ему не даю!
Партизаны Сеславин и Фигнер, по условию, съехались у деревни
князя Вяземского, Астафьева. Фигнер объявил, что ему на время
разрешено действовать самостоятельно, и просил наставлений и
советов у более опытного товарища. Сеславин уступил ему из своего
отряда двух кавалеристов, в том числе молоденького юнкера,
который особенно просился к Фигнеру. Невысокий, черноволосый и
сухощавый, этот юнкер, в казачьей одежде, казался робким
мальчиком, но лихо ездил верхом. Купленный им у казаков донской
конь Зорька был сильно худ, но не знал усталости. Фигнер в ту же
ночь с этим юнкером ускакал по направлению к Москве.
[Иллюстрация] Французы окончательно покинули Москву 11 октября.
дней в Петербурге, в "Северной почте" от 19 октября, достигло
Паншина, где в это время проживала с семьей княгиня, лишь в конце
октября. Газетные реляции, впрочем, были уже предупреждены
словесной молвой. Все терялись в догадках, куда скрылась Аврора.
Известий от нее, после письма из Серпухова, не приходило. Княгиня
была в неописанном горе. Ксения и ее муж не знали, как ее
утешить. Прогремели сражения под Тарутином, где был убит ядром
Багговут, под Малоярославцем и Красным, где французы потеряли
почти всех своих шедших с ними пленных. Не допущенный русскими к
Калуге, Наполеон поневоле бросился на опустошенную им же самим
дорогу к Смоленску. Французская армия, гонимая отдохнувшими и
окрепшими русскими войсками, шедшими за нею по пятам, вдвинулась
в пространство между верховьями Днепра и Двины. Озлобленный
неудачами, Наполеон повел эту армию к Березине, теряя от трех,
открытых им в России, стихийных сил - невылазной грязи, страшного
мороза и казаков - тысячи солдат и лошадей. Не менее того на этом
пути вредили неприятелю и отважные партизаны.
Пронеслись вести о подвигах полковника-поэта Давыдова,
Орлова-Денисова, князей Кудашева и Вадбольского, Сеславина,
Фигнера и других отчаянных смельчаков. Называли и другие, менее
известные имена, в том числе дьякона Савву Скворцова, мстившего
за похищенную у него жену. Он в какой-то вылазке, подкравшись из
леса, размозжил дубиною голову французскому артиллеристу,
готовившемуся выпалить картечь в русский отряд, и небольшая
французская батарея стала добычею русских без боя. О партизанах
рассказывали целые легенды. Фигнер, по слухам, не застав
Наполеона в Москве, усилил свой отряд новыми охотниками и
бросился по Можайской дороге. Здесь он отбил обширный
неприятельский обоз, захватил более сотни пленных и, на глазах
французского арьергарда, взорвал целый вражеский артиллерийский
парк. В толках о партизанах стали упоминаться и женские имена. В
обществе говорили об отваге и храбрости девицы Дуровой, принявшей
имя кавалериста Александрова, и о других двух героинях, не
оставивших потомству своих имен. Предводительствуя небольшими
летучими отрядами из гусаров, казаков и доброхотных разночинцев,
смелые партизаны неожиданно появлялись то здесь, то там и день и
ночь тревожили остатки великой французской армии, отбивая у нее
подводы с припасами и московскою добычей, артиллерию и целые
транспорты больных и отсталых. При обозах отбивали и отряды
пленных, которых враги гнали с собою в качестве носильщиков и
прислуги. Победы русских под Красным окончательно расстроили
французскую армию. В этих сражениях, с 3 по 6 ноября, французы
потеряли более двадцати шести тысяч пленными, в том числе семь
генералов, триста офицеров и более двухсот орудий. Началось
сплошное бегство разбитых и изнуренных бездорожьем, голодом и
болезнями остатков Наполеоновых полчищ.
Поля давно покрылись снегом. Начались сильные морозы,
сопровождаемые ветром и метелями. Но вдруг снова потеплело. Стужа
сменилась туманами. Начало таять. По дорогам образовались выбоины
и невылазная грязь. Кутузов, сопровождая свои ободренные победой
отряды, ехал то в крытых санях , то в коляске и даже, смотря по
пути, на дрожках. На дневке, 6 ноября, князь, осматривая верхом
биваки, часу в пятом дня приблизился к лагерю гвардейского
Семеновского полка. Его сопровождали несколько генералов и
адъютантов. Все были в духе, оживленно и весело толковали об
окончательном поражении корпуса Нея, причем в одном из
захваченных русскими обозов был даже взят маршальский жезл
грозного герцога Даву.
Вечерело. Густой туман с утра плавал над полями, среди него
кое-где, как острова, виднелись опустелые деревеньки и чернели
вершины леса. Светлейший подъехал к палатке командира гвардейцев,
генерала Лаврова, невдали от которой молоденький офицер в
артиллерийской форме снимал карандашом портрет с тяжелораненого,
тут же сидевшего своего товарища. Князь и его свита сошли с
лошадей. Князю у палатки поставили скамью, на которую он, кряхтя
и разминая усталые члены, опустился с удовольствием, поглядывая
на смешавшегося рисовальщика.
- Как ваша фамилия? - спросил Кутузов, подозвав его к себе.
- Квашнин, ваша светлость, - ответил, краснея, офицер, - я это
так-с, карандашом для его отца
- Что же, и отлично. Я вас где-то видел?
- После моего плена в Москве, и ваша светлость еще тогда
удивлялись, как я вынес, - заторопился, еще более краснея,
офицер, - я был тогда ординарцем Михаила Андреича...
- А с кого рисовали?
- Тюнтин, товарищ... оба мы под Красным...
Кутузов более не слушал офицера. Сопровождавшие князя гвардейские
солдаты-кирасиры, сойдя в это время с лошадей, стали вокруг него
с отбитыми неприятельскими знаменами, составив из них для защиты
от ветра, нечто вроде шатра. Кутузов смотрел на эти знамена.
Туман вправо над полем разошелся, и заходящее солнце из-за холма
ярко осветило ряды палаток, пушки, ружья в козлах и оживленные
кучки солдат, бродивших по лагерю и сидевших у разведенных
костров. Денщики полкового командира разносили чай. Кто-то стал
читать вслух надписи над знаменами.
- Что там? - спросил, опять глянув на эти знамена, Кутузов. -
Написано "Австерлиц"? да, правда, жарко было под Австерлицем; но
теперь мы отомщены. Укоряют, что я за Бородино выпросил
гвардейским капитанам бриллиантовые кресты... какие же навесить
теперь за Красное? Да осыпь я не только офицеров - каждого
солдата алмазами, все будет мало. Князь помолчал. Он улыбался.
Все в тихом удовольствии смотрели на старого князя, который
теперь был в духе, а за последние дни даже будто помолодел.
- Помню я, господа, лучшую мою награду, - сказал Кутузов, -
награду за Мачин; я получил тогда георгиевскую звезду. В то время
эта звезда была в особой чести, я же был помоложе и полон
надежд... Есть ли еще здесь кто-нибудь между вами, кто бы помнил
тогдашнего, молодого Кутузова? нет? еще бы... ну, да все равно...
Вот и получил я заветную звезду. Матушка же царица, блаженной
памяти Екатерина, потребовала меня в Царское Село. Еду я;
приехал. Вижу, прием заготовлен парадный. Вхожу в раззолоченные
залы, полные пышными, раззолоченными сановниками и придворными.
Все с уважением, как и подобало, смотрят на храброго и статного
измаильского героя, скажу даже - красавца, да, именно красавца!
потому что я тогда, в сорок шесть лет, еще не был, как теперь,
старою вороной, я же... ни на кого! Иду и думаю об одном - у меня
на груди преславная георгиевская звезда! Дошел до кабинета, смело
отворяю дверь... "Что же со мной и где я?" - вдруг спросил я
себя. Забыл я, господа, и "Георгия", и Измаил и то, что я
Кутузов. И ничего как есть перед собою невзвидел, кроме небесных
голубых глаз, кроме величавого, царского взора Екатерины... Да,
Корнев Павел
Прозоров Александр
Василенко Иван
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Белов Вольф