Чтение 52–й страницы книги ~Мои скитания~

И пока он жал всем руки, я сорвал с вешалки шапку и пальто, по пути
схватил со стула у двери какую-то бу-тылку запасного вина и, незамеченный,
исчез.

У подъезда на Божедомке в числе извозчиков увидал лихача мальчугана
"Птичку", дремавшего на козлах сво-ей дорогой запряжки.

-- Птичка, на Курский вокзал, вали!

-- Три рубля, -- ответил он спросонья.

-- Вали.

Минут через двадцать я отпустил вспененного рысака, не доезжая до
вокзала, где на подъезде увидал толпу разного начальства и воротами пробежал
на двор к платформе со стороны рельс.

У платформы стоял готовый поезд с двумя вагонами третьего класса
впереди и тремя зеркальными министер-скими сзади.

Я залез под вагон соседнего пустого состава и наблю-дал за платформой,
по которой металось разное началь-ство. а старик Сергей Иванович Игнатов с
седыми ба-ками, начальник станции, служивший с первого дня от-крытия дороги,
говорил двум инженерам:

-- Константин Иванович сейчас приедет. Около Мценска... говорят, весь
поезд... погиб и все... телеграм-ма ужасная... -- слышались отрывистые фразы
Игнатова.

-- Идет, идет, -- прошу садиться. Ну, решил я, -- просят садиться,
будем садиться, Я вскочил прямо с полотна на подножку второго ми-нистерского
вагона, где на счастье была незапертая дверь, и нырнул прямо в уборную. Едва
я успел захлоп-нуть дверь, как послышались голоса входящих в вагон.

Через минуту свисток паровоза, и поезд двинулся и помчался, громыхая на
стрелках... Вот мы уже за горо-дом... поезд мчится с безумной скоростью,
меня бросает на лакированной крышке... Я снял с себя неразлучный пояс из
сыромятного калмыцкого ремня и так привернул ручку двери, что никаким ключом
не отопрешь.

Остановились в Серпухове, набрали наскоро воды, по-летели опять. Кто-то
подошел к двери, рванул ручку и, ус-покоившись,-- "занято"-- ушел. Потом еще
остановка, опять воду берут, опять на следующем перегоне проба отворить
дверь... А вот и Тула, набрали воды, мчимся. Кто-то снова пробует вертеть
ручку и ругаясь уходит,

Через минуту слышу голоса:

-- Посмотри, не испортился ли запор. Слышу металлический звук
кондукторского ключа и издаю громкое недовольное рычание и начальственным
тоном спрашиваю:

-- Кто там?

-- Виноват, ваше превосходительство, и -- потом тот

же голос отвечает, -- нет, занято. -- И меня уже больше никто не
беспокоил. Я ехал ничего невидя сквозь запер-тое матовое стекло,а опустить
его не решался. Страш-но хотелось пить после "трезвиловки" и селянки, и как
я обрадовался, вынув из кармана пальто бутылку. Ока-зался "Шатоля Роз". А не
будь этой бутылки -- при томящей жажде я был вынужден выдать свое
присутст-вие, что было бы весьма рискованно.

Во время происшествий начальство не любит коррес-пондентов.

Вот, наконец, Скуратове, берут воду... у самого окна слышу разговор:

-- За Чернью, около Бастыева. Всю ночь был такой ливень, такой
ливень... Вырвало всю насыпь, и поезд рухнул.

А потом голоса слились и ушли. После бешеной езды поезд быстро
останавливается. Слышу шаги выходящих и разговоры:

-- Сейчас, тут рядом, ваше превосходительство, из-вольте видеть, где
народ.

Я развязал ремень и, когда голоса стихли, вышел на площадку и
соскользнул на полотно через левую дверь.

x x x

Это место стало гуляньем: из Москвы и Петербурга вскоре приехали:
Львов-Кочетов, из "Московских ведо-мостей", А. Д. Курепин, из "Нового
времени", Н. П. Кичеев из "Новостей" Нотовича, и много, много разных
корреспондентов разных газет и публики из ближайших городов и имений.

Ширь, даль, зелень. По обе стороны этого многолюд-ного экстренного
лагеря кипела жизнь, вагоны всех классов от товарных до министерских,
населенные вся-ким людом, начиная от прокурора палаты и разных инженер
генералов до рабочих депо и землекопов. Город на колесах.

А еще дальше вокруг кольцо войск охраны и толпы гуляющих зевак,
съехавшихся сюда, как на зрелище.

Это двести девяносто шестая верста от Москвы... ме-сто без названия. И
в первой телеграмме, посланной мной в газету в день прибытия, я задумался
над назва-нием местности. Я спросил, как называется эта ближай-шая деревня?

-- "Кукуевка", -- ответили мне, и я телеграфировал о катастрофе под
деревней Кукуевкой. Отсюда и пошло "Кукуевская катастрофа", "Кукуевский
овраг", и "Кукуевцы", -- последнее об инженерах.

-- Кукушка, прокукуй мне про Кукуй, -- сострил кто-то в "Будильнике".

Вспоминаю момент приезда; впереди шел К. И. Карташев, за ним инженеры,
служащие и рабочие... Огром-ный глубокий овраг пересекает узкая, сажень до
двадца-ти вышины, насыпь полотна дороги, прорванная на боль-шом
пространстве, заваленная обломками вагонов. На том и другом краю
образовавшейся пропасти полувисят готовые рухнуть разбитые вагоны. На дне
насыпи была узкая, аршина в полтора диаметром, чугунная труба -- причина
катастрофы. Страшный ночной ливень 29 июня 1882 года, давший море воды,
вырвал эту трубу, вымыл землю и образовал огромную подземную пещеру в
на-сыпи, в глубину которой и рухнул поезд... Два колена трубы, пудов по
двести каждая, виднелись на дне доли-ны в полуверсте от насыпи, такова была
сила потока...

Оторвался паровоз и первый вагон, оторвались три вагона в хвосте, и вся
средина поезда, разбитого в дре-безги, так как машинист, во время крушения
растеряв-шись, дал контрпар, разбивший вагоны, рухнула вместе с людьми на
дно пещеры, где их и залило наплывшей жид-кой глиной и зысыпало землей,
перемешанной тоже с обломками вагонов и трупами погибших людей.

Четырнадцать дней я посылал с нарочным и по теле-графу сведения о
каждом шаге работы... и все это печа-талось в "Листке", который первый
поместил мою боль-шую телеграмму о катастрофе и который шел в это вре-мя на
расхват.

Все другие газеты опоздали. На третий день ко мне приехал с деньгами от
Н. И. Пастухова наш сотрудник А. М. Дмитриев, "Барон Галкин".

-- Телеграфируй о каждой мелочи, деньгами не стес-няйся, -- писал мне
Н. И. Пастухов, и я честно испол-нил его требование.

С момента начала раскопок от рассвета до полуночи я не отходил от
рабочих. Четырнадцать дней! С 8 июля, когда московский оптик Пристлей
поставил электриче-ское освещение, я присутствовал на работах ночью,
дре-мал, сидя на обломках, и меня будили при каждом по-казавшемся из земли
трупе.

Денег на расходы не жалел.

Я пропах весь трупным запахом и более полугода по-том страдал
галлюцинацией обоняния и окончательно не мог есть мясо.

Первый раз я это явление почувствовал так: уже в конце раскопок я
как-то поднялся наверх и встретил среди публики моего знакомого педагога --
писателя Е. М. Гаршина, брата Всеволода Гаршина. Он увидел меня и ужаснулся.
Действительно, -- обросший волоса-ми, нечесаный и немытый больше недели, с
облупившимся от жары загоревшим до черна лицом я был страшен.

-- Ты ужасен, поедем к нам, это рядом, поедем! Вот мои лошади.
Вымоемся, передохнем, -- стал он меня уговаривать.

В этот день экстренного ожидать было нечего: на де-вятой сажени сверху,
на всем пространстве раскапыва-ния пещеры был толстый слой глины, который
тщетно снимали и даже думали, что ниже уже ничего нет. Но на самом деле, под
этим слоем оказалось целое кладби-ще.

Я провел Гаршина по работам, показал ему внизу, далеко под откосом,
морг, вырытый в земле, куда скла-дывались трупы, здесь их раздевали,
обмывали, призна-вали, а потом хоронили.

Запах был невыносимый... Как раз в это время, когда мы вошли, в морге
находился прокурор Московской су-дебной палаты С. С. Гончаров, высокий,
англизирован-ный, с бритым породистым лицом, красиво бросавший в глаз
монокль, нагибаясь над трупом. Он энергично вел следствие и сам работал день
и ночь.

Это тот самый С. С. Гончаров, который безбоязненно открыл хищения в
Скопинском банке, несмотря на чи-нимые Петербургом препятствия, потому что
пайщиками банка были и министры и великие князья.

Про него тогда на суде и песенку сложили:

Много в Скопине воров,

Погубил их Гончаров.

На суде в качестве репортера от Петербургской газе-ты присутствовал
Антон Чехов, писавший прекрасные отчеты.

Не выдержал ароматов морга Е. М. Гаршин, и мы помчались на его паре в
пролетке.

Я захватил с собой новую розовую ситцевую рубаху и нанковые штаны,
которые "укупил" мне накануне во Мценске мой стременной Вася, малый из
деревни Кукуевки, отвозивший на телеграф мои телеграммы и неотступно
состоявший при мне во все время для особых поручений.

На мой вопрос, к кому мы едем, Гаршин мне ответил, что гостит он у
знакомых, что мы поедем к нему в садо-вую беседку, выкупаемся в пруде, и
никто нас беспо-коить не будет.

Проехали верст пять полями. Я надышаться не мог после запахов морга и
подземного пребывания в раскопках, поливаемых карболкой.

Мы поехали к парку, обнесенному не то рвом, не то изгородью, не помню
сейчас. Остановились, отпустили лошадей, перебрались через ров и очутились в