формы для паштета, просмотрели маленькие кофейные чашечки и ликерные рюмки
и остановились на том, чтобы использовать обратную сторону старинной
стеклянной соковыжималки для апельсинов, перевернутая, она напоминала
сомбреро с желобком по краю. Александра положила ее кверху донышком и
стала осторожно лить горячий воск, он шипел в остроконечном конусе, но
стекло не треснуло. Она подержала верхнюю часть соковыжималки под холодной
струей из крана и постучала ею о край раковины, пока выпуклый восковой
конус, еще теплый, не вывалился ей в руку. Она сжала его, чтобы он стал
продолговатым. Начинающая оформляться человеческая фигурка смотрела на нее
из ладони, четыре раза обмятая ее пальцами. - Черт, - сказала она. - Нам
стоило сохранить хоть несколько ее волосков.
Александра. - Или длинной пилочки для ногтей? Чтобы можно было вырезать?
Сошла бы и шпилька. - Джейн улетела. Она привыкла выполнять указания -
Баха, Поппера, целого сонма покойников. В ее отсутствие Александра
объясняла Сьюки: - Вся соль в том, чтобы не взять больше чем нужно. Каждая
крошка сейчас обладает своей магией.
с деревянной ручкой, побелевшей и размягченной от многочисленных
путешествий в посудомоечную машину. Она прорезала в воске шею и талию.
Крошки упали на суровое полотенце, постеленное на кухонной стойке. Держа
на кончике ножа кусочки воска, а в другой руке под ним зажженную спичку,
она капала воск на проявляющуюся женскую фигурку, чтобы изобразить груди.
Выпуклости живота и бедер были созданы подобным же образом. Как обычно,
ступни она сделала совсем маленькими. Остатки воска разогревались, мялись,
разглаживались, и получились ягодички. Все это время у нее перед глазами
стоял образ девушки, белое тело которой светилось рядом с ванной. Руки
были не так важны, они были просто опущены вдоль тела. Кончиком ножа она
сделала четкий вертикальный надрез, обозначив пол. Другие складочки и
контуры обвела скошенным овальным концом апельсиновой палочки, принесенной
Джейн. Джейн нашла еще один длинный волосок, приставший к волокнам
полотенца. Она поднесла его к окну, чтобы рассмотреть, и, хотя отдельно
взятый волос едва ли обладал цветом, он оказался не черным и не рыжим и
светлее и тоньше волоса из пряди Александры.
сосредоточенной работы над фигуркой, которую она лепила. Краем мягкой
душистой палочки, которой прокалывают ягоду или оливку в бокале, она
вдавила этот единственный волосок в податливую сиреневую головку.
плечо Александры. Ее голос сотряс священный энергетический конус.
это, и создадим его.
близко, что Александра чувствовала на своих руках ее дыхание.
стороной чайной ложки. - Дженни гла-а-денькая.
Она должна принять это лежа. Вот как делают это леди. Мы принимаем
лекарство лежа.
имитируя ее новую прическу под Эву Перон. Недовольство Джейн относительно
лица раздражало, поэтому она краем апельсиновой палочки попыталась
очертить округлые глазницы. Впечатление от неожиданного взгляда этого
серого комочка было пугающим. Александра ощутила внизу живота свинцовую
тяжесть. Пытаясь творить, мы принимаем на себя первородный грех, грех
убийства и необратимости. Острием вилки она проколола пупок в блестящем
лоне фигурки, рожденной, а не сотворенной, соединенной, как все мы, с
праматерью Евой.
раковину. - Быстро. Пока воск совсем не остыл. Сьюки, ты веришь, что это
Дженни?
державшая смычок, толстая и мягкая, рука, пальцами которой она трогала
струны, чересчур развита, с золотистыми ороговевшими мозолями на
огрубевших кончиках пальцев.
просто читая написанное, что Александра предупредила:
слабой из сестер, когда доходило до колдовства; ведь магия подпитывается
любовью, а не ненавистью. Ненависть - лишь ножницы в руках, она не
способна плести нити симпатии, посредством которой ум и дух действительно
приводят в движение материю.
окно которой, заляпанное затвердевшим птичьим пометом, виднелся
неприбранный двор, тем не менее уже украшенный двумя цветущими кустами
кизила. Последние лучи солнца сияли, как расплавленное золото, сквозь
тонкую листву и сплетения темных колеблющихся ветвей, с узором из четырех
лепестков на конце каждой ветки. Желтая пластмассовая ванна, из которой
дети Джейн уже выросли, простояла всю зиму под небольшим наклоном у одного
из деревьев, и в ней полумесяцем стояла грязная вода от растаявшего льда.
Лужайка была бурой, но уже покрылась дымкой новой зелени. Земля оживала.
произнеси эти слова.
Александра приказала Джейн со спокойной уверенностью, торопясь закончить
обряд:
детей?
Подойдут маленькие старые булавки с головками. Даже скрепки для бумаг,
если их распрямить. - Она не стала объяснять, для чего - _чтобы пронзить
сердце_. - И еще, Джейн. Зеркало.
и отражение в зеркале, астральная сущность простых вещей - это еще одно
существо, прибавленное к реальности.
подкрасить глаза.
составные части распадутся.
искусить:
бурбона, прежде чем взглянуть без страха в глаза действительности.
наперсток водки, остальное долей тоником или "Севен Ап", или водой из-под
крана, или чем хочешь. Бедная малышка Дженни.
гостиную и взглянула на восковую фигурку, ей в глаза бросились
несовершенства и асимметрия ее творения - одна нога меньше другой, не
поймешь, где бедра, где живот, где ноги, восковые груди слишком велики. И
кто заставил ее поверить в то, что она скульптор? Даррил. Нехорошо с его
стороны.
открытую Джейн дверь, быстро вбежал в гостиную, стуча когтями по
непокрытому полу. Его маслянисто-черная шкура была туго натянута, кое-где
морщила и, как военная форма, была украшена оранжевыми носочками и пятнами
того же цвета на груди и на морде и двумя маленькими круглыми пятнышками
над глазами. Истекая слюной, он уставился на сложенные лодочками руки
Александры, полагая, что в них что-то съестное. Даже ноздри у Рэндольфа
увлажнились от вожделения, а стоячие уши со складочками внутри казались
продолжением прожорливого кишечника.
собаки казались такими умными, они изо всех сил пытались ее понять.
зеркало для бритья на проволочной подставке, пепельницу, наполненную
разноцветными кнопками, и подушечку для булавок в виде маленького
матерчатого яблока. Было без чего-то семь; в семь сменятся телепередачи, и
ребята запросят есть. Женщины поставили зеркало на кофейный столик,
имитацию рабочего места сапожника, изготовленную тем инженером-механиком,
что уехал в Техас. В серебряном круге зеркала все было увеличено,
растянуто, по краям не в фокусе, яркое и огромное в центре. По очереди
женщины держали куклу перед зеркалом, как перед ненасытной пастью из
другого мира, и втыкали в нее булавки и кнопки.