
в узкие острия - на них-то и были насажены страшные плоды.
невозможным казалось, что они могут уцелеть здесь - в вакууме, за
пределами времени и пространства. Тем не менее все они были живы и
страдали. Кассад видел их муки. Все они были живы. И все испытывали боль.
порог слышимости, как беспрестанный вопль огромной сирены, словно тысячи
неумелых пальцев колотили по тысячам клавиш гигантского органа. Органа
боли. Боль была настолько явственной, что Кассад невольно стал искать ее в
небе - как дым, если это дерево сродни погребальному костру, или как лучи,
если оно - адский маяк.
ветку за веткой, шип за шипом. Люди, извивавшиеся на них, мужчины и
женщины, старые и молодые, принадлежали к разным эпохам - об этом
свидетельствовала одежда и остатки косметики. Многое в них было незнакомо
Кассаду, и он предположил, что это жертвы из будущего. Их были тысячи...
десятки тысяч. И все живые. Мучившиеся от боли!
конце, на трехметровом шипе трепетала знакомая пурпурная накидка.
Насаженное на шип тело, дергаясь и корчась, на миг повернулось к Кассаду.
суставы. Он огляделся вокруг в поисках оружия, заглянул даже внутрь
Хрустального Монолита. Ничего.
притом превосходящее по мощи все то, что он привез с собой на Гиперион.
Размашисто ступая, он двинулся к дереву. Он еще не знал, каким способом
взберется на него, но в том, что взберется, не сомневался. И как снять
оттуда Силена - снять всех - он тоже не знал, но был уверен, что сделает
это, даже ценой собственной жизни.
Между ним и деревом стоял Шрайк.
Вот оно - то, чего он ждал долгие годы. Правое дело, сражаться за которое
он поклялся жизнью и честью двадцать лет назад, на Церемонии Масада.
Единоборство двух воинов. Схватка ради спасения невинных. Полковник
превратил правую руку в серебряный клинок и шагнул вперед.
обнаженного тела. Она указывала рукой на долину, где второй Шрайк
выбирался из гробницы, называемой Сфинксом. Еще один Шрайк показался из
входа в Нефритовую Гробницу. Свет блеснул на шипах и колючей проволоке -
новый Шрайк появился из Обелиска, в пятистах метрах отсюда.
защитнику.
от него встала еще сотня. Он оглянулся назад - легион неподвижных, как
статуи, Шрайков выстроился на холодных дюнах и оплавленных валунах
пустыни.
Скафандры слились в одно целое, и он почувствовал тепло ее плеча. Теперь
они стояли нога к ноге.
нем цветные пятна; сейчас Кассад пытался увидеть ее такой, какой она была
во время их первой встречи, в лесу близ Азенкура. Он вспомнил ее
удивительные зеленые глаза и короткие каштановые прядки, припухшую нижнюю
губу и вкус слез, когда он случайно укусил ее.
под скафандром.
безмолвии космоса лишь ему одному. То был одновременно вопль мятежника из
далекого прошлого человечества, радостное "ура!" выпускника Олимпийской
Школы, резкое "ки-я" каратиста и просто вызов на поединок. И, не
переставая кричать, он побежал через дюны к терновому дереву и к Шрайку,
стоящему прямо под ним.
когти и засверкавших десятками тысяч острых, как скальпели, ножей и шипов.
головой в единоборстве с болью корчились на шипах человеческие фигуры.
скрытых ножен на его запястьях, суставах, груди выползли кривые ятаганы.
ними расстояние.
пришедшего в сознание Хета Мастина из Пещерной Гробницы к Сфинксу.
Близилась полночь; слабое сияние Гробниц разливалось в воздухе, заполняя
всю долину. Наверху, меж скальными стенами, зияла полоска неба с рваными
краями - то были силуэты крыльев Сфинкса. Ламия лежала неподвижно;
отвратительный кабель все так же уползал во тьму Гробницы.
ковру-самолету.
где пришвартован "Бенарес".
баюкать ее.
благородный лоб и высокие скулы.
самоубийством. А если попытаетесь пригнать сюда корабль ради госпожи Брон
и тамплиера, вы окажете благодеяние своим спутникам.
здесь. Отправляйтесь! А я буду ждать вас.
подтянув к себе тяжелый рюкзак с припасами и снаряжением, пересчитал
пакеты НЗ и бутылки с водой, которыми снабдил его Сол.
если потом придется поститься, мне это не в диковинку.
можно еще разок сходить за продовольствием.
поднялся на десять сантиметров над камнем. Если здешнее магнитное поле и
капризничало, невооруженным глазом это было незаметно.
знать - пригодиться.