одиночество.
Я отодвинул свой стул подальше, под крышу веранды.
меня, они сидят запершись, прячутся. За последние десять лет три четверти
опытных врачей предпочли уехать за границу, как только им удалось купить
выездную визу. Здесь покупают не разрешение на практику, а выездные визы.
Если хотите обратиться к гаитянскому врачу, поезжайте в Гану.
Первые капли дождя зашлепали по дну бассейна, который теперь снова
пустовал; ночь была так темна, что я не видел лица доктора Мажио - только
кончики его пальцев, как вырезанные из дерева, лежали на ручках кресла.
Раздался телефонный звонок - нет, вы подумайте только, телефонный звонок,
сколько лет я его не слышал? Меня вызывали в городскую больницу к
пострадавшему от несчастного случая. Когда я приехал, я порадовался, как
чисто в палате, да и сестры были молоденькие, в белоснежных халатах (они,
кстати, тоже все сбежали в Африку). Меня встретил мой коллега, молодой
врач, на которого я возлагал большие надежды; сейчас он оправдывает их в
Браззавиле. Он сообщил, что кандидат оппозиции (как старомодно звучат
сегодня эти слова!) подвергся на политическом митинге нападению хулиганов.
Есть осложнения. Его левый глаз в опасности. Я стал осматривать глаз, но
обнаружил, что он цел, зато щека рассечена до кости. Вернулся мой коллега.
Он сказал: "У телефона начальник полиции. Нападавшие арестованы. Президент
с нетерпением ждет результатов обследования. Жена президента прислала
цветы..." - В темноте послышался тихий смех доктора Мажио. - Даже в самые
лучшие времена, - сказал он, - даже при президенте Эстимэ ничего подобного
не было. Сны, порожденные нашими желаниями, если верить Фрейду, редко
бывают такими прямолинейными.
оппозиции.
государство и останутся только местные органы. И Гаити будет всего лишь
одним из избирательных округов.
полке. Это не опасно?
философией и пропагандой. Он не хочет закрывать окно на Восток, пока
американцы снова не дадут ему оружие.
наладятся и американский посол вернется. Вы забываете, Папа-Док - оплот
против коммунизма. Здесь не будет Кубы, не будет и залива Кочинос. Есть и
другие причины. Политические сторонники Папы-Дока в Вашингтоне
одновременно защищают интересы мукомольных предприятий, которые
принадлежат американцам (они мелют грубую муку для народа из импортных
американских излишков пшеницы - поразительно, сколько денег можно выжать
при некоторой изобретательности из самых нищих бедняков). А потом не
забудьте и великой аферы с мясом. Бедняки у нас так же не могут позволить
себе мяса, как и пирожных, поэтому они, наверно, ничего не теряют от того,
что вся здешняя говядина уходит на американский рынок; импортерам не
важно, что она не стандартная, - ведь она идет на консервы для
слаборазвитых стран и, конечно, оплачивается за счет американской помощи.
Американцы ничуть не пострадают, если эта торговля прекратится, зато
пострадает тот политикан в Вашингтоне, который получает по центу с каждого
фунта экспортированного мяса.
морская пехота. Мы хорошо знакомы с этой пехотой. Пожалуй, я пойду драться
за Папу-Дока, если она появится снова. Он по крайней мере гаитянин. Нет,
мы должны это сделать своими собственными руками. Мы - гнусный притон,
который дрейфует где-то рядом с Флоридой, и ни один американец не поможет
нам оружием, деньгами или советом. Несколько лет назад мы испытали на
собственной шкуре, чего стоят их советы. Одна из наших групп сопротивления
установила связь с каким-то сочувствующим в американском посольстве: ей
обещали всяческую поддержку, но сведения об этой группе передали
непосредственно в ЦРУ, а из ЦРУ - прямым ходом к Папе-Доку. Можете себе
представить судьбу этой группы. Государственный департамент не хочет
никаких беспорядков на Карибском побережье.
попытаемся взять власть, морская пехота высадится на острове и Папа-Док
останется хозяином положения. Вашингтону кажется, что у нас в стране
вполне устойчивое положение, правда, туристам тут не очень нравится, но от
туристов все равно одна морока. Иногда они суют нос не туда, куда надо, и
пишут письма своим сенаторам. Ваш мистер Смит был, например, очень
взволнован расстрелами на кладбище. Между прочим, исчез Хамит.
поступать как угодно. Трухильо перебил в самое что ни на есть мирное время
двадцать тысяч наших, это были крестьяне, которые пришли в его страну на
уборку сахарного тростника, - мужчины, женщины и дети; но разве в
Вашингтоне кто-нибудь поднял голос протеста? Трухильо здравствовал после
этого еще двадцать лет, жирея на американской помощи.
дворца, только там его можно настигнуть). А потом, прежде чем толстяк
Грасиа укрепится на его месте, народ может расправиться с ними со всеми.
них есть, на укрепления. Может, они и герои, но им надо научиться жить, а
не умирать. Разве Филипо имеет хоть малейшее представление о партизанской
войне? А ваш бедный хромой Жозеф? Им нужен опытный человек, и тогда, может
быть, через год или два... Мы не трусливее кубинцев, но земля тут у нас
неласковая. Мы ведь уничтожили свои леса, так что приходится жить в
пещерах и спать на камнях. А еще эти вечные ливни...
даже собственных слов. Огни города будто смыло. Я пошел в бар, принес два
бокала рома и поставил их между собой и доктором. Мне пришлось взять его
руку и поднести к бокалу. Мы сидели молча, пока гроза не утихла.
предания седой старины. У вас такой равнодушный вид, а вы ведь здесь
живете.
равнодушной; она бы, пожалуй, ушла туда, в горы.
кусты, на твердый цемент купального бассейна.
людей на свете. Живу, пока живется.
она хотела? Полноты жизни. Но в это понятие для нее входило почти все.
Даже смерть.
действительно любил вашу мать, Браун.
раньше, пока не пришел Папа-Док, чтобы Жозеф суетился в баре, девушки
купались а бассейне, машины подъезжали к веранде; хочу слышать глупый и
веселый гам, звяканье льда в бокалах, смех в кустах, ну и, разумеется,
хруст долларовых бумажек.
под шестьдесят.
экономических законов, а вот вы утратили всякую веру.
ограниченность, не правда ли?
Мажио сказал:
Березин Федор
Зыков Виталий
Гюго Виктор
Махров Алексей
Орлов Алекс
Сертаков Виталий