и расписания; железнодорожные стоянки для наемных карет и кэбов;
железнодорожные омнибусы, железнодорожные улицы и здания, железнодорожные
прихлебатели, паразиты и льстецы в неисчислимом количестве. Было даже
железнодорожное время, соблюдаемое часами, словно само солнце сдалось. Среди
побежденных находился главный трубочист, бывший "невер" Садов Стегса,
который жил теперь в оштукатуренном трехэтажном доме и объявлял о себе на
покрытой лаком доске с золотыми завитушками как о подрядчике по очистке
железнодорожных дымоходов с помощью машин.
стремительно неслись и снова возвращались пульсирующие потоки - подобно
живой крови. Толпы людей и горы товаров, отправлявшиеся и прибывавшие
десятки раз на протяжении суток, вызывали здесь брожение, которое не
прекращалось. Даже дома, казалось, были склонны упаковаться и предпринять
путешествие. Достойные восхищения члены парламента, которые лет двадцать
тому назад потешались над нелепыми железнодорожными теориями инженеров и
устраивали им всевозможные каверзы при перекрестном допросе, уезжали теперь
с часами в руках на север и предварительно посылали по электрическому
телеграфу предупреждение о своем приезде. День и ночь победоносные паровозы
грохотали вдали или плавно приближались к концу своего путешествия и
вползали, подобно укрощенным драконам, в отведенные для них уголки, размеры
которых были выверены до одного дюйма; они стояли там, шипя и вздрагивая,
сотрясая стены, словно были преисполнены тайного сознания могущественных
сил, в них еще не открытых, и великих целей, еще не достигнутых.
"ни одна пядь английской Земли", на которой были разбиты Сады Стегса, не
находилась в безопасности!
каретой и Сьюзен, встретил человека, который некогда проживал в этой ныне
исчезнувшей стране и оказался не кем иным, как главным трубочистом,
упомянутым выше, растолстевшим и стучавшим двойным ударом в свою собственную
дверь. По его словам, он хорошо знал Тудля. Он имеет отношение к железной
дороге, не так ли?
двор, пересечь его и снова второй поворот направо. Номер одиннадцатый -
ошибиться они не могли, но если бы это случилось, им нужно только спросить
Тудля, кочегара на паровозе, и всякий им покажет, где его дом. После такой
неожиданной удачи Сьюзен Нипер поспешно вылезла из кареты, взяла под руку
Уолтера и пустилась во всю прыть пешком, оставив карету ждать их
возвращения.
шли быстрым шагом.
сказала Сьюзен и с необычайной резкостью добавила: - Ох, уж эти Блимберы!
Уолтер, - сказала Сьюзен, - когда у нас столько бед, о которых приходится
думать, стала нападать на кого-нибудь, в особенности на тех, о ком милый
маленький Поль отзывается хорошо, но могу же я пожелать, чтобы все семейство
было послано на работу в каменистой местности, прокладывать новые дороги, и
чтобы мисс Блимбер шла впереди с мотыгой!
удивительное пожелание доставило ей облегчение. Уолтер, который и сам к тому
времени запыхался, летел вперед, не задавая больше вопросов; и вскоре,
охваченные нетерпением, они подбежали к маленькой двери и вошли в опрятную
гостиную, набитую детьми.
Ричардс, миссис Ричардс, поедемте со мной, родная моя!
открытое лицо и полная фигура показались среди обступавших ее детей.
это была не я, хотя, пожалуй, нелюбезно так говорить, но маленький мистер
Поль очень болен и сегодня сказал своему папаше, что был бы рад увидеть свою
старую кормилицу, и он и мисс Флой надеются, что вы со мной поедете, и
мистер Уолтер также, миссис Ричардс, - забудьте прошлое и сделайте доброе
дело, навестите дорогого крошку, который угасает. Да, миссис Ричардс,
угасает!
слушая, что она говорит; все дети собрались вокруг (включая и нескольких
новых младенцев); а мистер Тудль, который только что вернулся домой из
Бирмингема и доедал из миски свой обед, отложил нож и вилку, подал жене
чепец и платок, висевшие за дверью, затем хлопнул ее по спине и произнес с
отеческим чувством, но без цветов красноречия:
кучер; и Уолтер, усадив Сьюзен и миссис Ричардс, сам занял место на козлах,
чтобы не было больше никаких ошибок, и благополучно доставил их в холл дома
мистера Домби, где, между прочим, заметил огромный букет, напомнивший ему
тот, который капитан Катль купил утром. Он бы охотно остался узнать о
маленьком больном и ждал бы сколько угодно, чтобы оказать хоть какую-нибудь
услугу, но с болью сознавая, что такое поведение покажется мистеру Домби
самонадеянным и дерзким, ушел медленно, печально, в тревоге.
попросил вернуться. Уолтер быстро повернул назад и с тяжелыми предчувствиями
переступил порог мрачного дома.
ГЛАВА XVI
прислушиваясь к шуму на улице, мало заботясь о том, как идет время, но следя
за ним и следя за всем вокруг пристальным взглядом.
струились по противоположной стене, как золотая вода, он знал, что близится
вечер и что небо багряное и прекрасное. Когда отблески угасали и, поднимаясь
по стене, прокрадывались сумерки, он следил, как они сгущаются, сгущаются,
сгущаются в ночь. Тогда он думал о том, как усеяны фонарями длинные улицы и
как светят вверху тихие звезды. Мысль его отличалась странной склонностью
обращаться к реке, которая, насколько было ему известно, протекала через
великий город; и теперь он думал о том, сколь она черна и какой кажется
глубокой, отражая сонмы звезд, а больше всего - о том, как неуклонно катит
она свои воды навстречу океану.
редко, что он мог расслышать их приближение, считать их, когда они
замедлялись, и следить, как они теряются вдалеке, он лежал и глядел на
многоцветное кольцо вокруг свечи и терпеливо ждал дня. Только быстрая и
стремительная река вызывала у него беспокойство. Иной раз он чувствовал, что
должен попытаться остановить ее - удержать своими детскими ручонками или
преградить ей путь плотиной из песка, - и когда он видел, что она
надвигается, неодолимая, он вскрикивал. Но достаточно было Флоренс, которая
всегда находилась около него, сказать одно слово, чтобы он пришел в себя; и,
прислонив свою бедную головку к ее груди, он рассказывал Флой о своем
сновидении и улыбался.
начинал искриться в комнате, он представлял себе - нет, не представлял! он
видел - высокие колокольни, вздымающиеся к утреннему небу, город, оживающий,
пробуждающийся, вновь вступающий в жизнь, реку, сверкающую и катящую свои
волны (но катящуюся все с тою же быстротой), и поля, освеженные росою.
Знакомые звуки и крики начинали постепенно раздаваться на улице; слуги в
доме просыпались и принимались за работу; чьи-то лица заглядывали в комнату,
и тихие голоса спрашивали ухаживающих за ним, как он себя чувствует. Поль
всегда отвечал сам:
людей, сновавших взад и вперед, и засыпал, или его снова начинала тревожить
беспокойная мысль - мальчик вряд ли мог сказать, было то во сне или наяву, -
мысль об этой стремительной реке.
он. - Мне кажется, она меня уносит.
испытывал радость, заставляя ее опустить голову на его подушку и отдохнуть.
тобой!
них, в то время как она лежала возле него; часто наклонялся, чтобы
поцеловать ее, и шепотом говорил тем, кто находился с ними, что она устала и
что она столько ночей не спит, сидя подле него.
струилась по стене.
вместе поднимались наверх, - и в комнате было так тихо, а Поль так
пристально следил за ними (хотя он никогда и никого не спрашивал, о чем они
говорят), что даже различал тиканье их часов. Но внимание его
сосредоточивалось на сэре Паркере Пепсе, который всегда садился на край его
кровати. Ибо Поль слышал, как говорили, давно-давно, что этот джентльмен был
при его маме, когда она обвила руками Флоренс и умерла. И он не мог забыть
об этом. Он любил его за это. Он его не боялся.