Чтение 52–й страницы книги ~Планета мистера Сэммлера~

Уоллес просил тебя помочь ему найти тайник.

- Да.

- И что, он обещал тебе вознаграждение?

- Обещал.

- Я не хочу, чтобы ты впутывалась в это дело. Держись от него подальше.

- Принести тебе тост с маслом, папа?

Он не ответил. Она удалилась, унося с собой его мокрые ботинки.

Несколько маленьких самолетиков с урчанием и фырканьем кружили в небе
над Нью-Рошелью. Возможно, Уоллес пилотировал один из них. Для себя самого
- рычащий центр. Для нас - жужжащий шмель, жук, мошка, пробирающаяся на
крылышках сквозь голубые километры. Сэммлер отодвинул свой стул в тень.
То, что на солнце казалось массой сосновой хвои, в тени расщепилось на
отдельные деревья и иглы. И тут из-за высокого забора вынырнул
серебристо-серый "роллс-ройс". Засверкали геометрическими монограммами
великолепные пластины радиатора. Эмиль вышел из машины и посмотрел вверх.
Над домом кружил маленький желтый самолет.

- Это Уоллес, точно. Он говорил, что собирается лететь на "сессне".

- Я тоже полагаю, что это Уоллес.

- Хотел попробовать свой аппарат над знакомыми местами.

- Эмиль, я ждал вас, чтобы поехать на станцию.

- Конечно, мистер Сэммлер. Только поезда сейчас ходят редко. А как
мистер Гранер? Вы что-нибудь знаете?

- Я звонил ему, - сказал Сэммлер. - Никаких перемен.

- Я с удовольствием отвезу вас в город.

- Когда?

- Очень скоро.

- Это помогло бы сэкономить время. Мне надо заехать домой. Вы не
собираетесь на аэродром за Уоллесом?

- Он хочет приземлиться в Ньюарке и доехать автобусом.

- Вы думаете, он знает, что делает, Эмиль?

- Если б у него не было прав летчика, ему бы не позволили летать.

- Я имею в виду не это.

- Он из тех ребят, которые хотят идти по жизни своей дорогой.

- Я не вполне уверен, что он всегда знает, куда идти...

- Он выясняет это по дороге. Он говорит, что так делают "художники
действия" ["Action painters" - направление, возникшее среди американских
художников в середине XX века; культивировало стихийную энергию цветовых
пятен и стремилось свести живопись к регистрации подсознательных импульсов
или системе знаков].

- Хотелось бы верить, что все сойдет хорошо. Ему бы не следовало летать
сегодня. Его чувства, каковы бы они ни были - соперничество с отцом, горе
или что другое, - могут сослужить ему плохую службу.

- Будь это мой отец, я бы сейчас был в больнице. Но теперь все не так.
Нам, старикам, приходится с этим мириться.

Приподняв кепку так, чтобы тень от козырька падала на глаза, Эмиль
следил за жужжащим самолетом. Он открывал взгляду весь свой длинный,
широкий у основания ломбардский нос. Хищное лицо, типичное лицо жителя
северной Италии. Кожа туго облегала кости. Может быть, и в самом деле, как
утверждал Уоллес, когда-то он был Эмилио, лихой шофер знаменитых мафиози.
Но сейчас он достиг возраста, когда у крепко сколоченных людей появляются
первые признаки старческой хрупкости. И осанка не та, и плечи поникли, на
затылке залегли грубые складки. Он прочно связан с замечательным, почти
совершенным средством передвижения по земле. Ему не до соперничества с
воздушным флотом. Он прислонился к капоту, скрестив руки, предварительно
убедившись, что никакая пуговица не царапает блестящее покрытие.
Похлопывает козырьком пахнущей волосами кепки по крупным морщинам, которые
террасами спускаются от волос вниз.

- Видно, он хочет сделать снимки с разной высоты. Вон как низко летает.

- Хорошо, если он не ударится о дом.

- Он мог бы сравнять счет после того потопа, что он тут устроил. Может,
он хотел бы переплюнуть себя самого?

Мистер Сэммлер вытащил из кармана сложенный носовой платок и сунул его
под очки прежде, чем снять их, чтобы скрыть от Эмиля изуродованный глаз. У
него больше не было сил вглядываться, глаз начал слезиться.

- Как знать, - сказал Сэммлер. - Вчера он заявил, что это его
подсознательное Я открыло не ту трубу.

- Да, он и со мной тоже так разговаривает. Но я служу в этой семье уже
восемнадцать лет, и я-то уж понимаю, что к чему. Он очень беспокоится за
доктора.

- Я тоже так думаю. Вы правы. Но этот самолетик... Похож на гладильную
доску со взбивалкой для яиц. Эмиль, у вас есть семья, дети?

- Двое. Уже взрослые, окончили школу.

- Они вас любят?

- Делают вид, что да.

- Это уже кое-что.

Пожалуй, он не попадет в Нью-Йорк вовремя. Да еще Элия просил привезти
вырезки из газет - это тоже задержка. Но об этом он будет думать потом.
Самолет Уоллеса загудел громче. Рев прямо-таки раскалывал череп. У
Сэммлера от грохота заболела голова. Искалеченный глаз ощутил напор
кровяного давления. Воздух раскололся надвое. С одной стороны - эта
ревущая гадость, с другой - свежий ветер и обманчивая ясность весеннего
дня.

Грохочущий, сверкающий, яркий, как яичный желток, маленький самолет,
вспарывая воздух, сделал еще один, совсем низкий, круг над домом. Деревья
закачались и заскрипели.

- Он сейчас разобьется. Следующий раз он ударится о крышу.

- По-моему, ниже уже нельзя, если при этом еще и фотографировать, -
сказал Эмиль.

- Он наверняка спускался ниже дозволенной высоты.

Самолетик спирально взмывал вверх, становясь все меньше и меньше; он
был уже едва слышен.

- Он чуть не сбил трубу.

- Похоже было, но только снизу, - сказал Эмиль.

- Не следовало разрешать ему летать.

- Ну вот, улетел. Может, дальше все будет нормально.

- Мы уже можем ехать? - спросил Сэммлер.

- Я должен в одиннадцать часов привезти уборщицу. По-моему, звонит
телефон.

- Уборщицу? Шула дома, она ответит, если это телефон.

- Шулы нет, - сказал Эмиль. - Я встретил ее, когда подъезжал к дому.
Она шла по дороге с сумочкой.

- Куда шла?

- Не знаю. Может быть, в магазин. Пойду сниму трубку.

Звонили Сэммлеру. Это была Марго.

- Марго? Алло?..

- Мы открыли эти ящики в камере хранения.

- Ну, и что там оказалось? Все, как она сказала?

- Не совсем, дядя. В первом ящике была Шулина хозяйственная сумка, а в
ней всякий обычный хлам. "Крисчен сайенс монитор" недельной давности,
какие-то газетные вырезки и несколько старых номеров "Лайф". Кроме того,
большая пачка листовок студенческих революционных групп. Какое-то
"студенческое демократическое сопротивление". Доктор Лал был шокирован. Он
очень расстроился.

- А во втором ящике?

- Слава Богу, там была рукопись!

- В сохранности?

- Я думаю, да. Он сейчас ее просматривает. - Она сказала не в трубку, а
кому-то там, рядом с ней: - Все страницы на месте? Да, дядя, он думает,
что все страницы в сохранности.

- Что ж, я очень рад. И за него, и за себя. И даже за Шулу. Но где же
копия, которую она сняла в конторе Видика? Наверное, она ее потеряла или
засунула куда-нибудь и забыла. Доктор Лал, наверное, счастлив.

- О, да! Он ждет меня возле киоска с газированной водой. Тут, на
Центральном вокзале, такая толкучка!

- Ты все же должна была постучать ко мне утром. Ты же знаешь, что мне
необходимо быть в городе.

- Дорогой дядя Сэммлер, мы подумали об этом, но ведь в машине все равно
не было больше места. Вы очень сердитесь, или мне показалось? Да, мы могли
бы подвезти вас до станции. - Сэммлер сдержался с трудом, чтобы не
сказать, что они могли бы подвезти до станции ее, Марго, а не его. До чего
же он раздосадован! Но даже сейчас, несмотря на высокое давление и на
острую боль в глазу, он старался быть с ней снисходительным. Что ж, у нее
свои жизненно важные женские цели. Которые мешают понять жизненно важные
цели других людей. Понять его сегодняшнюю тревогу. - Говинда так спешил
уехать поскорее. Он настаивал. Тем более что поездом гораздо быстрее.
Кроме того, я звонила в больницу и говорила с Анджелой. В состоянии Элии
никаких перемен.

- Я знаю, я звонил ему.

- Вот видите! И сейчас ему будут делать какие-то анализы, так что вам
все равно пришлось бы ждать, даже если б вы уже были там. Сейчас я везу
доктора Лала к себе домой обедать. Ведь он почти ничего не ест, а тут, на
Центральном вокзале, какой-то жуткий бедлам. И всюду пахнет жареными
сосисками. Я впервые заметила это благодаря ему.

- Конечно, дома лучше. Безусловно.

- Анджела разговаривала со мной очень разумно. Голос у нее был
печальный, но говорила она рассудительно, с полным пониманием. - Доброта и
снисходительность Марго к окружающим порой были просто невыносимы. - Она
сказала, что Элия все время спрашивает о вас. Он очень хочет вас видеть.

- Мне давно уже следовало быть там...

- Его все равно увезли куда-то вниз, - сказала она. - Так что у вас