невозможно было достичь другим способом, не прибегая при этом к силе, он
увидел и последствия этого брака, когда утроба этой дикой женщины была
вырвана из нее. И каждый верноподданный генерал приложил руку к этому
убийству, так как она стремилась расправиться с их главнокомандующим. Он
увидел умного мальчика с чудесными волосами, бегущего к колеснице Темпуса,
чтобы прокатиться верхом, крепко обнимающего его за шею и со смехом
целующего - мальчики, выросшие на севере, не стеснялись поступать таким
образом; все это происходило до того, как Великий Король распустил свою
армию и отправил воинов по домам жить в мире, а Темпус отправился на юг, в
Рэнке, Империю, которая только-только родилась и едва стояла, покачиваясь,
на своих неестественно огромных ногах. И Темпус увидел себя на поле боя с
монархом, его прежним повелителем - хозяева меняются. Его не было там,
когда они захватили Великого Короля, вытащив его из колесницы, и начали
творить над ним Бесконечную Смерть, продемонстрировав непревзойденность
рэнканских варваров в этих делах. Те, кто был там тогда, говорили, что
Король держался вполне мужественно, до тех пор, пока у него на глазах не
кастрировали его сына, которого потом отдали работорговцу, сразу же надев
на него ошейник. Когда Темпус услышал об этом, он отправился на поиски
мальчика по разоренным северным городам, где рэнканцы возвели подлость в
норму поведения и куда они принесли легенды, разящие тех, кто оказывал
сопротивление, сильнее, чем металлические копья. Он нашел Абарсиса в
отвратительной конуре, где его держал работорговец. Мальчик пришел в ужас
от того, что этот воин пытается что-то сделать для него. На обращенном к
Темпусу лице ребенка не промелькнуло даже слабого проблеска радости,
энергичного жеста, выражающего благодарность своему спасителю - маленький
тщедушный герой с трудом волочил ноги по грязной соломе навстречу Темпусу;
глаза раба без страха смотрели на Темпуса, стремясь оценить, чего можно
ожидать от этого человека, бывшего когда-то среди наиболее преданных его
отцу людей, а теперь ставшего просто еще одним врагом рэнканцев. Темпус
вспомнил, как взял ребенка на руки, потрясенный тем, как мало он весит,
как торчат его кости. В этот самый момент Абарсис наконец-то поверил, что
он спасен. Он вспомнил слезы мальчика - Абарсис заставил Темпуса держать
их в секрете. Вспомнил все остальное, но чем меньше думать об этом, тем
лучше. Он нашел ему приемных родителей в скалистой западной части страны,
живших рядом с храмами на берегу моря, где родился сам Темпус и где боги
все еще творили от случая к случаю чудеса. Он надеялся, что боги вылечат
его, чего не сможет сделать любовь.
наблюдая, как угасает пламя. Теперь, ради души Пасынка по имени Абарсис и
над его телом Темпус смирился перед лицом Вашанки и вновь стал слугой
своего бога.
похоронах. После того, как до него дошло, что именно он подслушал, он
пришпорил лошадь так, будто бы за ним гнался тот самый бог, громовой голос
которого достиг его ушей.
быстро соскочил на землю, почти перепрыгнув через лошадь, резко хлопнул
животное по крупу и, присвистнув, велел ей идти домой, а сам скользнул в
трактир, почувствовав при этом такое облегчение, какое, наверное,
испытывает его любимый нож, когда его убирают в ножны.
происходит? У Общих ворот среди солдат полная сумятица.
- Из дворцового подземелья сбежало несколько узников, а из Зала Правосудия
были украдены какие-то предметы, и поблизости не оказалось ни одного
офицера из службы безопасности, которому можно было бы дать нагоняй.
человека, ухмыляющегося без особой радости. Бросив пристальный взгляд в
зеркало, Ганс вытащил из-под плаща сверток из шкур.
плечами, глядя в зеркало.
блестящую стойку, незаметно смахнув с ее поверхности маленький сверток.
продвинуться таким образом? Этого не произойдет. В следующий раз, когда
попадешь в подобные обстоятельства, постарайся их обойти. Или, еще лучше,
вовсе в них не попадай. Я думал, что у тебя больше здравого смысла.
теперь я скажу, что тебе нужно делать. Ненасытное Брюхо - ты возьмешь то,
что я принес тебе, и свой мудрый совет, свернешь их вместе и засунешь себе
в задницу! - и Шедоуспан шагнул к двери на негнущихся ногах, словно
разбуженная кошка, бросив через плечо. - Что же касается здравого смысла,
я думаю, у тебя его не больше.
для нытика.
выкрашенных в белый цвет и окрасил дворцовые парадные площадки.
своих наемников за пределами города, вне досягаемости церберов и
илсигского гарнизона. Их было пятьдесят, но двадцать из них являлись
партнерами, членами трех различных отрядов Священного Союза - наследство,
которое оставил ему Пасынок. Эти двадцать убедили оставшихся тридцать
воинов, что "Пасынки" было бы хорошим названием для отряда, а потом, может
быть, и для всего войска, которым они будут командовать, в том случае,
если дела пойдут так, как все они надеялись.
регулярную армию и в окружение Принца. Они подберут себе людей по своему
собственному усмотрению и на их основе создадут дивизию, на которую с
гордостью будет взирать душа Абарсиса, если только она не будет очень
сильно занята богоборческими сражениями на небесах.
сражении с Джабалом и после него. И этим вечером, когда он завернул за
угол казарм для рабов, которые они переделывали для домашнего скота, он
увидел надпись высотой в два локтя, сделанную овечьей кровью на окружной
защитной стене: "Война - это все, она - король всего, и все приходит в
жизнь через борьбу".
что несмотря на то, что эти дерзкие слова были сказаны им в своем
отрочестве, оставшемся в другом мире, пришло их время. А Пасынок по имени
Абарсис и его последователи склоняли Темпуса к мысли, что, возможно
(именно возможно), он, Темпус, и не был уж тогда таким молодым и таким
глупым, как ему казалось. Если это так, то человек, а следовательно и
эпоха, в которой он живет, склонны жить задним умом.
страдания, которое оно бросало на всю его жизнь. Все его тревоги,
связанные с Принцем, утихли. Зэлбар прошел через все испытания огнем и
вернулся к исполнению своих обязанностей, успокоившись и как следует
призадумавшись. Его отвага вернется к нему. Темпус знал этот сорт людей.
таким способом, к которому прибегали все бывшие гладиаторы - к сражению
один на один. Но теперь в этом не было никакого смысла, так как этот
человек уже никогда не сможет нормально передвигаться, если он вообще
когда-нибудь встанет на ноги.
летнее утро, которое не знало, что оно утро Санктуария и которое, как
казалось Темпусу, должно было быть окровавленным, кричащим или наполненным
мухами, жужжащими над головой. Нет, человек на своем жизненном пути не раз
напарывается на шипы.
сочувствие к Абарсису всякий раз, когда это было в его интересах, но так и
не пришел к пасынкам, несмотря на неоднократные предложения Темпуса. Про
себя Темпус думал, что он, может быть, еще и придет, что он попытается
дважды вступить в одну и ту же реку. Когда его ноги достаточно остынут, он
выйдет на берег зрелости. Если бы он мог лучше сидеть на лошади, то,
возможно, гордость и позволила бы ему присоединиться к ним сейчас же, но
пока он только насмешливо улыбался.
внимания Темпуса, хотя тот с радостью взял бы на себя это бремя, если бы
Шедоуспан выказал хоть малейшее желание помочь нести его.
его должен был только он один, и сложность этой головоломки заставляла его
лихорадочно искать возможные варианты решений, то принимая их, то
отбрасывая, подобно тому, как боги засевают одно поле за другим. Он мог бы
убить ее, изнасиловать, сослать или терпеть, не вступая с нею в
конфронтацию.
в друга. Такого с ней никогда не случалось.